— Слушай, Андрюх, я понимаю, что это не мое дело… — Кир, на удивление, вел себя максимально корректно: в душу не лез, над хмуростью Андерса не потешался. — Но куда, все же, пропала твоя зазноба?
— Какая разница? Сказал же — отпуск взяла, уехала по своим делам. — Признаться Киру в своем провале было за гранью его возможностей. Отделывался только короткими фразами.
— А эти ее дела, случаем, не связаны с твоими интересами в городе? — Янкевич прищурился с усмешкой. Наверное, надеялся, что хоть так чего-нибудь добьется.
— Возможно.
— Ну, не зря же ты справки наводил?
— Кир, лучше знаешь — меньше спишь. В детстве не слышал такого?
— Гм… выходит, перестарался…
— Б..ть! Янкевич, уйди!!! — Сорвался. Не надо было. Но не смог удержаться. — Хоть ты-то не гадь мне в душу!
— Не могу, братан. Не могу. — Друг развел руками, нагло уселся на край стола. — Ты в курсе, что к ней теперь Лизка собралась? Не знаю зачем, но говорит, что на подмогу. Чем помогать собирается — хрен поймешь. Подозреваю, что будут бухать винишко и лить горькие слезы.
— Лизка — и бухать? Ничего не путаешь? И Лера, кстати, тоже не пьет. — Аж передернулся, так скребануло по душе это запретное имя.
— Плохо ты наших девочек знаешь, Андрюх. Когда сильно хочется, они и нас с тобой за пояс заткнут.
— И что ты мне теперь предлагаешь?
— Ничего.
— Я тебя не понимаю, Кир. Не говори загадками.
— Не ожидал, что тебя так накроет. Совсем отупел, Андрюх… — что-то было в его голосе такое, что Андерс ничуть не обиделся. Даже не психанул. Все-таки, не всегда близко — значит, опасно. Иногда полезно иметь под боком вот такого язву и зануду.
— Ну, накрыло, как видишь.
— Лизка завтра утром уезжает. Вы же с ней не ссорились?
— Нет. А должны были?
— Ох, б. дь, Андерс, тебя тоже надо куда-нибудь выгнать. Как документы-то читаешь, с такой тормозной жидкостью в голове?
— На работу это не распространяется. Не гони.
— Короче, моя ненаглядная вечером тебе позвонит и обо всем отчитается. Кто, где, с кем, когда и в каких обстоятельствах замечен. Сколько пьют, что едят, на чем спят. Андерстэнд? Так тебе полегчает?
— Да хер его знает, Кир. — Поднял тоскливые глаза на друга. — Иногда незнание спасает. Позволяет жить еще чему-то…
— Не беспокойся. Если что лишнее случилось, Лизавета тебе соврет или просто не расскажет. Она ж тебя тоже любит, не сумлевайся, друг.
— Ну, и зачем тогда огород городить? Если я правду не узнаю?
— Затем, что я почву прощупываю: насколько у тебя все плохо.
— Прощупал?
— Да. Полный п. дец. И чтобы тебе полегчало, делюсь очень страшным секретом: восстановление семейства там точно не ожидается. Можешь выдохнуть, бобер! — И Кир довольно рассмеялся.
— Тогда зачем там нужна Лиза?
— У Леры какие-то другие сложности нарисовались. Разгребает. Не зря поехала, короче.
— Реальная помощь нужна? — Он как-то сразу подобрался, сосредоточился.
— Сиди ты уже на своей заднице ровно! Была бы нужна — уже б давно тебя из кабинета выслал. — Кир, наконец, оторвал свою пятую точку от столешницы, прошелся по кабинету, разминаясь. — Лера захотела самостоятельности — значит, она ей нужна. Не лезь туда, куда не просят.
— А если…
— Если запахнет жареным, Лизка обязательно даст нам знать.
— Уверен? Зная твою умницу-красавицу…
— Это за себя просить ей гордость не позволяет. За других — все можно и все нормально.
Должно было бы полегчать: ведь Кир сообщил главное — Лера к мужу не вернулась и даже не собиралась. Но стало, отчего-то, еще гадостнее на душе. У нее были проблемы, и она сама ими занималась. Даже не подумала, что есть человек, который будет только счастлив помочь и поддержать. Или подумала, но не захотела?
