…и как кстати зазвонил телефон! И как облегчительно было услышать в трубке Настин голос!
– Привет, – сказала она.
И от одного этого слова в квартире повеяло летом, детством, счастьем… А может, она была экстрасенсом? Доброй волшебницей? Только безо всяких цыганских серёг и объявлений «Лечу склюёз». И даже без Ирусиного таланта счастливой жизни…
– Как дела? – спросила она.
– Нормально, спасибо!
И Зое захотелось немедленно рассказать ей всю свою жизнь, поделиться всеми тайнами, пожаловаться на все проблемы… Впрочем, зачем жаловаться добрым волшебницам? Им и без того всё известно!
– А я тут разбираю книжные завалы, – сообщила волшебница. – И обнаружила пару книжек для тебя. Одна – «Развитие техники игры на фортепиано», для учителей музыки. А другая – «Константин Игумнов». Это же пианист, да?
– Игумнов? Да, пианист! – в восторге вскричала Зоя.
Эта книга-мечта, книга-легенда когда-то имелась у Виктории Громовой. И, обёрнутая прозрачной компрессной бумагой, давалась выпускницам-четверокурсницам для прочтения. Для приобщения к святая святых. И содержалась в ней не какая-нибудь художественная биография, а подлинные документы: концертный репертуар разных лет, снимки афиш, фотографии знаменитости с младых ногтей и до седых волос. В книге освещались также тонкости технического развития и особенности звукоизвлечения, а кроме того, индивидуальные секреты мастерства фортепианного гения. Говорили, что у прочитавшего эту книгу автоматически увеличивается темп этюдов и амплитуда оттенков в пьесах…
За год до Зоиного выпуска книгу оставил на троллейбусной остановке Кирилл Кривошеин, отличник по специальности и, быть может, единственный изо всего училища кандидат в НАСТОЯЩИЕ ИСПОЛНИТЕЛИ.
Не потому ли в том же году он провалился в Московскую консерваторию?
И не потому ли Зое так никогда и не удалось вновь обрести ОЩУЩЕНИЕ КЛАВИАТУРЫ?
– Ну так заходи! – предложила Настя. – Возьми!
Наверное, таким же голосом фея говорила Золушке: «Ну так надевай же своё новое платье! И хрустальные туфельки!»
– …и вторую тоже.
Некоторое время Зоя слушала, как замирают в трубке волшебные колокольчики. И только потом отозвалась:
– Вторая у меня есть, спасибо… Да честно говоря, так надоело эту технику развивать! – неудержимо понесло-таки её на откровения. – Если бы это хоть кому-нибудь из класса было нужно… А обиднее всего, что сама и виновата. Ну не умею я заинтересовать ребёнка! Даже своего! Не дано – и точка. Это ведь тоже талант должен быть! А из моего класса в училище никто никогда не поступал. Ни один человек в жизни, представляешь? И не собирался даже. Всё жду, жду каждый год… И надоело уже, знаешь как? Конечно, про тех, которые просто время проводят, я вообще не говорю. Некоторые родители думают, музыкальное образование – это корочка, чтоб родственникам и знакомым похвастаться: ребёнок закончил школу искусств! И ребёнок это чувствует. И только и ждёт – когда же ЗАКОНЧИТ? И я вместе с ним мучаюсь… Но есть же и другие. А я даже с ними не могу…
Растерянное молчание после этих признаний длилось лишь пару секунд.
– Но ведь не все же могут выражать себя – через других! – рассудительным тоном заметила фея. – И далеко не все этого хотят! И не обязаны. Ведь кто-то должен выражать себя – через себя. Конечно, у каждого свой талант!
– Именно! – восхитилась Зоя. – Вот у нас, например, одна учительница, Илона, ей уже семьдесят восемь лет, представляешь? Так у неё ученики играют – ну по-настоящему, понимаешь? Я даже не говорю – не фальшивят…
И тут новая мысль, хрупкая и прекрасная, как мотылёк, легко впорхнула в её сознание.
– Спасибо тебе, Настя, огромное… Я зайду в ближайшее время, – пробормотала она.
И прежде чем опустить трубку на рычаг, услышала Настино:
– Встретимся под Новый год!
И отозвалась с восторгом:
– Конечно!
После этого некоторое время Зоя сидела неподвижно, наслаждаясь теплом и спокойствием, которое принёс с собой Настин голос, и в то же время опасаясь спугнуть новую мысль, потревожить её стройность и лаконичную ясность. Но, осторожно рассмотрев ее со всех сторон, она убедилась в её спокойной недвижимости. К тому же требовалось поберечь эту мысль ещё совсем немного – всего лишь до того мгновения, пока, набрав нужный номер, она не услышит неторопливое старушечье: «Алло!»
