себе силы как ни в чём не бывало пожать его руку?
— Ч-чёрт. Я должен был догадаться! Значит, директор?
— Не так давно. Да это и неважно. — Чтобы чуть перевести дух, Агата скосила взгляд на малышку. — Пройдём в кабинет?
— Да. Ксюш, пойдём с папой. И скажи спасибо Алисе Витальевне.
Ноль реакции. Чего, в общем-то, и следовало ожидать.
— Эта история с похищением — правда? Или такой оригинальный способ попасть к нам на приём? — спросила Агата у Стужина, когда за ними закрылась дверь.
— Чистая правда. Мне посоветовал обратиться в твой фонд психолог из полицейского участка.
— Какой ужас. — Агата покачала головой. — Как это произошло?
Стужин, который всё это время придирчиво изучал её кабинет, обернулся и, напрочь проигнорировав вопрос, поспешил задать свой:
— Почему ты мне не сказала?
— О чём?
— О том, что ты всем здесь заправляешь. Я ведь думал, что ты так… волонтёришь.
— А какая разница?
— Не знаю. Просто я полагал, что ты…
— Что?
— Вполне обычная, — как-то зло даже выпалил Стужин.
— Ты правильно полагал, — ответила Агата, не сводя взгляда с его дочери, которая смотрела на фотоаппарат, болтающийся у неё на шее. Агата сняла камеру и сунула в маленькие ручки.
— Лучше не надо. Вещь дорогая. А Ксюша ужасно неловкая.
Агата стиснула зубы. Помогла девочке взять фотоаппарат. Включила. И показала, как просмотреть уже отснятые фотографии.
— Удивительно, что она тебя слушает.
— Просто я говорю на понятном ей языке.
— Вот как? — Илья сощурился. — И что же это за язык?
— Декларативный язык. Ничего особенного. Ты же в основном выбираешь императивные фразы.
— Считаешь, что за пять минут поняла, как я общаюсь со своей дочерью?
— «Ксюш, пойдём с папой. Скажи спасибо Алисе Витальевне»… — процитировала Агата. — Это никуда не годится. Говорить предпочтительней фразами, которые не требуют от ребенка какого-либо вербального ответа. Такой подход может увеличить желание дочери с тобой общаться. Ты можешь прислушаться к моим словам, а можешь и дальше воспринимать их в штыки. Но тогда непонятно, зачем ты обратился в наш фонд.
— Я не знал, что он твой!
— Наш. Но разве это что-то меняет?
Их взгляды с Ильёй скрестились. Ну же, скажи… Ответь! Что это меняет? В принципе. И для тебя.
— Не знаю. Я… чёрт! Это так неожиданно.
Что ж… Эти чувства Агата могла понять. У неё и самой до сих пор голова кружилась. При виде Стужина на поверхность проступили все её болевые точки. Он мог надавить на них, усугубляя боль, делая её мучительной. А мог стать для неё обезболивающим, о-пи-ем.
— Так ты за неё возьмешься? Мне нужна помощь.
— Я не занимаюсь непосредственно детьми. Для этого у нас есть команда прекрасных специалистов. Ксюшу мы возьмём в качестве исключения. Но ты должен понимать, что на её реабилитацию может уйти много времени.
— Сколько?
— Я понятия не имею. Это слишком индивидуальный вопрос.
Стужин тихо выругался, зарылся рукой в волосы.
— Я понимаю. Да…
— Мне жаль, если это нарушит твои планы.
Нет. Нет… Неправда. Нет.
— Врёшь ты всё.
— Да нет же…
— Ещё как. Я тоже вру. Сам себе. Что забуду тебя, что там мне будет лучше… А на самом деле только о тебе и думаю. Только о тебе и думаю… Понимаешь?!
Илья подошёл к Агате, знакомым жестом обхватил затылок. Его пальцы запуталась в её волосах. Её чувства запутались в ловушках, что он, может, сам того не желая, расставил.
— Что ты делаешь? Перестань!
Ох, не так, не тем голосом нужно требовать остановиться.
— Не могу. Это ж такой шанс, глупая!
— Шанс на что? Всё ещё больше усложнить? Ты же всё равно уедешь…
— И что? Ты предлагаешь жить с оглядкой на потом? А почему бы не жить просто здесь и сейчас? Что, если завтра вообще не настанет? Это же так, мать его, реально!
— Тише ты! — шикнула Агата, игнорируя вызванную его близостью дрожь в теле. — Дети очень чувствуют наши эмоции. Они на них давят.
— Прости… — Стужин коснулся лба Агаты своим разгорячённым лбом. Потёрся носом, прижался губами, раскрывая её губы… Мир сузился, сжался до точек, чёрных точек его зрачков. Откинувшись в его руках, Агата долго вглядывалась в их глубину, бездонную и манящую. А потом тихо всхлипнула, сдавшись. И сама потянулась за поцелуем, как раз в тот момент, когда чуть в стороне послышался звук затвора. Щёлк!
Агата удивлённо вскинулась и уставилась на девчушку, о которой они со Стужиным как будто забыли.
— Она сняла нас!
— Да… Покажешь? Какая ты молодец!
— Вот. Это программа… инклюзивного центра для Ксюши. Как я понимаю, твоя дочь — большая умница, и шансы на полноценную адаптацию у неё высоки. — Агата мягко улыбнулась Ксюшке, как будто утратившей всякий интерес к происходящему. — Но, конечно, к ней ещё нужно присмотреться. А это — для тебя, — на стол перед Ильёй легла красочная брошюрка.
— Для меня? — тупо переспросил он. В отличие от Агаты, Стужин никак не мог прийти в себя после их неожиданной встречи. Та казалась невероятной. И какой-то даже мистической. Будто сама судьба вела их за руку друг к другу, ломая все его планы самым неожиданным образом. И это заставляло его сомневаться, что он выбрал правильный путь.
— Да, для тебя. Ты не волнуйся, ездить никуда не придётся. Занятия для родителей проходят в «Зуме», а ещё у нас есть свой канал в «Телеграмм».
— Зачем мне эти занятия? За Ксюшу спасибо, я тебе благодарен, но своё я отучился.
— И как много тебе известно о стратегиях поддержки ребёнка с РАС?
Ну вот… Он опять себя чувствовал ни на что не годным дебилом. Как тогда, когда Агата задвинула ему лекцию о способах коммуникации. Императивных… и ещё каких-то там.
— Я говорю тебе не в упрёк, пойми меня правильно,
