позволяла, но тот случай все равно как будто навсегда въелся в память. Что-то изменил во мне. Преподал урок. Заставил по-новому взглянуть на наши отношения с Гатоевым.
– Может, все-таки позвонить Яру? Ему наверняка нужна поддержка. Если он зашатается, к бабке не ходи, останется с проблемой один на один. Все его нынешние прихлебатели побегут как крысы с тонущего корабля… – замечает мама, когда я уже собираюсь домой.
– Как хотите, мам. Это ваше дело.
– А ты?
– А я точно никому звонить не буду.
Мама ничего не спрашивает. Лишь кивает. Мне нравится, что родители не берутся меня осуждать или причислять к тем же крысам, хотя и не знают всей правды. Крепко обнимаю маму, отца, забираю пакет с овощами, что выросли на даче, и возвращаюсь в город. На воскресенье у меня никаких планов нет. Вволю выспавшись, скролю ленты новостей. И неизбежно все больше нервничаю – против Сидельника разворачивается продуманная и явно спланированная кампания по дискредитации. Я не верю, что такие вещи случаются спонтанно. На том уровне, где он обитает, в принципе не место случайностям.
Гатоеву не звоню принципиально. Он сам набирает меня ближе к вечеру.
– Какие планы?
– Очевидно, ты приедешь, мы опять поужинаем, потом потрахаемся, и ты уедешь, – психую я, а вот Муса, напротив, ведет себя более расслабленно, чем обычно. Даже мою отповедь в кои веки спускает с рук.
– А вот и не угадала. Я как раз звоню пригласить тебя в ресторан. Что скажешь, поужинаем где-нибудь в городе?
Абсолютно не готовая к такому повороту, теряюсь.
– Я только за. – замечаю, откашлявшись. – Есть какой-то повод?
– Просто мы давно никуда не выходили. Вот и все.
Справедливости ради стоит отметить, что мы вообще никуда не выходили. И потому мое дерьмовое настроение резко меняет градус. На свидание собираюсь, как в первый раз. Волнение шарашит в виски, голова немного кружится, а руки дрожат. Да так, что я никак не могу обвести карандашом губы.
Надеваю красивое платье. Летнее, воздушное. Купила его во Франции еще два года назад, да все как-то не было повода выгулять. Капелька духов за уши. Волосы на браш… Ну, ведь хрен кто скажет, что мне тридцать пять! Девчонка…
Просовываю ступни в открытые босоножки. Застегиваю ремешки ровно к приходу Мусы. Дверь он открывает самостоятельно. Ключом, который я ему между делом выдала. Чувствую, как жадно он на меня смотрит, но не спешу оборачиваться. Так и стою в полупрофиль, делая вид, что страшно занята макияжем. А когда оборачиваюсь – внутри все сладко сводит.
– Идем?
– Идем. Но ты была буквально в шаге от того, чтобы остаться дома голодной и хорошо оттраханной.
– Ты такой романтик, – ухмыляюсь я, а голос дрожит, выдавая, что я была бы не против… Муса хмыкает. И глядя на меня из-под тяжело опущенных век, подает мне руку. Ну что ж, завистники и любопытные, кем бы вы ни были, вот вам однозначный ответ – мы вместе. Сколько же я ждала! Три месяца, а как будто бы вечность.
Спускаемся вниз, Гатоев открывает для меня дверь. И садится рядышком.
– М-м-м… Как ты пахнешь.
– Это все овуляция.
– Что?
– Говорят, в овуляцию самка приобретает особенно притягательный для самцов аромат.
– Вот так, да? Во множественном числе?
– Я же не о себе говорю, а в общем.
– Лучше говори о себе.
– Уверен, что этого хочешь? – Гатоев кивает, изогнув бровь. – Тогда как насчет того, чтобы не пользоваться сегодня презервативами?
Ч-черт! Он в лице меняется. Я жалею о собственных же словах. Но они уже вырвались. Их не затолкать обратно. Как и не вычеркнуть из памяти его реакции на мое предложение. Взгляд невольно стекает на ручку двери. Мне хочется убежать. Испариться к черту…
– Ты куда-то спешишь?
– Вообще-то да. Мне тридцать пять и…
– Я о сегодняшнем вечере. Мы же никуда не торопимся, правда? – Муса ласково касается моего подбородка двумя пальцами, заставляя выше поднять голову.
– Правда.
– Ну, так и наслаждайся моментом. Что толку обсуждать это сейчас? Или ты собираешься перейти от слов к делу незамедлительно?
Мои глаза широко распахиваются:
– Нет. Конечно, нет.
– Вот и славно. Прикинь, как бы охренел Юрий Степанович, – Гатоев кивает на водителя, – если бы мы начали прямо сейчас.
– Муса! – округлив глаза, тычу его в бок.
– А я даже крошками тебя не готов делиться.
На дне его взгляда – геенна огненная. Я в ней горю. Дыхание сбивается. Секунда, и я уже не помню, с чего вообще начался этот разговор.
Наше свидание с Мусой оставляет после себя довольно странное послевкусие. С одной стороны, мне все понравилось – и место, и кухня, и сам Гатоев, который в тот вечер был просто очарователен. С другой, все перечеркнуло его спешное бегство, которое он объяснил рабочей необходимостью.
А у меня овуляция, да… И мечты. Как будто бы о несбыточном.
Пытаюсь не загоняться. Убеждаю себя, что просто слишком гоню коней. Но это сложно. Я-то уже созрела. Я-то уже все поняла. Я без него не могу. Я хочу с ним продолжения. Тогда как с его стороны, получается, не все так однозначно. Может, потому что, в отличие от меня, время не дышит Мусе в затылок, а может, по какой-то другой причине, думать о которой я не хочу… Но все равно думаю.
А тут еще дождь. И так трудно сосредоточиться на очередном совещании. Шуршу отчетами, вслушиваюсь в слова. Киваю там, где кажется это уместным. И на автомате вставляю, хочется верить, дельные замечания.
– Амалия… – окликает Дима.
– М-м-м?
– У тебя все хорошо?
– Да, конечно, – обвожу растерянным взглядом опустевший конференц-зал. Интересно, долго я так сижу, обратившись в чистое созерцание? Как давно он на меня смотрит?
– Выглядишь так, что просто обнять и плакать. Это из-за отца?
– Даже не буду спрашивать, откуда такие мысли, – закатываю глаза.
– Раньше ты на крыльях порхала, а тут сидишь мрачнее тучи. Вот я и подумал...
– Нет. Мое дерьмовое настроение с твоим отцом никак не связано.
– А с кем тогда? Хочешь, я набью ему морду?
Невольно улыбаюсь. Дима – это что-то.
– Так уверен, что сможешь?
– Ну хотя бы попробую, – улыбается