Глава 38
Лера
Брат Макса, Илья, похоже, отлично знал, что делает, когда просил о помощи меня. Нашел слова и фразы, которые заставили нервничать. И ведь я же его послала к чертям, когда услышала, зачем он приперся. Он ушел, напоследок оставив записку с данными о том, где Макс лежит. Не упрашивал, не умолял. Просто сказал, что я — последняя надежда.
Если бы Андерс в тот день освободился вовремя, и я успела поговорить с ним о случившемся сразу, по горячим следам, то никуда бы не поехала. Но до вечера успела передумать и перекрутить все в мыслях бессчетные тысячи раз. Для себя решила, что нужно оставаться человеком в любой ситуации. Даже с теми, кто этого не заслужил и уже не заслужит никогда. И, к собственному стыду, захотела утереть нос этим подонкам: показать, что им тоже иногда нужна помощь и сострадание, а не только оплаченные сиделки. В общем, Егору повезло: и день выбрал удачный, и время, и настроение.
Только в одном не угадал. А может, соврал сознательно: никакой любви у Макса не было, и ниоткуда она не появилась.
Но мое появление сработало на ура. Макс, весь опутанный проводами, в гипсе, неподвижно смотрел в потолок, даже не моргнул глазами, когда я зашла в сопровождении доктора. Никак не реагировал на манипуляции медсестры, на слова врача. Только глаза в какой момент прикрыл, прикинулся спящим.
— Максим, привет… Ты меня помнишь? — я успела сказать всего несколько слов, после того, как нас оставили одних. И обожглась ненавистью, от которой все его лицо, только что неподвижное, перекосило. Узнал. Даже не стал притворяться. Брови сошлись на переносице, губы дернулись, он что-то невнятно прохрипел. Видимо, от долгого молчания нормально говорить не мог.
— Макс, подожди, не напрягайся. Я позову доктора! — Подскочила со стула, метнулась, было к двери. Что бы на лице не было написано, самое важное — его попытка говорить.
— Не нужно. — Почти по слогам, еле слышно. Облизал сухие губы, скорчил гримасу, как будто разминая их. И уже более разборчиво. — Зачем притащилась?
— Меня попросили твои родные… — Потрясающее ощущение. Я с Андерсом поссорилась, чтобы этой гниде помочь, а он с ходу наезжает. Горбатого не исправляет даже преддверие могилы…
— Денег тебе не достанется. — Уже совершенно отчетливо. — Можешь валить.
— И свалю. А ты лежи здесь и гадь под себя. Самое место для таких, как ты, Макс! Лежать в своих фекалиях и ими же исходить. Я нисколько не жалею о том, что приехала! Только ради того, чтобы посмотреть на тебя такого, можно было еще пару тысяч километров проехать.
Меня несло от злости и отвращения. К Максу — за то, что даже такая беда не смогла поставить ему мозги на место. К себе — за то, что много лет почти обожествляла этого человека и не видела, какая же гниль в его нутре сидит. О том, что рванула сюда, не пожалела ни на секунду: я свое дело сделала, Макс заговорил. И пусть теперь прикидывается молчащим поленом перед родней, сколько хочет. А моя совесть чиста.
Перед Андерсом стыдно — да. За то, что обидела. За то, что поехала, толком не поговорив. Не убедила, что люблю его одного, а Макс — это просто долг и зов совести. И вот от этого стыда гореть хотелось. Ради помощи злому упырю испортила отношения с любимым человеком…
— Прощай, Максим. Мне теперь искренне похрен на то, как ты будешь жить, и будешь ли вообще. Это проблемы твои, и ничьи больше.
— Совесть не загрызет, если это будут последние слова, которые я услышу? — уже мне в спину понеслось, голос непривычно скрипящий, сухой, а вот насмешка — до боли знакомая.
— Гордиться буду. Тем, что смогла в лицо тебе высказать все, что раньше хотела, но не было возможности. Аривидерчи.
Мне вслед доносилась какая-то дикая брань. Уверена, если б не руки, полностью загипсованные, он что-нибудь бросил мне в спинную. Столько злости, столько ненависти… Чем я ее заслужила?
Но это вопрос отболел уже давно. Сейчас возник и исчез очень быстро.
— Илья, Максим заговорил. Орет матом, как потерпевший. То есть полностью пришел в себя. — Очень быстро протараторила в трубку, как только Егор ответил на звонок.
— Спасибо! Лера, спасибо огромное! Чем мы сможем тебя отблагодарить?!
