— Она мне тоже не нравится.
— Ее нам твоя мама подарила! — рявкаю я.
— И вкус у нее не очень, — Макар пожимает плечами. — И не надо тут строить оленьи глаза, Уля. Ты эту вазу ненавидишь.
— Ничего подобного! Она мне нравится!
— Ты лживая сука! — рявкает он.
— Ты охренел?!
— Ладно, — цедит он сквозь зубы, — не сука, а лживая мямля, которая глазки в пол тупит и благодарит свекровь за уродский и тупой подарок! А затем каждый раз кривится, когда проходит мимо!
— Неправда!
— Правда! Хоть сейчас будь честной!
Макар прав. Мне эта ваза в странных, будто грязных разводах не нравится и не нравилась. Когда его мать с придыханием ее вручила мне, он заявил, что этой посудине место на чердаке в самом темном углу. Мне тогда стало обидно за его маму, и мне пришлось солгать, что мне очень нравится ее подарок. А что мне оставалось делать?
— Она бы обиделась — взвизгиваю я. — главное не подарок, а внимание!
— Да в задницу такое внимание! И вот какая ты! Лишь бы никто не обиделся на тебя! да?
— А, может поговорим о тебе?! О твоих изменах?
— А давай! — делает шаг — У тебя сестра под носом ходила в коротких шортах, жопой вертела, сиськами трясла, а ты ей ни слова не сказала! Потому что вдруг обидится?!
Задыхаюсь под волной возмущений, потому что он опять прав. Меня бесили короткие шорты Жанны, ее откровенные маечки, но я язык в одно место засунула и молчала, потому что не хотела обидеть сестричку.
— Муж возвращается к ночи, а ты молчишь, потому что вдруг ты его обидишь своими подозрениями, да?
— Так это я виновата в твоих изменах?! — охаю я. — Ты к этому ведешь?!
— А еще ты молчала насчет встреч по строгому расписанию, прямых и личных вопросах на первом свидании, не возникала против того, что не писал тебе и не звонил без надобности, не говорила, что ты не любишь розы.
— Прекрати.
— Или ты была в полном восторге от ухажера, который заявил, что хочет троих детей, все выяснил про здоровье, вредные привычки, семью, но не удосужился спросить, какие тебе цветы нравятся? — вскидывает бровь.
— Я была в тебя влюблена.
— Но это не отменяет того, что я вел себя максимально отвратно, Ульяна! И ты, мать твою, ни разу не попыталась показать зубы! Тебе не раз было со мной неловко, но эта не та милая неловкость, когда влюбленный мужик целует женщину среди толпы незнакомых людей, потому что не может сдержаться! Ты не виновата в моих изменах, но ты виновата в том, что вышла за меня замуж!
— АХ вот как?!
— На нашей свадьбе все было в розах! — рычит он. — И когда речь шла про оформление и все кругом говорили, что розы — это красиво и романтично, ты опять молчала!
— Заткнись.
— Я тебя давил с первого нашего свидания! И ты об этом прекрасно знала! И что мне помешает раздавить тебя окончательно, Улиточка? И ты даже будешь этому рада, раз с таким трепетом и теплом встретила пьяную и рыдающую свинью! Ты мазохистка, а я садист. И развод ни хрена не изменит И ты прекрасно это осознаешь. Я буду тебя тиранить в и вне брака, а ты страдать, а без всего этого ты полезешь в петлю, а сольюсь. Встретились два больных на всю голову одиночества!
И не выбрал бы я другую себе в жены, Уля, и не буду я опять женат!
— Хватит, Макар, — отступаю.
— И ты не станешь второй Леной для меня, — с угрозой улыбается, — потому что я не позволю тебе быть с другим. Лену я не любил. У меня на нее был дикий стояк, а она мне не давала, мурыжила и единственный шанс тогда отодрать ее во все щели.
— взять ее замуж, ведь она, дрянь такая, приличная девушка и ни-ни до свадьбы.
Да, это было весьма в репертуаре того Макара, который, как ты уже поняла этой ночью, был сраным нытиком и слабаком! Вместо того, чтобы отыметь жену, расплакался с каменной эрекцией ей в живот! А ты что?
Медленно отступаю без резких движений. Макар завелся, и надо снизить накал, а то его переклинит.
— Сюси-муси, Макар, — его лицо искажает оскал гнева, — ути-пути, тебе тазик принести, мой сладкий пирожочек? Самой не противно?
