— Я это понимал как комплимент. — Он пустил в ход все свои чары. Перегнувшись через столик, он взял ее руки в свои. — Я не кривлю душой, Грейс, я считаю вас потрясающей, — чуть осипшим голосом пробормотал он, отпустив ее руки и проведя ладонью но ее лицу. — Просто потрясающей, невероятно сексуальной и удивительной.
Вот, значит, как он охмуряет своих женщин, пронеслось у Грейс в голове. И, главное, действует убийственно точно. Да он и сам это знает.
— И вы были правы, когда сказали, что я это заслужил, — проговорил он, притрагиваясь к шраму на шее. — Я всегда хватался за то, что мне дают, не заглядывая под обертку; правда, после истории с Лили и Элен я кое-чему научился. Ошибок больше не должно быть.
Нет, нельзя ему верить. Когда он вот так надевает маску заброшенного мальчика, он может из нее веревки вить.
— Полагаю, при таком подходе женщина с зеркальцем была последней.
Он пристально посмотрел ей в глаза, но она не отвела свои, тогда он вскинул голову и рассмеялся.
— Сколько веревочка не вейся… Так, что ли? Любишь кататься и так далее, — пробурчал он с самоуничижительным видом, отчего он стал ей мил еще больше. — Ну, черт с ним, не удается поймать вас на вашем женском сострадании, поладим на том, что можем просто отдыхать и получать взаимное удовольствие. Немного клубники, еще поплаваем, потом шампанское. Идет?
Попытка не пытка.
— По рукам.
— Грейс, вы кошка, которая ходит сама по себе. — Он перегнулся, чтобы запечатлеть поцелуй на ее губах, но, к ее удивлению, остановился на полпути и, пристально глядя ей в глаза, повторил: — Кошка, которая ходит сама по себе.
— Алекс, — беспокойно спросила она. — В чем дело?
— Дело? — Он с трудом оторвался от своих мыслей и посмотрел на нее. Лицо у него прояснилось, когда он увидел озабоченность на ее лице. — При чем здесь дело, — уклончиво пробормотал он. — Рядом со мной красивейшая женщина на свете, а ночь еще впереди. — Но взгляд у него стал жестче и губы сжались. Чары его только усилились. Она это видела, но не могла понять, что произошло.
Алекс отвернулся и стал наполнять чашки клубникой, а когда обернулся снова, взгляд у него был как всегда безмятежный, и она решила, что все это ей показалось.
Они купались, загорали, ели, пили и снова купались. Потом солнце стало садиться, тени углубились, и наступил вечер. Все это время Алекс вел себя с подчеркнутой корректностью. Это удивляло Грейс, но понять что к чему она не могла.
Был уже девятый час, когда они направились к дому. Алекс удалился, доведя ее до дверей в отведенные ей апартаменты. Все было хорошо. Это пугало ее и настораживало, и она приписывала свое беспокойство нечистой совести, тайной надежде получить свое и выйти сухой из воды.
Грейс приняла теплую ванну. Лежа в пузырьках джакузи, она не позволяла себе полагаться на обманчивость чувств. Она же сказала Алексу, что не хочет потакать его надеждам, вот он и смирился с этой мыслью. Если ей о ком сейчас и надо думать, так это о бедняге Энди, с чувством вины говорила она себе. Он будет названивать ей весь вечер, недоумевая, почему она не берет трубку.
Ей до меня дела нет, решит он. А почему она должна о нем думать, в конце концов?
Она вылезла из ванной и направилась в спальню. В каком дурацком положении она здесь оказалась! Слов нет, Алекс хорош, но кто все это устроил? Конечно, Эндрю Кроу-Барнес. Как смел он явиться к ней, пытаясь разнюхать, не примет ли она его с распростертыми объятиями, чтобы потом указать бедной Санди на дверь? Как прикажете все это понимать? Кто здесь жертва? «Бедняга» Энди или Санди?
Грейс вошла в гостиную, выбрала диск с подходящей небурной музыкой, врубила звук на полную катушку и вернулась в спальню, чтобы переодеться к вечеру.
Подыскав более или менее скромный наряд (что оказалось нелегким делом в этом роскошном сексапильном гардеробе), она намазалась кремом, высушила волосы, а затем совершенно голой встала перед зеркалом, любуясь собственным отражением.
Ох уж эти мужчины! Все они эгоисты, черствые эгоисты, и у всех одно на уме. Она смотрела на себя, на свои длинные красивые ноги, тонкую талию, в меру полную грудь. Ничего потрясающего, с грустью вздохнула она, прикрыв ненадолго глаза и думая о других женщинах, тех умопомрачительных красотках, которые окружали Алекса. Ей все равно не переубедить его насчет жизни и любви, так зачем попусту страдать? Почему не принять вещи такими, какие они есть?
— Грейс?
На миг ей показалось, что это ее мысли о нем материализовались в его голос, и она снова вздохнула, укоряя себя за слабость. Первый признак безумия, когда слышат голоса и говорят сами с собой.
И тут она открыла глаза.
Отражение в зеркале изменилось. В арке прохода стоял Алекс, пожирая ее глазами. Он напоминал кота, смотрящего на мышку.
— Я постучал.
Грейс схватила платье с кровати и прикрылась, насколько это было возможно.
— Убирайтесь, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Знаете, как называют таких мужчин?
— Свалившимися как снег на голову. Но в данном случае произошло недоразумение, — сказал он, видя ее ярость. — Я стучал, но у вас тут так орет музыка, что и трубу архангела не услышишь. Что это вы тут устроили? Хотели воскресить мертвых?
— Ясное дело, я не слышала вас! — снова взорвалась она. — Но это не давало вам право вламываться сюда. А теперь будьте любезны выйти.
— Никуда я не вламывался, Грейс. Я дважды стучал, а потом крикнул и открыл дверь.
— Браво! — В жизни Грейс не попадала в такую неприятность, а нападение, как известно, лучшая защита. — В третий раз спрашиваю, вы уйдете или нет? Что вы собираетесь делать?
— Мы оба прекрасно знаем, что я собираюсь делать. — В голосе его не было ни капли юмора.
— Предупреждаю, Алекс Конквист. Дотронетесь до меня пальцем, и я…
— Незачем предупреждать меня, Грейс Армстронг, — раздраженно проговорил он. Я знаю, что ваше мнение обо мне ниже некуда, но даже я не опущусь до того, что вы мне предлагаете. Наденьте хоть что-нибудь. — Алекс сказал это таким тоном, словно она намеренно демонстрирует ему себя, и демонстративно отвернулся.
Это была последняя капля. Последние остатки благоразумия покинули Грейс, она была вне себя от негодования.
Схватив покрывало с кровати, отчего ее нижнее белье полетело по воздуху, она выпустила платье из рук и завернулась в него как в индийское сари, затем бросилась на Алекса с яростью тигрицы. Он был уже в гостиной, когда она окликнула его. Алекс молча обернулся, глядя на нее, как ей показалось, с презрением.
— Все! Хватит с меня! Я сыта по горло! — Она обвела руками красивую комнату. — Всем этим, в том числе и вашими происками! — Ее трясло от злости.
