Наверное, кто-то, оказавшись на ее месте, выбрал бы сделать вид, будто ничего не произошло, но Катя чувствовала, что ничего хорошего из игры в незнание не случится. Эта неясная недосказанность, которую она осознала лишь вернувшись в Москву — в Петербурге все было намного проще и понятнее, — не давала ей покоя.
Жить дальше с полной уверенностью в собственной правоте она не могла. Не тогда, когда помнила, что и как говорила Денису больше пяти лет назад. Не тогда, когда все меньше верила, что имела право те слова произнести. Они больше не казались ей полностью справедливыми.
Если она пришла к правильным выводам, то Денис давно исправил свои ошибки. Не ради нее — иначе она была бы первой, кто узнал о его новоявленном благородстве. Напротив, из его участия в процессе сделали тайну Мадридского двора.
Значит, он исправлял ошибку в первую очередь ради себя. Из своей личной убежденности. И этот факт, вкупе с тем, что Катя уже знала о Денисе и его жизни, менял многое. Нельзя было промолчать. Нельзя было не поблагодарить: за то, что он помог исправить то, что она так и не сумела.
Катя никогда не исключала своей вины в том, что произошло с Марией: она и только она одна из-за своих личных чувств поставила под угрозу другого человека. Она и только она не исполнила свою обязанность по защите рабочей информации, в чем некого было винить, кроме себя самой.
Зная, куда после работы приведет ее путь, Катя закончила дела в офисе на час раньше обычного и еще до официального завершения трудового дня оказалась перед лифтами другого бизнес-центра. О местонахождении одной из самых успешных юридических фирм Москвы ей, конечно, давно было известно. Как и об именах наиболее ценных сотрудников.
На этаже уголовно-правовой практики Катя, затерявшись среди одетых похожим с ней образом местных сотрудников, умудрилась проскользнуть мимо секретаря, более увлеченного сборами домой, чем посетителями, и спокойно двинулась вдоль по коридору. Сосредоточенно всматриваясь в таблички на дверях, она старалась удерживать непроизвольно нарастающее волнение под контролем.
Они просто поговорят. Прояснят ситуацию раз и навсегда. Придут к миру. Ничего необычного. Они плохо расстались, прошло время и грянула пора цивилизованного извинения. Все.
Заметив нужную дверь, Катя резко остановилась и постучала. Дождалась громкого «Заходите!», после которого, наконец, шагнула вперед.
Пульс подскочил мгновенно — его не тревожили ее внутренние мантры о спокойствии, ладони похолодели — им было все равно, что взрослой женщине неудобны реакции шестнадцатилетней дебютантки в высшем свете, и даже зрение на пару секунд утратило фокус.
Когда же четкость восприятия вернулась, Катя вместо приветствия могла только поражено спросить:
— Что… что у тебя с лицом?
Денис, чей направленный на нее взгляд, нельзя было описать иначе, чем ошарашенный, в ответ на ее слова с досадой поморщился, и Катя вздрогнула, проследив за тем, как напряглась от его реакции рассеченная бровь. Отсутствие пластыря, швов… всякого отпечатка медицинского вмешательства, в чем она могла убедиться, пока медленно и неосознанно приближалась к Денису, неподвижно сидевшему за письменным столом, в попытке лучше разглядеть его лицо, лишь сильнее ее обеспокоили.
На правой брови и на левом рванном уголке губы темнела запекшаяся кровь, на скуле был страшного вида синяк. Насколько Катя имела опыт судить, раны не являлись совсем уж свежими.
Денис никак не ответил на ее вопрос и молча смотрел, как она подходит все ближе, чтобы, обойдя стол, замереть в полуметре от его застывшей в кресле фигуры.
— Что с тобой случилось? — Катя спросила вновь. Голос у нее дрожал.
Отведя от нее взгляд — сама она смотрела на него пристально и тяжело, пытаясь не упустить ни малейшей детали, — Денис долгожданно и с легко уловимым нежеланием все-таки пояснил:
— Сторона обвинения выразила свое неудовольствие. — Он якобы беззаботно пожал плечами, но от Кати не укрылась легкая дрожь спазма, пробежавшая по его груди и рукам. Она не сомневалась, что под тканью костюма прячутся гематомы серьезнее той, что синела сейчас на его лице.
