— Ну так что же, у меня действительно нет времени! — поторопила ее Секретарь. А как она посмотрела на ее юбку! Но юбка такая красивая, черно-фиолетовая, расшитая блестками, куплена на распродаже. Анна такие любит — широкие, почти до пола.
И Анна приняла решение:
— Мне очень жаль, но я не смогу. Я ухожу в отпуск.
— Я вижу, у вас сложности с принятием решения. Подожду до десяти утра завтрашнего дня.
Дверь за Секретарем закрылась.
Беата посмотрела на Анну с удивлением.
Чему тут удивляться? Ведь в субботу к Анне должен переехать Янек. Нужно убрать квартиру, все перенести, освободить место, машина уже заказана. И так будут сложности с пианино Янека.
Перед отпуском надо закрыть дело пани Герман. Нет смысла откладывать это на завтра.
И Анна решилась — подошла к шкафу и достала документы. Перевернув страницы, на последней размашисто поставила: «Оплатить». И подписалась полным именем и фамилией — Анна Шафран.
Доктору Стефану Карчмаревичу
Я не люблю женщин.
Это не значит, что я в целом что-то против них имею. Нет. Но чем дальше в лес, тем, прошу прощения, больше дров. Истеричные, несерьезные, неспокойные. Почти все прилагательные, начинающиеся с «не», относятся к ним в той или иной степени. Кроме того, они непунктуальны и не умеют водить машину. Всегда нужно повторять: «Налево! Налево!» Потому что для них «налево» значит «направо». И нервничают они по любому поводу. Я ничего хорошего от них не жду, вот так. Понятное дело, это не имеет для меня большого значения. Я самостоятельный мужчина, не маменькин сынок и прекрасно могу без них обойтись.
И сейчас я очень довольный, счастливый, одинокий мужчина. Могу делать все, что мне вздумается. Никто ничего мне не диктует, не предъявляет претензий, не ставит в глупое положение.
Не так давно у меня была женщина.
Симпатичная, надо сказать. Я ее закадрил (так мне казалось до тех пор, пока не выяснилось, что это она меня закадрила) на работе у Даниэля. Начали встречаться, все было замечательно, а потом, не знаю когда, я принял решение жить с ней вместе. И вот тогда началось.
Конечно, сначала было очень приятно. Ханна интеллигентная, то есть была интеллигентной, хорошо меня изучила. Но порой интеллигентность и чувство юмора внезапно ее покидали, как когда-то американские войска покинули Камбоджу.
Сколько же я глупостей наслушался: и ноги у нее кривые, и толстая, и лицо круглое! Ну какое это имеет значение? Мне это совершенно непонятно. Красивые ноги, хотя, согласен, она и полновата. Когда я впервые обратил на нее внимание, то сразу же заметил эти замечательные складочки на животе и не слишком длинное лицо. Ну и ладно. Но когда она становилась перед зеркалом и начинала рассматривать себя в профиль, анфас и сзади, то я стал совершенно серьезно размышлять: что же она хочет увидеть в зеркале? Зеркало отражает только то, что перед ним, а она кого-то или что-то постоянно ищет.
— Как я выгляжу?
— Прекрасно, — отвечаю я, потому что она и вправду прекрасно выглядела.
— Лжешь, — говорит она.
Молчу, потому что не лгу, а как ее убедить, не знаю. Иду в комнату, включаю телевизор.
— Тебе на меня наплевать, правда?
Молчу и соображаю. Если бы мне было на нее наплевать, я с ней бы не остался, правда? Зачем задавать глупые вопросы? Знаю, женщины всегда ждут доказательств того, что ты о них постоянно думаешь.
— Ты мне дорога, — бормочу.
— Ну и как я выгляжу?
У меня мурашки по коже. Скажу «хорошо» — значит, не люблю, потому что ей лучше знать. Скажу «плохо», неизвестно, что будет. Надо обмануть. А она, возможно, оценит мою искренность. Но какая же это искренность, если это ложь?
И зачем так усложнять жизнь, если все просто? Нужно быстро найти золотую середину.
— В черном ты мне больше нравишься.
— Вот видишь… я так и знала. С самого начала знала.
Ничего подобного я с самого начала не говорил.
— И зачем ты меня обманывал?
Мушки перед глазами. Обманывал? И как тут оставаться разумным?
— Говорил, что я тебе нравлюсь.
— Ты мне нравишься.
— Но в черном больше?
— Да, — смело отвечаю я. — Больше ты мне нравишься в черном.
Уходит, переодевается.
Я ЭТОГО НЕ ПОНИМАЮ! Возвращается в черном.
— Лучше?
— Было хорошо, — ворчу я, — и сейчас хорошо.
— Тебе всегда безразлично, как я выгляжу. Тебе не угодишь.
Милый вечер оказывается испорчен. У Криса она сначала сидит надувшаяся, а потом расцветает, когда этот лапоть Яцек начинает с ней заигрывать.
