«Сохраняй спокойствие, — говорю я себе. — Она, возможно, всего лишь с ним разговаривает». Я уверена, что их беседа носит вполне невинный характер. Я продираюсь сквозь толпу.
— Хлоя! Хлоя!
Я слышу, как мое имя выкрикивают с крыши грузовичка. Черта с два я туда заберусь.
Я не обращаю внимания на крики. Мне нужно найти место, где я смогу побыть одна. Это все равно что найти монахиню в стриптиз-клубе.
Все, что мне нужно, — это сигарета. Покурив, я почувствую себя лучше. А если я успокоюсь, то смогу все обдумать. Да, да. Именно это я и сделаю.
В отдалении я вижу грузовичок «Воды Жизни» (христианского хора) и устремляюсь к нему. Он расположился в стороне, и сейчас там почти никого нет. В наши дни никого не интересует горячий чай и листовки об Иисусе.
Я опускаюсь на откинутый задний борт и достаю зажигалку.
В ту секунду, когда я сосредотачиваюсь на том, чтобы зажечь сигарету, я слышу, как кто-то снова зовет меня по имени.
Черт, надеюсь, это не Адам и не Роб. У меня нет настроения объяснять им причину своей истерики.
Я поднимаю глаза. Это Кристал.
Ура!
— Что случилось, Хло? — с тревогой спрашивает он.
— Джош, — просто отвечаю я.
— О, черт! — отзывается он. — Что произошло? Ты с ним разговаривала?
— Нет, у меня не хватит на это духу. Он общался с Вероникой.
Кристал с отвращением стонет;
— Вот потаскушка. А я-то не мог понять, что ты тут делаешь. Решил, что ты присоединилась к движению «Евреи за Иисуса».
Я смеюсь.
— Вероника моя подруга. Мне не следует так расстраиваться.
— А ей не следует так гордиться, что она потаскушка, — говорит он.
— Я уверена, что там ничего нет, — говорю я, пытаясь убедить себя. — Я уверена, она просто с ним болтала… просто случайно шла рядом.
— Да, наверняка, — убежденно кивает Кристал.
— Бывшие, — тихо произношу я.
— Бывшие, — повторяет он.
Мы с минуту сидим молча, каждый мысленно перелистывает альбом своего разбитого сердца. Я протягиваю Кристалу сигарету, и он так же молча затягивается.
— Хочешь пойти на игру? — спрашивает он. — Мы выигрываем четыре — ноль.
— Кристал, в футболе не может быть счета «четыре»[19].
— Правда? — отзывается он.
— Да.
— Ладно, я придумал.
— Я догадалась.
Кристал не относится к знатокам футбола. Особенно йельского. У него отвращение к спорту, причина которого — несколько травм, полученных в школе.
— Тогда, может, пойдем посмотрим, у какой команды в целом красивее задницы, у Гарварда или у нас?
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Я знала, что однажды ты снова сможешь наслаждаться спортом.
— Так мы идем? — спрашивает Кристал, протягивая мне руку.
— Идем.
— И не волнуйся насчет Вероники, — шепчет он мне на ухо. — Она не идет с тобой ни в какое сравнение.
— Ладно, хватит об этом. Я просто слишком бурно отреагировала. Сама виновата. Она моя подруга.
— У тебя есть пенис?
— Нет.
— Она не твоя подруга.
— Хм…
Мы снова молчим — Кристал дает мне время поразмыслить над его язвительным замечанием.
— Ванильная столичная и диетическая кола? — спрашивает Кристал, нарушая молчание, и достает из внутреннего кармана куртки красивую серебряную фляжку.
— Точно, — отвечаю я, желая залить мысли о Веронике.
Взявшись за руки, мы снова смешиваемся с толпой, забираем Лизу и направляемся на стадион.
Перерыв между таймами закончился, и зрители снова потянулись на свои места.
Я думаю о том, что впервые добралась до самой игры. Очко в мою пользу.
Очередь, чтобы войти на стадион, длинная, и люди толкаются. Зачем толкаться в очереди? Это напоминает мне о тех идиотах, которые дважды нажимают на кнопку вызова лифта. Как будто это может ускорить его приход.
— Гей идет! — громко объявляет Кристал.
Мы с Лизой хихикаем.
— Какого черта ты делаешь? — спрашивает она.
— Я, вероятно, один-единственный такой! — объясняет он. — У меня должны быть особые привилегии. Дайте дорогу гомику! — громче выкрикивает он.
Старшие школьники (очень гарвардского вида) в форме «Нантакет редс» (ужас!), группой стоящие перед нами, оглядываются и одаривают нас неприязненными взглядами.
— Разве вы не знакомы ни с кем из гомиков? — вызывающе спрашивает Кристал.
— Я знаю вас, — произносит один из них.
Голос этот кажется мне странно знакомым. Я поднимаю глаза и встречаюсь взглядом с говорящим. Максвелл. Потрясающе.
— Привет, Хлоя. — Он вежливо улыбается. — Хочешь пива? — спрашивает он и достает из кармана куртки остатки упаковки из шести банок. «Хайнеккен». Шикарно.
Но Максвелл застал меня настолько врасплох, что я не в состоянии выдать связного ответа.
— Ты, — вместо этого говорю я.
Его друзья смотрят на меня так, будто у меня третий сосок. На лбу.
— Закончи предложение: «Ты бреешь яйца», — подсказывает мне на ухо Лиза. — Скажи же! — подзуживает она, желая повеселиться.
Ради присутствующих я решаю оставить ее слова без внимания.
— Я хотела сказать — привет, — говорю я, беря себя в руки.
— Хорошо отдыхаешь? — спрашивает он. — Давно тебя не видел. Я по тебе скучал.
— Однако ты давал возможность почувствовать твое присутствие. — Я лукаво ему улыбаюсь. Такая я дрянь.
— В самом деле? — в замешательстве спрашивает он.
— Да. — Я снова улыбаюсь. — И потом, — продолжаю я, — если ты так по мне скучаешь, то всегда можешь мне позвонить. В конце концов, меня вполне можно полюбить.
— Неужели? — спрашивает он.
— Тебе следовало бы знать, — уверенно произношу я, пробираясь мимо его друзей, Кристал и Лиза не отстают от меня ни на шаг.
— Простите, — добавляю я, — с нами тут гомик идет.
— Молодец! — восклицает Кристал, когда они уже не могут нас слышать.
Мы проходим по длинному тоннелю в студенческий сектор. Я наконец-то довольна собой. Возможно, этот день прожит не совсем зря.
Зрители стоят. Идет уже третья четверть игры. Мы, болельщики из Йеля, являем собой синее море и сидим напротив одетых в пунцовое противников.
— Слабаки! Слабаки! — кричат они нам в унисон.
Йель быстро набирает очки, и мы приходим в неистовство.
Мелвин, по случайности сидящий перед нами, оборачивается. Его шерстяная шапка съехала набок, щеки порозовели от холода. Из-под шапки вокруг ушей торчат буйные кудри. Неприятно признавать, но выглядит он очень даже ничего. В Мелвиновом стиле.
— Это что-то! — вопит он, с его лица не сходит улыбка.
— Привет, Мелвин! — стараюсь я перекричать шум. При виде приятеля я чуть-чуть успокоилась. Но только чуть-чуть.
