Дороти почувствовала себя нехорошо.
— И вы решили вместо него выйти за Боба?
— Вы не должны забывать, как молода я была, — возразила Шейла, не обращая внимания на иронию в голосе Дороти. — Я не отрицаю, что вышла за Боба как бы в отместку, но я ни разу не пожалела об этом. Боб всегда был очень добр ко мне, однако я так и не смогла окончательно выкинуть Гатри из своего сердца. Он необычный человек, и когда он не говорит о Биндабурре, он бывает даже обворожителен и привлекателен… как вы уже наверняка заметили.
Дороти вздрогнула, когда в ее памяти возник образ Гатри: вот он снимает шляпу и улыбается, войдя в дом; вот он стягивает с себя рубашку в спальне ночью; вот он проскальзывает в постель и протягивает к ней руки… Невольно она закрыла глаза.
— Он всегда… был очень любезен со мной.
— Ну, еще бы! — отозвалась Шейла, и эта повседневная фраза прозвучала несколько необычно в устах такого неземного создания. — Он, должно быть, не сразу поверил в свою удачу, когда узнал, что Стив Маккуин оставил всю свою собственность незамужней девушке! Да еще такой привлекательной! Уверена, что Гатри сделает все, чтобы жениться на вас, если не сможет добиться Биндабурры каким-нибудь другим путем, но я на вашем месте настояла бы на составлении брачного контракта. Иначе ваша жизнь может со временем превратиться в ад, и вы будете рады сами оставить ему имение, лишь бы только уехать.
— С чего вы взяли, что я собираюсь замуж за Гатри? — спросила Дороти, впиваясь ногтями в ладонь.
— Помилуйте, только слепому не видно, что вы влюблены в него, — произнесла Шейла. — Я просто делюсь с вами опытом, потому что не хочу, чтобы он разбил сердце кому-нибудь так же, как мне.
Была ли правда в ее словах? Или, может, она просто хотела доставить Гатри неприятность в отместку? Нахмурившись, Дороти смотрела вслед Шейле, исчезнувшей в толпе гостей. Ей совсем не понравилась эта женщина, и она не доверяла ей. Дороти и мысли бы не допустила, что Гатри мог ее обманывать; однако сейчас, после письма, все было иначе, и она вдруг почувствовала усталость, смятение и страх: он мог просто-напросто использовать ее в своих целях.
По всей видимости, она совершила ужасную ошибку, приехав в Австралию. Разве мать не говорила ей, что от своих проблем не скроешься нигде? Пожалуй, ей следовало бы остаться в Лондоне, в мире, к которому она принадлежала. Другие актрисы тоже участвовали временами в неудачных постановках, и их тоже бросали любимые, но они не убегали на другой конец света.
Внезапно Дороти почувствовала острое желание вернуться в свой мир, полный людей, которые ее понимали. Сердце ее защемило при мысли о том, что придется покинуть Гатри, но жить с этим чудовищным подозрением было выше ее сил. Она никогда не сможет снова быть уверена в Гатри, как раньше. Когда они вернутся сегодня ночью в Биндабурру, она скажет ему, что соскучилась по дому. Машина у нее была, так что она сможет выехать, не откладывая, завтра. Каким-то образом ей придется убедить себя в том, что все ее чувства к Гатри были не чем иным, как простым увлечением, так же, как и в случае с Ральфом.
Под шатром заиграла группа музыкантов, и шумное веселье выплеснулось в прохладу ночи.
Небо было ясным, усеянным звездами. Дороти поглядела на них, вспоминая прошлую ночь под таким же небом, только тогда не было ни этого шатра, ни этих музыкантов, ни улыбающихся официанток, ни толп беззаботно болтающих гостей, лишь безмолвная тихая водная гладь и освещенное светом костра лицо Гатри.
Воспоминание это больно резануло сердце Дороти, и она сжалась словно от удара, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Из шатра доносился веселый смех. Никогда в жизни она не испытывала такой тоски, но тем не менее ей предстояло выйти к людям и вести себя так, словно ничего не случилось. Но не даром она была актрисой: никому и в голову не пришло, что сердце этой смеющейся, танцующей, весело и непринужденно болтающей с новыми знакомыми девушки буквально разрывалось на части.
Позже Дороти подумала, что это, пожалуй, было лучшим представлением за всю ее актерскую жизнь. Никогда она не обнаруживала столько остроумия, столько живости и вдохновения, и все лишь ради того, чтобы показать Гатри, как хорошо она проводит время.
Краем глаза она постоянно наблюдала за ним, окруженным кольцом приезжих дам, очевидно плененных им. Даже на фоне этой яркой толпы он выделялся своей уверенной и непринужденной манерой держаться, обаянием и сдержанностью, которые были присущи ему.
В какой-то момент Дороти заметила, как Шейла приблизилась к нему и сказала что-то, дотронувшись рукой до его локтя. Гатри что-то ответил ей, причем, внешне он оставался все таким же приветливым, но Шейла тут же отпрянула назад, как будто от удара.
В чем заключалась правда их отношений? Дороти мечтала, чтобы Гатри подошел к ней и развеял ее сомнения, однако он ни разу даже не посмотрел в ее сторону, казалось, ничуть не возражал, чтобы она проводила время в компании с другими мужчинами. Если бы он увел ее от этих людей, поцеловал и заставил поверить себе, она, возможно, и передумала бы, но этого не случилось, и ее желание уехать в Англию укрепилось. По всей видимости, он не стал бы возражать, ведь так или иначе, он все равно завладел бы Биндабуррой.
Губы Дороти уже занемели от постоянной улыбки, когда Гатри наконец появился за ее спиной, протянул ей шаль и тихо сказал:
— Пора ехать.
— Но мне так хорошо здесь! — соврала она.
Окружающие ее люди стали протестовать против ее ухода, но Гатри не обратил на них внимания.
— Это неважно, ты едешь со мной, — произнес он твердо и, крепко ухватив ее за запястье, вытащил из шатра.
Уже на улице он отпустил ее руку и направился к машине. Дороти молча последовала за ним, потирая руку. Искусственное оживление прошло, как только прохладный ночной воздух ударил ей в лицо, и в течение всей дороги домой она сидела возле него в скорбной тишине, завернувшись в шаль, словно желая найти в ней утешение.
Они уже свернули с основной дороги на проселок, ведущий в усадьбу, когда Гатри вдруг без предупреждения остановил машину и выключил двигатель.
— Что ты делаешь? — испуганно спросила Дороти.
— Я не сдвинусь с места ни на миллиметр, пока ты не объяснишь мне, что случилось, — твердо произнес он. — И не говори мне, что все в порядке, потому что я вижу, что это не так. Что сказала тебе Шейла?
— Ничего касающегося тебя.
— Я не верю тебе, Дороти. Вы пропадали сто лет. О чем вы говорили все это время?
Дороти сжала руками колени. Его уверенный твердый голос наполнял ее странной смесью злости и влечения.
