И, назвав Малышку «бабушкой», Дикки явно хотел доставить ей удовольствие: таким образом он дал ей понять, что она может рассчитывать на определенное место в их семье. Хотя, не исключено, он подумал и о том, что если у нее несравнимо меньше денег, чем у Джеймса или у его матери, то она сумеет (в отличие от них) быть полезной в других отношениях. Например, в роли надежной и бесплатной няни!
Малышка постаралась отогнать от себя эту мысль. Если ей не по силам заставить себя полюбить Дикки, то все же нет смысла растравлять в себе нелюбовь к нему. Пусть он какой ни на есть грубый, вульгарный, корыстный, самое главное (единственно главное, поправила она себя) то, что Эйми с ним счастлива. В этом не приходилось сомневаться. Счастьем сияли ее лицо, ее ясные глаза, ее большой смеющийся рот. Она вся лучилась гордостью за своего сына, за свой новый дом с коврами от одной кремовой стены до другой, за своего глупого красивого молодого мужа. Малышка подумала, что прежде она как-то не задумывалась о том, что Дикки на редкость красив. И сексуален. Его мускулистое тело было крепким, как наливное яблоко! Даже квадратная копилка рта была по-своему, по-мужски привлекательна, не говоря уж о пухлых, гладких, блестящих губах. Наверное, он отличный любовник. Даже наверняка. Не очень изобретательный, возможно, но страстный, неутомимый и сильный…
Выбросив из головы картинку с обнаженным и возбужденным Дикки, прыгающим на ее диван-кровать в квартире мисс Лэйси, Малышка торопливо произнесла:
— Малыш — чудо! Правда. У большинства ведь совершенно неоформленные лица, а у него с его носиком чувствуется характер.
— Малышка, дорогая! — Когда они вышли из детской и стали спускаться по лестнице, Эйми обняла Малышку и крепко прижала ее к себе. От нее исходил приятный запах молока и здоровья. Прелестная, крепкая, здоровая, молодая женщина. — Я так рада, что он тебе понравился! Мне не терпелось показать его тебе, и я ужасно расстроилась из-за твоей простуды. Хотя, уверена, он не заразился бы от тебя, ведь младенцы, которых кормят грудью, не заражаются, правда? Выглядишь ты отлично. Немного похудела, да? И костюм на тебе прелесть. Он очень тебе идет, правда, Дикки?
— Я только вчера купила его, — скромно потупившись, произнесла Малышка.
Она боялась увидеть двусмысленную ухмылку на лице Дикки.
— Здорово! — произнес он снисходительно добродушным тоном. Тогда Малышка открыла глаза и увидела, что Дикки смотрит на Эйми. — Как насчет ланча, лентяйка? — И он похлопал себя по плоскому крепкому животу. — Позаботься-ка о моем желудке, пока их высочество почивают.
Стол был накрыт в кухне: разноцветные подставочки, столовое серебро и вино на серебряном подносе, свечи, затейливо сложенные дамасские салфетки.
— Какая прелесть! — едва не расплакалась Малышка. — Эйми, милая, тебе пришлось потрудиться!
Эйми вспыхнула от удовольствия.
— Ну что ты! Ведь после рождения малыша ты тут в первый раз. А вот приготовила я только макароны с сыром. Надеюсь, ты не против. Похоже, это единственное, что Дикки нравится в моем приготовлении.
— Это уж слишком. — Дикки ласково шлепнул ее. — Вчера, например, у тебя не сгорели сосиски. Уже шаг вперед!
Малышку удивил его тон. На самом деле Эйми была великолепной поварихой. Так как у нее в школе не учили готовить (девочек нельзя насильно принуждать к неинтересному домашнему труду, считала передовая директриса), Эйми училась поварскому искусству на вечерних курсах.
— Боюсь, Дикки нравятся простые блюда, — сказала Эйми, состроив гримаску и застенчиво засмеявшись.
— Она старается, — заявил Дикки с такой самоуверенностью, что Малышке захотелось перегнуться через стол и залепить ему пощечину.
Почему эта идиотка не постоит за себя? И неожиданно ей пришла в голову ужасная мысль, что, наверное, она сама виновата в кротости Эйми! Ей-то казалось, что она поступила разумно, защитив Эйми от тщеславного эгоизма Джеймса и направив ее помыслы на то, что она любила и умела делать, — стряпанье, шитье, чтобы она могла исполнить свою мечту о счастье и стать хорошей женой и матерью. А теперь получается, что она отдала свою приемную дочь в руки человека, который унижает ее. И у Эйми ни малейшего представления, как с этим справиться. Никак этого не желая, Малышка причинила ей зло. Сама за долгие годы ни слова не сказала Джеймсу поперек и падчерицу научила подчиняться, передала ей свое тогдашнее представление о жизни, как двоюродный дед передал ее сынишке свой ужасный нос. Если Эйми будет следовать плохому примеру своей мачехи и покорно позволять Дикки насмехаться над собой, в конце концов ей и вовсе с ним не сладить!
Пока еще у них как будто все в порядке. Они все еще любят друг друга и упиваются своим счастьем. Об этом говорят и их взгляды, и улыбки, когда они случайно соприкасаются руками или прижимаются друг к другу, столкнувшись в узком проходе. А может быть, Дикки в самом деле не нравится изысканная еда, может быть, его внешность обманчива и у него слабый желудок. Или все-таки Эйми потихоньку просвещает его. Макароны с сыром, в которые она добавила немножко чеснока и специи, ей удались на славу, а салат мог бы украсить стол любого гурмана: грибы, сельдерей, хрустящие сердечки из салата-латука, немного базилика и эстрагона. Расхваливая приготовленную Эйми еду и гордость Дикки — вино, в самом деле оказавшееся отличным бургундским, Малышка вспомнила, как маленькой Эйми всегда удавалось в конце концов добиться от Джеймса того, что ей было нужно.
От вина Малышка повеселела, а после трех бокалов и вовсе подумала, что жизнь у ее падчерицы совсем не такая плохая, как ей поначалу показалось. Ничего нельзя знать заранее. Люди ведут себя так, а потом — раз! — и все у них иначе. Мы — это то, что мы сами творим из себя, а не то, что из нас творят другие! После ланча, глядя, как Эйми кормит малыша, пока Дикки варил кофе, она размышляла о том, что мальчик подрастет и сможет, если ему захочется, сделать пластическую операцию! От носов ее мысли перешли на двоюродного дядю Джеймса, а потом и на самого Джеймса, и она спросила:
— Эйми, дорогая, а папа уже навестил тебя после больницы? Как он чувствует себя в роли дедушки?
И Эйми, и Дикки долго молчали. Эйми отняла сынишку от груди и, держа его вертикально, поверх его лысой головки посмотрела на Дикки, который не отрываясь смотрел на нее, опуская вниз уголки твердых губ. Потом оба обратили взгляды на Малышку.
Она испугалась.
— Как Джеймс?
Эйми зарделась, и Малышка переспросила:
— Он не заболел?
Эйми и Дикки покачали головами. Малышка не сводила с них глаз.