— Да. Зона ментализирования — серый кардинал. — С усмешкой подтверждает профессор и оба мужчины переводят взгляд на меня. Оба выглядят так, будто сделали величайшее открытие, смотрят так, будто сейчас я должна выдать им гранд или хотя бы стереть ладошки в аплодисментах, но я только сижу и непонимающе пялюсь на них.
— Агата… Я… позже тебе все объясню. — Бросает мне возбужденный Тимур и снова отворачивается к мужчине.
Роберт Генрихович довольно ухмыляется и берет лист бумаги.
— Пока девушка будет учиться, ей придется все же использовать эмоциональную эмпатию, и соответственно бороться с последствиями. У вас еще остались связи в Америке? — Спрашивает, обращаясь к Тимуру. Тот кивает. — Достаньте вот эти два препарата. — Что-то черкает на листе бумаги и передает Тимуру. Затем переводит взгляд на меня. — Вам предстоит много работы. Я распишу вам рекомендации.
— Ладно. — Тихо соглашаюсь, пожав плечами.
Закончив писать, мужчина передает сложенный лист мне и на словах разъясняет свои рекомендации. Среди них: развитие проприоцепции, специальные массажи, физ. процедуры для улучшения кровообращения, занятия с нейропсихологом, занятие на скалодроме, йога, специфические медитации, несколько видов витаминов и кое-какие препараты. Я молча выслушиваю ученого, который перечисляя задания на следующий месяц, к каждому пункту дает пояснения и приводит аргументы. Я мало что понимаю из того что он говорит, мне остается лишь слепо довериться ему, поэтому просто слушаю и киваю, думая лишь о том, когда мне все это успеть.
Разъяснив подробно инструкции мне, профессор что-то негромко говорит Тимуру и мы, распрощавшись, уходим.
Позже, когда мы едем домой, снова пытаюсь вникнуть в суть приписанных мне процедур. Несколько раз изучаю список, и сдаюсь.
— Не понимаю, как йога и массаж могут помочь мне…
Тимур улыбается, продолжая следить за дорогой.
— Ты должна научиться чувствовать границы своего тела. Твое сознание заключено в этом теле. Ты не сможешь защитить сознание, если не прочувствуешь где оно заканчивается. — Поясняет Тимур.
Скептически морщусь. Никак не могу поверить, что такие простые вещи могут помочь мне справиться с тем, с чем я не могла справиться всю свою жизнь.
— А что такое нейрогимнастика? — Через время спрашиваю я.
— Упражнения для развития определенных зон мозга. — Терпеливо разъясняет Тимур. — Наша задача уйти от эмоциональной эмпатии к когнитивной. Когнитивная эмпатия — это интеллектуальный процесс. Ее можно развивать. Ученые-физиогномисты активно изучают эту область и давно применяют нейрогимнастику в обучении.
— Физиогномисты? Это те, что считывают информацию по лицам?
— По лицам, движениям, мимике.
— И при чем здесь эмпатия? Они ведь анализируют черты лица… Простой статистический анализ…
— Верно. Но ты делаешь то же самое. От части.
— То есть? — Скептически приподнимаю бровь и смотрю на Тимура.
— Твой мозг, как высокочастотный прибор, считывает малейшие изменения в мимике, позе, дыхании. Ты не в состоянии охватить это своим сознанием, не чувствуешь перехода, анализа. Все это проходит мимо твоего понимания. Автоматически. Процентов на тридцать твоя эмпания — это результат наблюдений. В остальном — работа зеркальных нейронов. Они же виноваты и в эмоциональном заражении.
Хмурюсь, не отрывая взгляд от профиля Тимура. Не понимаю отдельных слов, но, кажется, общий смысл улавливаю. Хотя, поверить в то, что он говорит, довольно непросто. Мне сложно воспринимать мои способности, как нечто научно обоснованное, без волшебства, участия злого рока и мистификации.
— Хм. — Только и произношу я, и качаю головой. — И где же… обучают этому ремеслу?
Тимур поворачивает к моему дому, паркуется и поворачивается ко мне корпусом, опершись рукой о руль.
— Я знаю лишь о двух школах — западной и восточной. Америка и Китай. Подходы у них разные, но суть одна. — Рассказывает Тимур, и я качаю головой, вспоминая, что эти страны уже упоминал в разговоре начальник Вадима. — В идеале тебе стоило бы поехать поучиться, чтобы развить когнитивку, но пока, я так понимаю, возможности у тебя нет…
Вздыхаю, опуская глаза.
