Володарский нашел для Дениса первые заказы, пусть небольшие, но значимые, безусловно. И покатило, покатило, вроде понемногу, но быстро и споро раскручиваясь и набирая обороты.
И первая его вещь на выставке, и нежданное признание, и Министерство культуры вывезло его работу на показ в Италию, и первый успех, и первые непростые заказчики.
Он перебрался в дом, обживался. Михаил Захарович переехать отказался — неуютно ему нигде, кроме своей квартиры. Конечно, когда дедали большую работу, приезжал к Денису и жил подолгу, И первая машина, ремонт квартиры, с полной переменой интерьера. Денис начал дорого одеваться, без идиотства денежно-понтового. Хорошая, стильная одежда известных фирм и марок, которая оказалась удобней, комфортней, приятней в носке. Всего пара костюмов для официальных выходов, остальное без выкрутасов, но дорого.
И неожиданно Арбенин сделал для себя небывалое открытие — им усиленно стали интересоваться женщины. Поделился с Михаилом Захаровичем, тот только посмеивался:
— А как ты думал? Состоятельный мужик при деле может позволить себе быть мерзким, уродливым, эгоистичным, главное, чтоб не жадным, — и все женщины его! А ты у нас красавец, богатырь, да к тому же молодой и неженатый!
Но недолго для Арбенина бравурно музыка женского интереса играла!
Он оставался все тем же малоразговорчивым, замкнутым, порой угрюмым мужиком, который девяносто девять и девять десятых процента своей жизни, мыслей, порывов любви отдавал своему делу.
Поучаствовать в его тратах нашлось вдруг превеликое множество барышень, и, странное дело, немногословность и замкнутость Дениса они принимали за легкую форму дебилизма и недалекость ума. И брались активно учить жизни, уму-разуму, тайно радуясь про себя, что такого лоха легко можно окрутить и вертеть им, как душа нежная пожелает, к собственному удовольствию.
Люди тупы, эгоистичны, самовлюбленны и недальновидны. А расчетливые барышеньки обогащают этот список еще и стервозностью.
Знакомиться с Арбениным дамы начали везде, выказывая личную, порой навязчивую инициативу — в кафе, ресторанах, на выставках, которые он посещал по профессиональной и деловой необходимости, на бензозаправках, оценив стоимость его машины и прикида, — словом, везде, куда ступала в общественных местах нога Дениса Васильевича.
Поначалу он пугался такой женской активности настойчивой, потом привык и даже начал пользоваться, но, как и прежде, дальше одной, максимум трех постельных встреч дело не шло. Да и ладно, Денис привык уже.
Одна балерина, которой его представили на выставке как автора понравившегося ей мебельного шедевра, домогалась Арбенина долго, планомерно и упорно. Он всячески уклонялся от такого «тарана», и не без причины. Балеринка была, на его взгляд, слишком уж худой, одни кости, мелкой и субтильной, ему и дотрагиваться до нее страшно было, не то что спать с ней!
Но дама столь настойчиво его окучивала, что они оказались-таки у нее дома.
Вечер обещал многое накрытым изысканным столом, музычкой, соответствующей моменту, свечами-шампанским…
Она скакнула на Дениса, не ожидавшего такой прыти, впилась поцелуем и потащила в кровать. Молниеносно разделась, как солдат-второгодок на время на зачет, легла в вычурно изысканной позе, демонстрируя балетное тело, и выдвинула требование:
— Ты меня трахай сразу и сильно! Только ни в коем случае не трогай руками, они у тебя вульгарно грубые, пролетарские какие-то, еще поцарапаешь.
Денис ни раздеваться, ни трогать руками не стал.
— М-да, — сказал, задумчиво ее разглядывая, — извини, но не по тычинке пестик.
И ушел. Но урок усвоил.
Следующей случилась упомянутая им Лене кандидат филологических наук. На юбилее у одного из коллег, известного мастера мировой величины. Как в каждом серьезном деле, есть свой «цех» и его законы. Например, поздравлять коллег с удачной работой, выставкой и юбилеем.
Происходило мероприятие в одном из самых престижных ресторанов Москвы, в числе гостей была и эта филологичка. Не пьющий Арбенин терпеливо выслушивал ее пьяненькие рассуждения, не самые глупые, надо заметить, и принял приглашение дамы в постель.
Опьяневшая в меру, возбужденная, она не обратила внимания на его ногу, покрикивала, стонала, торопила. Словом, получилось все неплохо. И дважды. В третий заход дама решила возбудить Дениса иным, известным всем способом, уселась между его ног, стянула с него одеяло…
И уставилась на шрамы, вмиг протрезвев от такого зрелища.
— Какое отвратительное, неэстетичное уродство! — заявила она, брезгливо скривившись. — Почему ты меня не предупредил, я бы не стала с тобой спать! Мне теперь всю ночь будет «это» сниться!
Понятное дело, он ушел. Да и фиг бы с ней, дура, хоть и кандидат наук. Но запомнил.
Была еще история с девулькой молодой, достававшей его своей «великой любовью» с первого на него, то бишь Арбенина, взгляда. Она так вообще потащилась за ним в Милан на выставку, поселилась в одной гостинице и пробралась к нему в кровать. Устав объяснять ей, почему он ее не хочет, Денис просто откинул одеяло и демонстративно выбрался из кровати, ничего не скрывая.
Ее в момент сдуло в туалет, где она и вывернула унитазу всю свою великую любовь, и с первого и со второго взгляда. Всю. И торопливо, нервно одеваясь, поделилась своим мнением:
— Такая мерзость! Арбенин, тебе вообще нельзя спать с женщинами!
Скатертью дорога, по крайней мере, отстала! Он не обижался, «складировал» шрамы скальпельные на душе, убеждаясь лишний раз в своем уродстве. Нет, не все так печально! Были и другие женщины, которые делали вид, что не замечают увечья, и не сбегали и не высказывались на этот предмет.
А потом он встретил Викторию. На выставке.
Она искусствовед, и именно по теме мебельного искусства девятнадцатого—двадцатого веков, довольно известный специалист в этой области и знала всех известных краснодеревщиков Москвы. Имя Арбенина к тому времени уж легендами обросло в профессиональных кругах, и Виктория искала с ним знакомства, руководствуясь деловыми интересами, как она акцентировала при встрече. От общения Арбенин не уклонился, когда ее представил ему коллега. Они стали встречаться, делая упор исключительно на рабочих интересах.
Виктория, конечно, не Невельская, и при всем ее специальном и серьезном образовании до Ленки ей далеко — не так глубоко в теме, не до деталей ремесленных и мастерства, да к тому же она специализировалась на европейской мебели, к которой относилась и русская мебель того конкретного периода.
Но Невельскую Денис тогда не знал, а общаться с человеком, знающим предмет твоих интересов и не из числа коллег, ему было интересно и приятно, тем более она не пугала его кокетством или напором определенной направленности. Мило, приятно, без намеков на более близкое знакомство.
