— Не только то, как я разрыдался, — продолжает он. — Память вернулась... —замолкает на секунду и недобро усмехается, — Улиточка.
Глава 47. Ревность
— Ульяна, — приподнимаюсь на руках. — Меня зовут Ульяна.
Оглядывается, зло щурится и тихим шепотом, что пробирает до самых костей, спрашивает:
— что, была готова отдаться пьяному нытику, если бы он был чуть настойчивее?
Недоуменно молчу, затем возмущенно моргаю, а через секунду смеюсь. Видел бы он себя сейчас со стороны. Лохматый, бледный и разъяренный.
— Ты ревнуешь к самому себе? — вскидываю бровь
— значит, была готова раздвинуть ноги, — цедит он сквозь зубы.
— Это, правда, смешно, Макар, — я опять смеюсь. — Ты себя слышишь? Давай, назови меня еще и шлюхой за то, что обнимала законного мужа.
Судя по его взгляду, он хочет так и сказать. Медленно выдыхает, крылья носа вздрагивают в гневе, и на щеках гуляют желваки.
— Верни того Макара, — шепчу я. — Он был разговорчивым.
Я хочу его подразнить. И имею право за все эти одинокие ночи, блеклые дни и апатию, в которой я задыхалась.
Макар встает, поправляет ворот рубашки и скрывается в ванной комнате, бесшумно прикрыв дверь.
— Узнаю того самого Макара, который просто уходит от диалога, когда ему что-то не нравится и когда ему нечего ответить.
Сжимаю переносицу. Сейчас он удовлетворит свои физиологические потребности, сходит в душ, выпьет кофе и устроит мне сладкую жизнь.
— НУ, что там? — с шепотом в комнату заглядывает бледная Дина
— Вернулся старый Макар, — едва слышно отвечаю я и массирую виски.
— Мне и новый не очень нравился.
— Дина, мне тут все прекрасно слышно, — доносится глухой и злой голос Макара.
— А про мою премию за то, что я лучшая в мире няня, вы, вероятно, забыли, да? —Дина входит в спальню и скрещивает руки на груди, глядя на дверь ванной комнаты.
— Про лучшую няню, Дина, не было ни слова, — недовольно отвечает Макар.
— Уходите от ответа, — Дина сводит брови вместе. — Премия будет.
— Какая ты меркантильная дрянь, — рычит Макар за дверью.
Я жду, что наша няня обидится, оскорбится, но она лишь усмехается и заявляет:
— А вы не отвечаете за свои слова!
— Дина, мать твою, я на унитазе сижу! — Макар повышает голос. — Ты еще ворвись прямо сюда, чтобы окончательно меня добить!
— тогда кофе?
— Да, будь добра.
— С молоком и с сахаром?
— Дина!
Кажется, что аж дверь от баса Макара дрожит и слетит с петель.
— Боже, какие мы нервные при похмелье, — шепчет она и кидает на меня недовольный взгляд, ожидая поддержки.
Однако я молча встаю, приглаживаю растрепанные волосы и выхожу из комнаты.
— Хотя, наверное, не кофе, а аспирина ему выпить, — Дина семенит за мной. —Лучше яда ему плесни.
— Думаешь, поможет?
Резко разворачиваюсь к ней, и она улыбается:
— Не только старый Макар вернулся.
— Иди вари кофе, — сжимаю кулаки, — раз тебе так хочется премию выбить.
Она молча опускает взгляд и пялится на мою грудь. Не дождавшись реакции, поднимает взор и шепчет:
— Молоко, Уля.
Я опускаю взгляд. Недоуменно смотрю на влажные пятна на пижаме и не сразу соображаю, что происходит. Разве может молоко взять и вернуться всего за одну ночь? И это совсем нелогично. Я сейчас испугана, рассержена, растеряна, и во мне нет умиротворения и баланса.
Оторопь сходит, и я чувствую, как ноет грудь под пижамой. Сглатываю и поднимаю недоверчивый взгляд на Дину, которая примиряюще гладит меня по плечу:
— я бы могла подсыпать Макару мышьяка.
Я на секунду опешив от ее улыбки милой и доброй маньячки, я открываю рот и подбираю слова, чтобы мягко ее разубедить в ее планах.
— Я шучу.
Из детской доносится обиженный плач Артема, и торопливо кидаюсь к двери:
— Приготовь смесь, пожалуйста.