— Господи… — вырвалось у нее судорожно, когда она вместе с движением его головы заметила след крови у виска. — Денис…
Он повернулся к ней, они встретились взглядами: Катя не знала, каким был ее, но глаза Дениса — знакомые, самые изученные на свете глаза: серо-зеленые, с золотистыми крапинками, что видны лишь на ярком солнечном свету, — сейчас показались ей заслоненными щитом, нечитаемыми. Пожалуй, единственное, что она могла в них угадать: удивление на грани неверия.
— Катя, зачем ты здесь? — поинтересовался он устало.
Она вздрогнула и резко отклонилась назад, лишь благодаря неожиданно высокой громкости его голоса поняв, как близко она стоит.
— Я хотела поговорить, — призналась она неуверенно. — Но не сейчас. Это подождет. Ты был у врача? — переключилась она вновь на то, что пока имело более важное значение.
— О чем ты хотела поговорить? — Он проигнорировал ее вопрос.
— Неважно, — она почти нервно отмахнулась от его настойчивого любопытства. Ей не нравилось, что Денис уводит разговор в сторону. — Ты был у врача?
Он усмехнулся, как бывало раньше, когда во время ссоры ей удавалось выдать фразу, возражений которой придумать он не мог.
— Был. Вред здоровью надо было зафиксировать.
Катя нахмурилась и пораженно покачала головой.
— То есть у нормального врача ты не был?
Денис раздраженно вздохнул. Комментария от него не последовало.
— Ты… ты обработал хотя бы? — Глупо было спрашивать. Катя не сомневалась, что никаких манипуляций Денис не сделал. Его даже на прививку приходилось волоком тащить.
Он поморщился, но признался, подтверждая ее правоту:
— До этого не дошло.
— Как это не дошло?
— Я уснул.
— Денис! — воскликнула она возмущенно, удивляясь его беспечности. — У тебя кровь на виске! А если сотрясение, а если…
— Все нормально.
— Да где же нормально! Тебе нужно к врачу.
— Катя…
— У тебя сегодня есть еще встречи?
— Что? — сказал он недоуменно, но она промолчала. — Нет.
— Тогда поехали.
— Куда?
— В больницу, — произнесла Катя раздраженно, будто он и сам должен был догадаться. — С таким не шутят. Пусть проверяют, нет ли сотряса.
— С головой нормально все, — попытался он ее заверить.
— Иногда сотрясения не дают знать о себе сразу, травмы головы этим и опасны, Денис. — Он вдруг едва заметно, словно не удержавшись, улыбнулся, и ей стало неловко за свой менторский, поучающий тон. — Поехали, — предложила она повторно, но уже не столь уверенно. Она, наконец, вспомнила о той, про кого должна была помнить с самого начала. — Или… наверное, тебе стоит попросить жену. Не хочу ставить тебя в неловкое положение.
Улыбка слетела с его лица. Медленно Денис поднял правую руку и покрутил ладонью под Катиным взглядом, постепенно сменившимся с хмурого на растерянный.
— Я развелся.
Она неловко дернулась на одном месте, отчего-то не представляя, куда себя деть и тихо произнесла:
— Прости.
— Не за что.
— Что? — На самом деле она даже не услышала, что он ей сказал.
— Не за что извиняться. — От его голоса, спокойного и уверенного, у нее к горлу по неведомой причине подступил комок.
Катя не знала, что должна ответить. Нелепо промолчав, она пошла к двери. У порога она обернулась, наткнувшись на внимательный взгляд Дениса, и сказала глухо:
— Собирайся. Я отвезу тебя в больницу и домой.
Глава 28
К лифтам Катя и Денис шли вместе. Параллельно друг другу, с небольшим пространством между — пятьдесят сантиметров, которых будто бы не было. Так казалось Кате.
Еще не все сотрудники покинули офис, и подчиненные Дениса, проходившие мимо, обязательно оглядывались назад, намереваясь попрощаться, и после в легком замешательстве отворачивались: никто не упустил из виду ни изувеченного лица босса, ни его внезапной сопровождающей. В ожидании лифта Катя поймала на себе несколько любопытствующих пар глаз, чаще женских: некоторые посматривали с очевидным неодобрением и тайной завистью. Она же и бровью не повела: на нее уже смотрели таким образом раньше. Почти десять лет подряд.
