— Это то, что ты хотел сделать? — спросила она после достаточно глубокого поцелуя.
— Д-да… примерно.
В ту минуту он был уже обречён — Настя всё решила за него.
Настя Волкодав давно мечтала сменить фамилию. И будет это фамилия Хордина или чья-то другая, было для неё делом второстепенным. Имя своё она уже поменяла. У Насти имелась сестра — по паспорту тоже Настя, полная тёзка, но с детства все звали её Асей. Не зваться же ей, в самом деле, Настей 2.
Ася, или Настя 2 «улучшенная версия», нравилась всем мужчинам, включая Хордина, но на момент их знакомства он уже был повязан Настей. Сёстры Волкодав казались настолько разными, насколько это возможно для близнецов: Ася была настолько сексуальна, насколько асексуальна Настя, а Настя — настолько умна, насколько Ася… нерассудительна.
Не отличаясь большой оригинальностью, родители назвали дочерей Анастасией и Настасьей, то есть Асей и Настей соответственно. Настасья не любила своё имя и в четырнадцать лет при получении паспорта записалась как Анастасия. Ася ругала сестру за то, что та украла у неё имя, на что Настя обвинила Асю в воровстве поклонников. Теперь сёстры при необходимости могли меняться паспортами: разница была только в номере и в выражении лица на фотографии, всё остальное совпадало вплоть до прописки.
На вопрос об учёбе немногословная Настя обычно отвечала:
— Вообще я перчик, но занимаюсь репой.
Другими словами, Настя училась на переводчика английского, подрабатывая репетиторством. В свободное время она занималась стрельбой и блюла невинность до свадьбы. Активно подавляя своё либидо, она так же активно подавляла либидо Андрея, которое всё же пыталось робко шевелиться в присутствии Аси.
Ася любила секс, второй её любовью был Иисус.
Она часто цитировала Новый завет (причём в самые неподходящие моменты) и на свой лад интерпретировала христианские заповеди. Противоречивые принципы её морали не только не были взаимоисключающими, но и, казалось, логично вытекали один из другого.
На замечание о своём далёком от аскезы образе жизни Ася отвечала:
— Ну и что? Официально крестоносцы убивали во имя Христа, хоть в заповедях и сказано: «не убий».
Ася беззаветно любила жизнь, а главной её благодатью считала секс. Хордин не знал наверняка, любит он секс или нет. Он его даже немного боялся — сказывалось пагубное влияние Насти. Андрей не раз жалел, что первой встретил правильную Настю, а не её раскрепощённую сестрицу. Асю он вожделел — с чувствами к Насте он пока не определился.
С февраля по апрель Хордин, как и весь пятый курс, проходил стажировку в Центральном районном отделе внутренних дел. Задача перед студентами стояла трудная — научиться работать. Однако их наставники понимали значение слова «работать» крайне субъективно и в основном учили своих подопечных бегать за пивом и сигаретами. Иногда ребятам везло, и им доверяли составлять описи дел или разносить повестки и запросы. Других обязанностей им не вменялось.
В мае курсантам предстояла защита стажировки, без которой они не допускались к госам, и Хордин слабо представлял, что напишет в своём отчёте о практике.
День выдался тяжёлым, и Андрею хотелось завершить его в более приятной обстановке. После практики он купил Насте торт и, хлюпая по мартовскому снегу, пошёл в гости к Волкодавам, которые жили в двух кварталах от его дома.
Дверь ему открыла Ася в длинной футболке с надписью «Я — Троян». Больше её красоту ничего не прикрывало — Ася не очень любила одеваться, хоть и училась на дизайнера.
— Привет, твоя болеет, так что зря пришёл… О! Ты с тортом? Заходи.
Настя встретила его бледной и на диване. Она лежала под пледом и горой бумажных платков.
Хордин с детства собирал марки. Настя тоже собирала, только оружие восемнадцатого века. Вся стена над её девственным диваном была увешана русскими пищалями, голландскими пистолетами с кремнёвыми замками и австрийскими штуцерами с замками колесцовыми. Значительную часть коллекции собрал покойный отец сестёр; по понятным финансовым причинам Настя могла пополнять её только недорогими боевыми пистолетами без отделки, что несказанно угнетало девушку. Зато парадное оружие отца было богато инкрустировано и очень дорого стоило, питая меркантильные Асины надежды когда-нибудь его продать. Больше всего Настя любила изящно-ажурный пистолет работы итальянского мастера Пьетро Фиорентини. Гордостью коллекции Андрея же была марка сорок восьмого года с четырьмя мишками «”Утро в сосновом бору” художника Шишкина».
— Привет, Настёныш.
— Привет.
Андрей наклонился, чтобы чмокнуть её в щёку. Или даже в губы — как повезёт. На что Настя недовольно отвернула рот.
— У меня ангина. Хочешь целовать — делай куннилингус.
Хордин сделал вид, что не расслышал, и ретировался на кухню.
— Пойду поставлю чайник…
— А куни? — с выжидающей безнадёжностью неслось ему вслед.
Это пугающее слово он слышал неоднократно. Андрей смутно представлял его смысл и не торопился узнавать это опытным путём.
В кухню вплыла прекрасная Ася. Она была растрёпана, но всё равно прекрасна.
— Ась, а что это значит?
— Что?
— Ну то… про что Настя сказала.
Ася села на стул и раздвинула свои бесстыдные ноги.
— «Иди ко мне и пей»[35], — распутно процитировала она Новый Завет.
Андрей заключил, что слабость к странному действу со страшным названием — фамильная черта Волкодавов, и отвернулся. Ася непривычно-растерянно задвинула длинные ноги под стол.
— «Просящему у тебя дай»[36], — вздохнула она и начала любовно резать торт.
— И Насте отрежь, — сказал Хордин.
— А она заслужила? Она тебя только мучает.
— Никто меня не мучает.
— Вы вообще были с ней когда-нибудь близки? — спросила Ася, громоздя себе на тарелку большой кусок.
— Да, позавчера мы сидели с ней рядом в кино.
Ася чуть не подавилась.
— Что, и без секса?
— Зачем секс? Что я, дурак — Настю на эротику водить? Я её на приличный фильм повёл, на исторический.
Девушка возвела глаза к небу, но они упёрлись в потолок.
— Да, Андрей, ты не дурак. Ты дурачьё.
— Она просто ещё не готова, — стушевался Хордин.
Ася усмехнулась.