— Зачем?
Оглядываюсь и шепчу.
— Он же, наверное, голодный проснулся.
А затем о своем существовании напоминает моя грудь едва заметной пульсацией.
— Точно, — говорю я и решительно вхожу в детскую. — Мама тебя слышит, мама рядом.
Артем кривится, фыркает и опять в голодном крике открывает рот. Торопливо расстегиваю пижаму, подхватываю сына на руки и прикладываю его к груди. Он отворачивается, с подозрением смотрит на меня, снижая крики до покряхтывания и я мягко прижимаю к себе:
— Да, сегодня без бутылочки.
Через минуту я сижу и покачиваюсь в кресле, вслушиваясь в сопение Артема, который голодно причмокивает. Тонкая нить нашей связи, что, казалось, была разорвана, цела. Чувство вины перед сыном меня отпускает и в сердце возвращается солнечным ручейком любовь и нежность. Я так скучала по этому ощущению тихого уединенного счастья в углу детской.
— Молоко вернулось? — раздается надо мной мрачный голос Макара.
Открываю глаза. Стоит надо мной и делает глоток кофе из белой фарфоровой чашечки.
— Ты знал... — тихо отзываюсь я.
— я же не идиот, — щурится. — Дина и при мне мешала смесь, когда приезжала.
Она в своей сумке не бутылочки сцеженного молока с собой таскала, а банку смеси.
Знал и ничего не предпринял. И даже не позвонил, чтобы узнать, как я и почему молоко пропало.
— Узнаю эти глаза, — усмехается. — Разочарована вторым Макаром?
Артем на груди сыто агукает, переводит хитрый взгляд на Макара и улыбается, протягивая к нему ручки. Он и в папе нуждается. Не только в маме.
Макар оставляет чашку, игнорирует мой прямой и гневный взор и забирает у меня Артема, который удивленно икает и прижимается к его груди.
— Ты же не думала, что я буду ходить нытиком без памяти до своей старости? —Макар поглаживает Артема, который глубоко и сыто вздыхает по спине.
— А нытик без памяти считал тебя идиотом без мозгов, — застегиваю пижаму и покачиваюсь в кресле. — Который чуть не просрал бизнес.
Молчит, сводит брови вместе до глубокой морщины на переносице, а затем выходит, прижимая к себе Артема:
— Твоя мама явно нарывается на неприятности. И сейчас за нами выскочит и начнет верещать о разводе, кода сама даже не удосужилась с бумагами ознакомиться.
Глава 48. Никаких больше сюси-муси
И я выскакиваю вслед за Макаром. И да, я хочу верещать о разводе, и меня бесит, что я такая предсказуемая истеричка, которая совершенно нелогична в своих поступках, чувствах и эмоциях.
— Я же говорил, — ехидно шепчет Макар Артему, который улыбается и пускает слюни. — сейчас начнется.
— Да какая же ты сволочь, — рычу я.
— Дина! — Макар повышает тон. — Харе уши греть.
— Да я тут просто пыль вытираю, — раздается обиженный голос Дины с лестницы.
Артем копирует интонацию Макара через громкое и возмущенное “муа-ва-аа-маы“, и показывается Дина, которая вскидывает бровь:
— Это еще что было?
Артем смеется, довольный ее реакцией и поднимает восторженный взгляд на Макара, ожидая его похвалы.
— Да, она еще и премию ждет, — Макар усмехается.
— Вы сами этот вопрос подняли, — Дина важно подбоченивается. — Вас никто за язык не тянул.
— И где твоя субординация? — шагает к ней, вручает нахмуренного Артёма. —Погуляйте. Время утренней прогулки.
Дина щурится и уходит. Жду, что Артем разрыдается, но он лишь недовольно фыркает и агукает, будто что-то высказывает няне, которая посмела рассердить папуля с похмелья.
— А у нас с тобой время для скандала, — Макар разворачивается ко мне. —Начинай, дорогая. Я готов.
Поскрипываю зубами.
— На кухню не пойдем, — хмыкает, — а то там ножи, знаешь ли…
— Вот урод.
— Отличное начало.
Я могу схватить фарфоровую вазу со столика на высоких ножках в нише стены и кинуть ее в Макара, но он замечает мой взгляд, который я кидаю на потенциальный снаряд.