– Илона Ильинична? Петунина беспокоит, – представилась Зоя. Странно: она слышала свой собственный голос словно со сцены огромного зала. Мощная акустика доносила малейшую вибрацию интонации, и десятки чувствительнейших микрофонов бережно фиксировали и передавали каждое ее слово. – Я решила уволиться, Илона Ильинична. Да, уволиться с работы. Неважно… По личным мотивам. И у меня к вам горячая просьба… Не могли бы вы взять в свой класс несколько моих учеников?
Всю ночь во сне она искала зелёную кофту.
Эта кофта – волшебная, единственная, уникальная в своём роде – была задумана и предназначена лично для неё, Зои, от сотворения мира. Но догадалась она об этом почему-то только сейчас.
Цвет этой дивной вещи ласкал взгляд и освежал душу. Её фасон был изящен, как стройное математическое уравнение. Крохотные искусственные жемчужинки мерцали там и сям, словно первые снежинки на молодой ёлочке. И при одной мысли о ней становилось ясно: стоит Зое надеть это чудо, как зелёный свет немедленно вспыхнет на всех перекрёстках её жизненного пути.
Проблема состояла только в том, чтобы эту кофту найти.
Она бродила вдоль рыночных рядов, всматриваясь в висячие ряды трикотажных изделий, и сворачивала в крохотные бутики, разглядывая элегантно изогнувшиеся фигуры манекенов. Ей попадались пушистые пуловеры густого бутылочного тона и травянисто-зелёные тонкие водолазки. Встречались свитера серо-зелёного или коричневато-болотного цвета и футболки всех оттенков морской волны. Продавщицы улыбались ей и спешили навстречу, протягивая то уютный кардиган, то блузку ручной вязки из ажурных мотивов. Порой руки её невольно тянулись погладить мягкую ткань, порой хотелось примерить строгий жилет или свободный блузон. Но ЕЁ кофта так и не встретилась ей, продолжая мерцать издали зелёной звёздочкой до самого утра…
В этот день Зоя Петунина пробыла на работе не более пятидесяти минут.
Семь из них она провела в директорском кабинете. На восьмой директор со свирепым выражением лица, невнятно бормоча, вывел её под руку и невежливо втолкнул в кабинет заведующей учебной частью. Это помещение Зоя покинула через двадцать минут при общем безмолвии. Даже фальшивые звуки, казалось, смолкли вокруг, пока она шла по коридору и, достав ключ, открывала дверь своего класса, с одной стороны которой бесчувственно замерла в трансе Тонечка Федченко, с другой – двойняшки Маришка и Иришка терзали руки мамы, героически старавшейся удержать дочек в пределах досягаемости.
В своём кабинете Зоя с учениками и родительницей провели около четверти часа. Большую часть этого отрезка времени заняла вдохновенная Зоина речь о задачах музыкального воспитания и роли педагога в индивидуальных занятиях. Меньшую – написание двух заявлений. После этого вся компания отправилась опять-таки в учебную часть, но на сей раз ненадолго – требовалось поспешить в крайний класс в конце коридора, где Илона Ильинична, семидесяти восьми лет, как раз заканчивала занятия с последним из оставшихся учеников, хватая того за руку и высоко поднимая её, а затем вновь швыряя на клавиатуру с пронзительным криком: «Свободно! Свободно!» При виде посторонних она выпустила руку ученика и застыла в позе угрожающего негодования, так что Зое пришлось задержаться ещё на пару минут, чтобы извиниться и объяснить причину столь дерзкого нарушения учебного процесса.
К двери она направилась как раз в тот момент, когда Илона обвела вошедших первым цепким взглядом, от которого мама и двойняшки разом присмирели и подтянулись, а Федченко захлопала глазами с видом резко очнувшегося от наркоза больного.
«А не будешь жалеть? – ворчливо бросила ей вслед Марина Львовна. – Видали мы, знаешь, таких…» «Понятия не имею!» – беспечно откликнулась Зоя, еле поспевая за собственными ногами. Ноги всё быстрее несли её вниз по лестнице – и больше никогда, никогда!!! – через фойе и парадную дверь – НА ВОЛЮ!
Она пришла в себя приблизительно через десяток кварталов.
Остановилась и огляделась.
Мир был несказанно хорош.
Высокие здания почтительно расступались перед ней.
Машины, таинственно поблескивая разноцветными боками, проносились мимо, маня в неизведанные дали.
Рекламные плакаты с приветливым жужжанием предлагали то новый вид из пластикового окна, то серёжки с прозрачнейшим белым камешком в серебристой оправе.
Когда-нибудь в новой жизни и она в таких же сверкающих серёжках выглянет из нового окна.
А вот открылась дверь магазина – мелькнул пёстрый прилавок-холодильник, освещённый изнутри жёлтым светом. Она могла бы прямо сейчас войти в магазин, не спеша рассмотреть каждый предмет на прилавке и купить что-нибудь невиданное, вроде кусочка сыра с аристократической плесенью. От этой возбуждающей мысли Зоя засмеялась и даже нащупала свой кошелёк: да, сегодня она располагала некоей хотя и скромной, но всё же суммой!
