class="p1">— Это же очевидно. Вы — убийца, а я — школьница. Маленькая девочка, которая боится большого страшного дядю.
— Помниться мне, совсем недавно ты была уже взрослой девочкой. — Он наклонился к моему уху, и я сделала шаг назад. На его лице появилась хищная улыбка, и он настиг меня, прижимая спиной к стене загона. — Так бесстыдно выплясывать на барной стойке, а потом с глазами олененка Бемби умолять меня не трогать тебя, могла только ты.
Он резко отшатнулся от меня, и я увидела, как его грудь тяжело вздымалась. Он выпрямился и с горделивой ухмылкой прошелся своим опаловым взглядом по мне, останавливаясь на моих губах.
— Я должен извиниться за тот случай на свадьбе, — он поднял на меня свои глаза и лукаво улыбнулся. — Но я не буду этого делать.
— Что? — Мой голос осип и звучал как шепот. Я была в недоумении.
— Я не жалею, Андреа, что поцеловал тебя. Но это был единственный раз, потому что в твоей жизни будет только один мужчина — мой брат.
Он неспешно побрел к выходу, но на середине пути остановился. Развернувшись, он бросил мне:
— Моя жена внесла залог за эту лошадь.
Я не могла вымолвить и слова. Я должна была умолять его оставить мою теплокровную, должна была броситься к нему в ноги и, рыдая, просить не покупать и не увозить мою Хрум-Хрум, но я стояла, словно статуя и смотрела на мужчину.
Последнее, что я видела, это его спину, отдаляющуюся от меня все дальше и дальше. Потом моя голова закружилась, и я услышала голос Хрум-Хрум и торопливые шаги. А дальше моя голова почувствовала холодную землю загона.
— Долго еще она будет без сознания? — Властный раздраженный голос доносился до меня, будто бы из банки. Он казался мне знакомым. — Что вы ей вкололи?
— Не переживайте. Мы вкололи ей глюкозу и успокоительное, это повысит давление и восстановит силы больной. Она скоро очнется, подождите в коридоре.
Голос врача был ровным и спокойным: рядовая ситуация в больнице. Но что для врача было повседневностью, для меня стало шоком. Страх настиг меня, заставляя мои ладони нервно барахтаться и стукать по койке, а голову мотать из стороны в сторону. Я была в сознании, но не могла открыть глаза: сил попросту не было. Тело было будто бы парализовано, что не на шутку напугало меня.
— Что с ней? — Шаги стали громче, а после меня закрыла чья-то тень. Теплые, даже горячие, руки схватили мои ладони и поднесли к губам. Я хотела ответить, но не смогла. Сильно хотелось спать. — Что с ней, доктор? Отвечайте! — Последнее слово было похоже на рык зверя.
— Обморок на нервной почве. Выйдите и дайте девушке покой.
Но мою руку не отпустили. Терпкий запах парфюма врезался мне в нос, и я сделала невольный глубокий вдох. Меня еще сильнее сжали в объятиях. Я, понемногу успокаиваясь, провалилась в сон.
Проснулась я от того, что в моей палате было очень шумно: Моника и её мама стояли в левой стороне палаты и разговаривали с врачом, пока мои родители и отец Мон-Мон, скрепя зубами, пытались вразумить взбесившегося Хосе. Мужчина раз за разом бросался в сторону Луижди, который, в свою очередь, смотрел за всем происходящим с легкой наглой ухмылкой на лице. Какого было мое удивление, когда я увидела его в палате! Он совсем не вписывался в эти белые стены. Хотя даже тут он выглядел угрожающе и величественно.
— Хватит скалиться, Россини! Я убью тебя, жалкий ублюдок! — Выплевывал в гневе мой телохранитель.
— Хосе! — Цепляясь за локти сына, басом проговорил его отец. — Прекрати сейчас же!
— Послушайся отца, телохранитель. — Знакомый баритон заполнил комнату, и я вспомнила этот голос. Луи… Это он был со мной все время.
— Она попала сюда из-за тебя же!
— Я всего лишь сказал, что моя жена внесла залог за лошадь. — Спокойный и безучастный. Если бы не нервные нотки в конце предложения, я бы и предположить не могла, что это был он в палате.
— Скажите, — я услышала тихий голос врача. Это он обследовал меня, это его я слышала в разговоре с Луи. — Был ли какой-нибудь ещё стресс помимо последнего инцидента?
— Были. — Голос Моники дрожал, а под глазами красовались синяки — последствия слез. — Она очень нервничала с самого утра.
— Что случилось? — Обеспокоенный голос мамы в унисон с таким же обеспокоенным голосом отца прозвучали резко и, казалось, что им обоим не хватало воздуха.
Мон-Мон лишь опустила глаза в пол, прекрасно понимая, что не ей раскрывать всю правду. Тем более в присутствии их родителей. Тем более, в присутствии старшего брата моего нареченного. К тому же она просто не могла рассказать всем о выходке её брата — это грозило ему увольнением, а в случае с Россини — смертью. Я понимала страх подруги и полностью её поддерживала.
Первым заметил меня в сознании Луи. Он не отрываясь смотрел в мою сторону, и когда я открыла глаза и стала наблюдать за происходящим, он не выдал меня. Лишь только уголки его губ поднялись и как-то по-доброму и виновато мне улыбнулись. Следом за ним, успокоившись и заметив взгляд главы мафии в мою сторону, обратил на меня свое внимание и сам Хосе. Он, резко вырвавшись из хватки отца, метнулся ко мне и сел так, чтобы наши глаза были на одном уровне.
— Ты нас так напугала, — его голос был хриплым. Переживания и долгие крики сделали свое дело. — Как ты себя чувствуешь?
— Голова болит от ваших разборок. — Я поморщилась, и следом за другом к мне подбежали мои родители и Моника. Последняя, всхлипывая, залезла ко мне на койку, проигнорировав протест врача и возмущенные возгласы своей матери и крепко обняла меня. Хосе, в свою очередь, держал меня за руку, как некоторым временем ранее, держал меня Луиджи и поглаживал её.
— Андреа, — всхлип, — я так напугалась. Сидела я дома, значит, — снова всхлип, — смотрела ютуб, злилась на этого оболтуса, — она стукнула ладонью брата, а тот увернулся от удара, но лицо его ещё больше стало виноватым, — как мне звонит мама и говорит, что ты в больнице. Что ты упала в обморок. Ты же раньше никогда не падала. Ладно я, — она усмехнулась, — у меня всегда то понос, то золотуха.
— Значит, ты меня заразила, — я хотела приподняться на локтях, но капельница мешала. Скорчившись от боли, я упала обратно на подушку. Хосе дернулся, готовый пойти мне на помощь, но я запротестовала. Моника поправила
