чтобы принести им два бокала виски.
— Пей, ― он протянул ей бокал.
— Я не хочу, ― заикаясь, ответила Лика.
— Пей.
Лика хотела было послушно взять стеклянный бокал, но руки сильно дрожали, и она расплескала часть выпивки. Феликс положил руку поверх ее пальцев и насильно влил в нее обжигающую янтарную жидкость. Убедившись, что Лика выпила все до дна, он поставил бокал на стол и подошел к окну. В тишине комнаты раздавались только тихие всхлипы Лики. Феликс ни о чем не спрашивал, не задавал вопросы, не выпытывал подробности, а просто молчал. Лика сама начала говорить…
— Это была Сережина идея ― поехать на Кипр. У нас не было денег лечить Марусю. Если бы я родила ее хотя бы на год позже… Мне только дали главную партию в спектакле “Жизель”, когда я узнала, что беременна. Естественно, меня сразу сняли. А примы зарабатывают в разы больше. Ну и гонорар с гастролей. Я могла бы собрать хотя бы изначальную сумму на операцию. А так… рядовой балериной я зарабатывала копейки. Подрабатывала педагогом, но все равно не хватало. А Сережа чаще был безработным. Не задерживался больше пары месяца на одном месте. Одолжить денег не у кого было. Сначала я действительно работала только стриптизершей. Сережа устроился охранником в том же клубе. А потом смекнул, что можно денег больше заработать, поставляя девочек. Первой, естественно, была я. Уломал меня железным аргументом: Марусе становилось хуже. Срочно требовалась операция. Он забрал мой паспорт и изолировал меня ото всех. Денег на руки он мне не давал. А Марусе становилась все хуже и хуже. Этот подонок с меня брал пятьдесят процентов. Дочь при смерти, а он брал половину заработка! ― горько хмыкнула Лика. — Позже расширил свое дело, появились новые девочки. Я работала каждую ночь. Иногда принимала по десять клиентов в день. Работала без выходных. Часто Сережа приходил ко мне пьяным. Бил и орал, что я конченная шлюха и ловлю кайф от того, что сплю с клиентами. У меня выходные наступали только после его побоев. А когда Маруся умерла, эта сволочь не разрешила мне поехать на похороны. Заставил идти к клиенту. Я брыкалась, истерику закатила, а он, вместо элитного клиента, отдал меня восьмерым голодным морякам. Они только что с полугодового рейса вернулись, ― Лика истерично засмеялась. — Веришь? Я ничего не чувствовала, когда они меня… знаю, что некоторые девочки с проблемами после групповухи… а я практически ничего не помню. Все как в тумане было. Проработала у него еще год после этого. Полиции платил за крышу, естественно. А после я выбрала момент, выкрала паспорт и свалила. А когда вернулась… узнала, что мой отец не получил ни копейки на лечение Маруси. Они с матерью продали трехкомнатную квартиру, где жили, и перебрались в однушку на окраине, доставшуюся мне от бабушки. Только денег все равно не хватило. Хотели продать и ее, но не успели. Маруся умерла. А через полгода мама ушла вслед за ней от горя. А Сережа… он себе дом купил. На Кипре двухэтажный особняк себе отгрохал! Я обслуживала клиентов, его дочь умерла, а он на все заработанные деньги купил себе дом на солнечном острове. Веришь, по приезде я даже не могла сходить на могилу дочери и матери, потому что… мне стыдно… Я рада, что этот урод сдох!
Феликс, казалось, вовсе не слушал, смотрел в окно и думал о чем-то своем. Однако Лика была убеждена, что он не пропустил ни одного ее слова. А потом, после того как Лика как на духу выпалила всю правду этому почти незнакомому мужчине… ее накрыло.
Лика выбежала из кухни во двор, упала на колени и начала пронзительно выть. Нет, она не плакала. От ее надрывного душераздирающего, почти нечеловеческого воя убитой горем женщины, черные вороны вздрогнули и соскочили с веток деревьев. Жуткий истошный крик раздавался по всей округе. Ее горло адски саднило, однако Лика не могла прекратить. Перед ее глазами стали проплывать воспоминания, как кадры из кинофильмов. И смертельный диагноз, поставленный ее маленькой принцессе, и каждый клиент, с которым ложилась, предательство и побои мужа. Грустную улыбку матери, когда отправляла ее на этот злосчастный остров. Последний раз, когда видела живую маму. Папа, который молчаливо поддерживал ее. Как украла мобильный у клиента, чтобы позвонить домой, но так и не решалась набрать родительский номер от удушающего чувства вины. Как подыхала от стыда, обслуживая потных вонючих мужиков… Все… Лика вспомнила все то, о чем так долго не разрешала себе думать, чтобы не свихнуться от боли. Она никогда не оплакивала потерю дочери. Не проронила ни слезинки. Стояла в сильнейшем немом шоке, когда Сережа известил о смерти ее ангелочка. Не плакала, когда ее насиловали эти твари. Не плакала, когда ее избивал муж. Она не плакала, когда узнала, что мамы больше нет. Однако сейчас, произнеся вслух всю свою историю, Лика не могла больше сдерживать разрывающий ее изнутри вулкан боли. Она каталась по земле в чудовищных нестерпимых муках. Ротвейлер Феликса выбежал из своего деревянного домика и подбежал к ней. Сочувственно облизывал ее ухо. Умный пес. Жалостливый. А потом завыл с ней в унисон. От их горестного тандема встревоженные черные птицы кружили над ними в диком танце ужаса.
По-человечески, с искренним сочувствием к Лике отнеслись только матерый бандит и его безымянный пес. Отчего-то Лике стало смешно от этой мысли. Женщина захохотала как ненормальная. Пес вздрогнул от ее жуткого смеха и перестал голосить. Лике даже показалось, что черный огромный ротвейлер испугался ее болезненного смеха.
Ее жуткое веселье продлилось недолго. Вскоре из Ликиных глаз ручьем полились горючие слезы. Казалось, сейчас она отгоревала и смерть ребенка, и свою гребанную поломанную жизнь. Наконец-то Лика выпускала из себя то, что годами удерживала, ту адскую боль, что столько времени держала за крепкими стальными засовами, не позволяя выходить наружу. Чтобы не сойти с ума от боли и горя. В прошлом Лике было необходимо держаться, не сломаться. Сначала ради дочери, после ради отца. Надо было выживать. А теперь… когда, благодаря случайному незнакомцу, все уже позади, Лика могла дать волю разбушевавшемуся душевному цунами, что захватывало ее полностью и сносило остатки ее хрупкого самообладания.
Лика не помнила, сколько продлилась ее жуткая истерика. Лика потеряла счет времени… Намного позже обессиленная женщина неподвижно лежала на земле.