— Тебе было плохо... страшно и одиноко.
Щурится, и в глазах пробегает темная тень. Кидается ко мне, а я взвизгиваю и
залетаю в комнату. захлопываю дверь прямо перед разъяренной рожей Макара и щелкаю замком.
— Отвали от меня!
Глав 49. Я рядом
— Я выломаю эту дверь — от рыка Макара вибрируют стены.
Как же он прав. Мы больные на всю голову. Макар орет за дверью, угрожает мне, а я чувствую себя живой. Сердце бешено колотится, разгоняя в крови адреналин и волнение. Все эти дни я была никакой, а сейчас дышу полной грудью.
— открывай, дрянь.
Вздрагиваю, когда он бьет кулаком по двери, и разворачиваюсь к ней на носочках:
— То мы рыдаем, то орем в истерике? — рявкаю я. — Если рыдаешь, то слабак, но если орешь, то альфа-самец?
Замолкает, переваривает мои слова, но я слышу, как он тяжело дышит.
— И да! — повышаю голос. — Я — больная идиотка, которая влюбилась в самодура босса! Ходил себе такой весь важный, напыщенный индюк, а зарплату нашему отделу и не думал повышать — перехожу на крик. — Козлина! А скольких ты уволил?!
— Ты сейчас собираешься обсуждать свою зарплату?
— Потому что струсила на полпути? — делаю шаг, заглядывая в его черные глаза.
— Захожу в приемную к твоей сисястой секретарше с надутыми губами, чтобы записаться к тебе на встречу, а затем просто выбегаю, тихо извинившись. И вот оно!
— Что?
— С этого момента мой мозг цепляется за тебя! Я зарплаты повыше хотела! Ясно?!
Я себя днями и ночами настраивала на то, чтобы заявиться к тебе с важным
разговором, затем высматривала тебя, чтобы случайно поймать и поскулить о повышении оклада! И пошло-поехало! Я зарплату хотела, а не замуж за тебя! Вот так. У меня к тебе был изначально меркантильный подход! Я о замужестве не думала!
Макар недоуменно моргает.
— И пока я ходила и по тебе вздыхала, ты свою секретаршу пялил!
— Ты в своем уме?!
— А что? — скалюсь, — рот-то у нее рабочий! И зарплата у нее была повыше моей, раз она ходила вся такая модная краля! Может, ты и сейчас ее на столе имеешь, а?
— Да она уволена давно.
— А что так? Случайно зубами задела, когда отсасывала тебе?!
Брови Макара ползут на лоб от моей грубой пошлости, и пока он не пришел в себя, отступаю и опять захлопываю дверь:
— Урод.
— Открой.
— Я тебе сказала все, что хотела, — щелкаю замком. — А теперь иди сбрось стресс с новой секретаршей.
Я отступаю, гордо встряхнув волосами, что бессмысленно. Макар ведь меня не видит, чтобы восхититься моей надменностью и презрением.
Он выламывает дверь. Без особого грохота, и с одной попытки выворачивает умелым броском тела замок.
— А почему нет? — смеюсь я. — Я же об этом тоже молчала! С этого, сволочь ты такая, все и началось. С моей зарплаты!
— Что ты несешь.
Щелкаю замком, распахиваю дверь:
— Сижу я однажды в архиве, — цежу я сквозь зубы. — Глаза слипаются, режу палец о край бумаги.
— И? — вскидывает бровь.
— И думаю, что жизнь у меня — полное дерьмище! — срываюсь на крик. — И зарплата крошечная! Хочу получать больше! Или хочу перевода в другой отдел!
Надо пойти не к начальнику отдела, а к самому генеральному директору поплакаться, какая я бедная и разнесчастная!
— Ты не приходила!
— Я не пялил секретаршу, — заходит в комнату. — И с новой у меня ничего не было и не будет. Не в моем вкусе.
— Будто это имеет сейчас значение, — зло щурюсь, кода он делает ко мне бесшумный шаг.
— Имеет, раз ты об этом заговорила, — усмехается. — И значит, маленькая испуганная Улиточка сидела в архиве и ревновала?
— Ульяна! — срываюсь на крик и во вспышке гнева, которая сжигает в голове все мысли, кидаюсь на Макара.
— А то я не в курсе.
Перехватывает мои запястья, заводит руки за спину и целует, а я его кусаю с рыком .