— Не знаю. Наверное. Я… — Осекаюсь. Я не управляю своей жизнью, осознаю это в очередной раз и сникаю.
— Пока будем обходиться тем, что есть. А дальше решишь. Да?
— Да. — Слегка растянув губы в благодарной улыбке, открываю дверь. — Спасибо.
— Не за что. — Бодро отзывается Тимур и неожиданно добавляет, странно сверкнув глазами. — Не пригласишь меня на чай?
Резко поворачиваю голову, бросая ручку двери. Смотрю на него широкими глазами.
— Э-э… я… — Растерянно бормочу, быстро хлопая ресницами.
Тимур внезапно разражается громким смехом.
— Агата… Это просто фантастика. Чтобы человек, обладающий такой мощной эмпатией, сам… совершенно не умел скрывать свои чувства… Так нельзя. Ты — открытая книга. — Смеясь, упрекает меня Тимур.
Насупившись, выхожу из машины, и, хлопнув дверью, не прощаясь, иду к подъезду.
— Агата. — Снова окликает меня Тимур. — Через пару дней я снова уеду. Не игнорируй предписания.
— Не буду. — Отзываюсь недовольно и, махнув рукой, скрываюсь за дверью дома.
Глава 28
Прежде, чем заняться выполнением предписаний Роберта Генриховича, решаю снова попытать счастья с Матвеевым.
Не без труда нахожу Вадима. Он выглядит помятым и взъерошенным. Очевидно, дело «Организации» отнимает у него слишком много сил. На секунду чувствую к нему жалость, и открываю рот, чтобы предложить помощь, но в последний момент проглатываю слова, уже готовые сорваться с моего языка. Ругаю себя, не переставая самой же себе удивляться. Жалость — плохое чувство. Оно толкает на необдуманные поступки. Не стоит его впускать в свое сознание.
— Ты выглядишь больной. — Хмуро оглядев меня с ног до головы, хрипло говорит Вадим.
— Ты тоже. — Киваю головой в его сторону.
— Я просто устал.
— И я. — Складываю руки на груди.
— Зачем пришла? — Буквально рухнув на диван, Вадим трет пальцами покрасневшие глаза.
— Хочу снова поговорить с Матвеевым.
— А смысл? Как по мне, это бесполезная трата времени и… ресурсов. — Запнувшись и оглядев меня беглым взглядом, возражает Вадим.
— Значит, ты сдаешься? — Приподняв бровь, смотрю на Вадима сверху вниз, стоя около дивана.
— Агата… — Устало вздыхает Вадим. — Мне хватает работы и без этого дерьма. На действия, заранее обреченные на провал, у меня просто нет времени. Эпидемия более-менее контролируется, лечение идет полным ходом. На повестке дня другой вопрос…
— Организация…
— Да. Организация.
— Удалось что-нибудь выяснить? — Осторожно спрашиваю, стараясь выглядеть не слишком заинтересованной.
— Практически ничего. Неуловимые мстители, мать их… Еще четыре убийства и шесть пропавших чинуш…
— Зачем они это делают? — Хмурюсь непонимающе.
— Ты что, телевизор не смотришь, в интернет не выходишь? — Вскидывает на меня недовольный взгляд Вадим. — Все вокруг пестрит их лозунгами «Побороть преступность», «Навести порядок, там где этого не в силах сделать государство». Они пытаются скомпрометировать власть, показать, что правительство не в состоянии защитить свой народ.
Хмурюсь сильнее. В голове будто щелкает от внезапно вспыхнувшей гипотезы.
Сглатываю внезапно пересохшее горло. Сердце начинает стучать быстрее.
— Вадим. Мне срочно нужно к Матвееву. Организуй свидание. Пожалуйста. — Выдаю на одном дыхании.
Вадим поднимает на меня глаза. Вид у меня, наверное, убедительный, а может быть слегка ошалелый, раз он, почти не раздумывая, лишь пару секунд поглядев на меня изучающим взглядом, встает и, нажав кнопку на селекторе, просит привести ученого в комнату для свиданий.
Иду по коридору быстрым шагом. Меня почти потряхивает от нетерпения. Я уже наверняка знаю, что скажу Матвееву. И мне очень, просто очень важно, отчетливо распознать его эмоции.
