соглашаешься, инициатива наказуема.
На улице давно стемнело. Часть здания у входа в ВИП-палаты всегда пустовала: минимум персонала, максимум приватности. В темном закутке и абсолютной тишине я слышала безумное дыхание мужчины. Капли пота с его лба оказались на моей шее, густые волосы щекотали кожу щек.
— Отпустите, — мой испуганный писк растворился в его гортанном рычании, — кто-то может увидеть!
Нас закрывала колонна и полное отсутствие плафонов, это не мешало сходить с ума от волнения. Медленно соскальзывая вниз, я все равно не касалась земли и ощущала сильный дискомфорт в районе талии. Не желая даже косвенно навредить ребенку, я обхватила бедра мужчины ногами, ища опоры и распределяя вес. В таком положение физическое состояние было в норме, а вот моральное… Наша поза выглядела более чем компрометирующей.
— Может, ты не поняла… Я не спрашивал тебя, Каролина. Не советовался. Не предоставлял выбор, — холодный стальной бархатный бас вводил в ужас, заставлял сердце вырываться из груди, а конечности покалывать. Сжав мои скулы, Владимир перестал утыкаться носом в шею, заглядывая в глаза, не давая мне отвернуться. Это было худшее из всех возможных влияний: его внутренний рентген. Казалось, словно его глаза змеями проникают внутрь меня, видят насквозь, читают мысли. — Сейчас ты возвращаешься и собираешь вещи. Поняла меня?
Я была в его власти. Полностью под контролем. Владимир Орлов навсегда привязал меня к себе нерушимыми кандалами, обрезая все пути. И все же внутри поднялся бунт… Накрыв живот ладонью, я уверенно качнула головой в сторону:
— Этого не будет, я уеду домой только с Марком.
Владимир замер, гробовая тишина длилась вечность. В эти крохотные моменты показательной тишины я ощущала его размеренное биение сердца, но ускоренный пульс. Орлов пах сильным и стойким к любым жизненным стрессам мужчиной, как афродизиак. Ни одна женщина, находящаяся рядом с ни не смогла бы сдержать желание, сражающееся внутри со страхом. Безумная смесь! Сводящая с ума!
— Ты останешься с мужчиной, — сарказм сквозил его надменный баритон, — который поднимал на тебя руку. Умно, Каролина. Ожидал от тебя большего.
Просунув ладони между нашими телами, я пыталась создать баррикаду между мой и Владимиром. Таможню, запертую от нежелательных гостей. Осознав это, Орлов оскалился, обнажая зубы в гневе.
— Ваш сын любит меня, — призналась я, и Владимир странно для меня задохнулся, будто я затронула запретную для него тему. Болевую точку. — И я… Я уверена, что обрету счастье с ним, несмотря ни на что.
Владимир смотрел на меня в полном изумлении, шок отражался в его широко распахнутых глазах и надрывном голосе:
— Ты в себе, девочка? Или это гормоны так в голову ударили?
Поперхнувшись и вдохнув полной грудью, я усмехнулась воспоминаниям:
— Месяц плохих воспоминаний, против множества великолепных… Я знаю Марка совсем другим. Таким, каким он является на самом деле.
Надрывное дыхание, скрежет зубов и громкий вздох, смешанный с утробным рыком мне прямо в губы:
— Ты думала об этом, когда кончала от моего языка в бассейне?
На голову вылился ушат ледяной реальность. Губа задрожала, глаза наполнились слезами. С губ сорвался жалкий умоляющий писк:
— Владимир…
— Или, — рычал он, не давая мне возможности прийти в себя, — когда сосала мой член на коленях, а?
— Прошу…
Боль… Слова его причиняли необъяснимую боль, разрывающую изнутри на части. Ничего так не убивает, как правда.
— Или, — неумолимо стрелял в меня словами Владимир, — когда заигрывала со мной ножкой под столом в ресторане? Уверен, ты текла, как сука во время течки от мысли, что у меня член в штанах каменный от твоих манипуляции.
— Не надо…
Сердце в груди вырывалось, тошнота подступала к горлу. Пульс набатом отбивал в висках, волосы на голове встали дыбом.
— Знаешь, сколько раз я кончал, вспоминая об этом? — дьявольский голос, ужасно развратные слова, губы на шее — все это доводило до предела. Его ладони сомкнулись на моих ягодицах, я вздрогнула. — Каждый день, Каролина. Каждый.
— Остановитесь…
Голоса кружилась, огни мигали перед глазами. Легкие сводило судорогой, кислород отказывался отступать в легкие.
— И мне не стыдно говорить тебе об этом. Знаешь, почему? — зубы сомкнулись на мочке уха, на губах застыл немой стон. — Потому что ты делала это намного-намного чаще, девочка.
Владимир утверждал, не предполагал. Будто читал мысли, проникая в воспоминания. Знал, как горит мое тело от одного лишь прикосновения его рук. Как содрогается кожа от губ, как сходят с ума рецепторы от запаха!
— Я предлагаю тебе гораздо больше, чем остальным, — выдохнул он мне в губы факт, не вызывающий сомнений. — Делать это дважды не в моих правилах.
В тот момент я ощутила себя девочкой, стоящей перед витриной полной всевозможных сладостей, обожаемых мною до глубины души. В одной руке у меня была безлимитная карта, способная купить весь магазин, а в другой… Заключение о сахарном диабете.
Владимир Орлов убивал меня ровно в той же степени, что и дарил вдохновение к жизни. Рядом с ним я ощущала себя живой, мир вокруг блек в сравнении со старшим Орловым! Но каждый раз даже самый маленький «кусочек» этого мужчины, как и конфеты для диабетика, могли стать последними.
— Нет, — несмело, надрывно, едва слышно шепнула я в пустоту, глядя мимо Владимира.
Краем глаза я видела, как он внимательно меня изучает, не веря своим ушам и хмурясь:
— Что ты сказала?
Сглотнув ком и натянув маску уверенности, я посмотрела на него так равнодушно, как только умела. Будучи уверенной, что так будет лучше для нас обоих.
— Нет, Владимир. Простите.
Он хмыкнул, звук этот стал страшнее смерти. Как затишье перед бурей! Медленно опустив меня ногами на пол, он сделал шаг назад, нависая теперь уже сверху.
— Мне ничего не стоит, — деловой тон, как на совещании, взбодрил не хуже стопки водки, — лишить тебя прав, девочка. Это ребенок моего