Ну и пусть забавляется, пожалуйста, я ведь не стану ревновать. Кроме того, она моя, все об этом знают. Чтобы не казаться идиотом, решаю не цепляться. Иду вместе с Крисом на кухню полистать новый номер «Твоего авто». Крис давно присматривается к новым автомобилям. И вот, собака, действительно, опять прав. Вращающий момент в новом двигателе в два с половиной раза меньше, чем в его старой машине. А вращающий момент очень важен, либо у тебя есть тяга, либо нет. Разговариваем — наконец есть о чем поговорить. Пару раз вхожу в комнату, где танцуют, смотрю. Ночью возвращаемся домой — обижена.
— Послушай, ты же весь вечер развлекалась с Яцеком!
— Потому что ты не обращал на меня внимания!
— Я видел, что ты отлично проводишь время.
— Ты даже не ревновал!
Это уже явный перебор. Потому что вряд ли я буду скандалить с человеком, который не пропускает ни одной юбки!
— Яцека? — удивляюсь я. Известно же, что он горазд петушиться.
— Меня! — Она едва не разрыдалась.
— Есть причины? — Я здорово удивлен, почти как в тот раз, когда наши выиграли в первом матче на чемпионате.
— Лучше уж помолчи!
Молчу. Но я по опыту знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет.
Однако вышло. Утром она прижимается ко мне и шепчет:
— Сказал бы сразу, что ты ревнивый. Ну, пожалуйста, не сердись…
И так ласково подлизывается, а я не отпираюсь, что даже и не думал сердиться, но мысленно отмечаю: РЕВНОСТЬ НАДО ДЕМОНСТРИРОВАТЬ.
Пару дней было хорошо, но как-то вечером она села за компьютер что-то поискать в Интернете. И нашла.
Какой-то идиот написал, что мужчины шесть раз в минуту думают о сексе. Она это прочитала. У меня покоя не было целую неделю. А я тоже шесть раз в минуту думаю о сексе? О сексе с ней или все равно с кем? Чаще или реже? И на работе тоже? Думаю, когда смотрю на любую девушку или только на ту, которая мне напоминает ее?
Батюшки святы, никогда в жизни я не думал столько о сексе, как на протяжении той недели. Даже казалось, что я ненормальный.
Смотрю на помощницу шефа и думаю: подумать о сексе? С ней или с другой? Она мне нравится? Господи, я ее не хочу! Что я за мужчина?! И звонок:
— Зайчик мой, ты сегодня думал о сексе?
Нет, потому что думал я как раз о квартальном отчете, который задерживал на три дня.
— Конечно, дорогая, я о тебе думал, — дипломатично отвечаю я.
Оказалось, что это правильный ответ.
Сижу над квартальным отчетом и размышляю, почему я думаю о шефе, который через два часа испепелит меня взглядом, а не о сексе?
И точно, я не ошибся.
Секс, секс и еще раз секс. Только женщины об этом беспрестанно думают.
Смотрю канал «Евроспорт». Наш прыгает почти на сто тридцать метров. О чем я должен думать? Я даже подскочил от радости. Если повезет — золото наше. Открываю пиво.
— Вы все время об этом думаете, — улыбается Ханна. Господи, не думаю я об этом! Меньше всего я думаю об этом сейчас! Я что, болен?
А она усаживается ко мне на колени. И заслоняет, черт побери, экран, но, если я скажу ей, что ничего не вижу, она обидится. Обнимаю ее за талию, и, вот черт, немец прыгает на сто тридцать два с половиной метра! Она обвивает мою шею.
— Давай сегодня пораньше ляжем спать?
Спать? Сейчас? Когда неясно, кто получит золото?
Она что, шутит?
— Мне хотелось бы досмотреть, — говорю я серьезно.
— О'кей, — произносит она изменившимся, грудным голосом.
— А что случилось? — спрашиваю. — Я не могу посмотреть чемпионат?
— Конечно, можешь.
Прихожу в спальню, знаю, что она не спит, обнимаю ее, она отодвигается.
— Жарко, — говорит.
— Открыть окно? — спрашиваю ее.
— Нет.
Я отворачиваюсь и проваливаюсь в сон — поздно уже. А утром начинается старая песня:
— Ты меня больше не любишь.
И я задумываюсь: может, действительно не люблю ее? Если бы я жил один, мог бы иногда спокойно смотреть спортивные передачи, а так должен ждать, когда эта женщина поедет на курорт с подругой или куда-нибудь еще.
— Не хочешь поехать с Габрысей в Закопане? — спрашиваю я.
— А ты?
— Нет, — говорю, — мне не дадут отпуск.
— Ну что ты! — смотрит на меня, глазки в слезах. — Без тебя? Никогда.
О черт! Это уже нехорошо. Никогда???
— Никогда? — невинно переспрашиваю в надежде, что это ее новая шутка.
— Никогда, — серьезно отвечает она и обнимает меня.
