– Надо же! – удивленно выпаливаю я. – А я думал, Лейк тебе не очень-то по душе!
– Знаю, что ты так думал, – спокойно отвечает бабушка, продолжая раскладывать пирог, – но Лейк мне на самом деле нравится. А вот то, как ты с ней себя ведешь, нравится гораздо меньше. Некоторые вещи должны оставаться между вами двоими. Причем желательно в спальне, а не в кладовке, – нахмурившись, добавляет она.
Я и не задумывался над тем, что слишком явно демонстрирую свою любовь к Лейк при других… Сначала мне сказала об этом сама Лейк, теперь – бабушка. Неловкая ситуация… К тому же из-за этой сцены в кладовке Лейк вряд ли поверит, что бабушка к ней хорошо относится…
– Бабуль? – обращаюсь к ней я, отламывая корочку от пирога и запихивая ее в рот, потому что вилки мне так и не дали.
– Что? – отзывается она, открывая ящик и протягивая мне вилку.
– Она, вообще-то, еще девушка…
– Уилл! – делает большие глаза бабушка. – Вообще-то, это совершенно не мое дело!
– Знаю. И говорю тебе об этом, просто чтобы ты не думала о ней плохо.
– Ты хороший мальчик, Уилл. – Бабушка протягивает мне две тарелки с пирогом и берет две оставшиеся. – Она простит тебя, просто дай ей время.
* * *
На обратном пути Лейк садится с Келом на заднее сиденье, а Колдер со мной впереди. Всю дорогу они без умолку болтают. Кел и Колдер наперебой рассказывают Лейк, чем они занимались с Дедополом. А я молчу и стараюсь не вслушиваться в их разговор, полностью сосредоточившись на дороге.
Припарковавшись возле своего дома, я провожаю Лейк и Кела. Она заходит внутрь, не сказав мне ни слова. Открываю капот ее джипа и подсоединяю аккумулятор.
Еще и десяти нет. Я ни капли не устал. Колдер уже лег спать, а Рис, наверное, где-то загулял с Воэн. Я сажусь на диван и собираюсь включить телевизор, но тут раздается стук в дверь.
Кого это принесло в такое время? И кому еще до сих пор приходит в голову стучаться? Я открываю дверь и обнаруживаю на крыльце дрожащую от холода Лейк. Она кутается в куртку, теплые сапоги надеты прямо на пижамные брюки. Вид у нее смешной. И все-таки она очень красива! А главное, она, кажется, не злится на меня – хороший знак!
– Привет! – чересчур радостно говорю я, пропуская ее в дом. – За звездочкой пришла? А стучишься зачем?
Она никогда не стучится и сейчас как будто лишний раз решила подтвердить, что наши отношения и правда изменились – точно не могу сказать, как именно, но мне это однозначно не нравится.
– Можно с тобой поговорить? – спрашивает Лейк.
– Можно?! Да я мечтаю об этом!
Мы садимся на диван. Обычно она забирается с ногами, и я обнимаю ее, но сегодня она отодвигается в противоположный угол. Если я и узнал что-то новое за эту неделю, так это то, что терпеть не могу «личное пространство». Пространство – полный отстой!
Она смотрит на меня и натянуто улыбается, но улыбка выходит так себе. Как будто она изо всех сил старается не смотреть на меня с жалостью.
– Обещай, что сначала ты меня выслушаешь до конца и не станешь перебивать. Хочу поговорить с тобой как со взрослым человеком.
– Разве я когда-нибудь отказывался тебя выслушать? Кто из нас тут тыквы вырезает, скажи, пожалуйста?
– Вот видишь, ты меня уже перебиваешь. Дай мне высказаться.
Я хватаю подушку и прижимаю ее к лицу, чтобы подавить стон. С ней просто невозможно! Кладу подушку на колени, облокачиваюсь на нее, беру себя в руки и коротко говорю:
– Слушаю.
– Мне кажется, ты не совсем понимаешь, почему я так себя веду. Ты ведь не понимаешь, почему я сомневаюсь в тебе, да?
– Да. Будь добра, просвети меня!
Лейк снимает куртку, вешает ее на спинку дивана и устраивается поудобнее. Я ошибся: она пришла не затем, чтобы читать мне лекции, – это ясно по ее тону. Она действительно хочет серьезно поговорить, поэтому я решаю отнестись к этому с уважением и выслушать ее от начала до конца.
– Уилл, я знаю, что ты меня любишь. Прости, я наговорила много чуши. Я тебе верю. И тоже тебя люблю, – начинает она, но я чувствую, что это признание – лишь предисловие к чему-то другому, к чему-то, что я точно не хочу слышать. – Но когда ты рассказал мне, что сказала Воэн, я взглянула на наши отношения по-новому. – Она садится по-турецки лицом ко мне. – Ты сам подумай: помнишь тот слэм, год назад, когда я наконец-то призналась тебе в своих чувствах? А если бы я не пришла? Если бы я не вышла на сцену и не сказала, как сильно я тебя люблю? А ты бы никогда не прочитал свое стихотворение, не перешел бы работать в другую школу, и, возможно, мы вообще не стали бы встречаться. Понимаешь теперь, почему я сомневаюсь? Такое ощущение, что ты был готов пустить все на самотек. Ты не был готов сражаться за меня, ты собирался просто дать мне уйти. На самом деле ты так и сделал – дал мне уйти.
Это правда. Но совсем не по тем причинам, о которых она говорит, и ей это прекрасно известно! Почему она вдруг засомневалась в моих чувствах сейчас? Я стараюсь проявить терпение, но внутри просто бурлят эмоции: я вне себя, я в бешенстве, я зол, я счастлив, что она здесь, я устал, ненавижу ссоры!
– Ты прекрасно знаешь, почему мне пришлось дать тебе уйти, Лейк. В тот год происходили куда более серьезные события. Ты была нужна своей маме. Она не знала, сколько ей остается. Если бы мы стали встречаться, ты бы не смогла проводить с ней максимум времени, а потом возненавидела бы себя за это. Это единственная причина, заставившая меня отпустить тебя, и ты это знаешь!
– Нет, Уилл, – качает головой Лейк, – дело не только в этом! За последние пару лет мы с тобой пережили столько горя, сколько большинству людей не выпадает и за всю жизнь. Подумай, как это повлияло на нас! Когда мы наконец-то нашли друг друга, горе соединило нас. Потом мы поняли, что не можем быть вместе, и все стало совсем ужасно. К тому же Кел и Колдер к этому времени успели подружиться. Нам приходилось постоянно общаться, и мы просто не могли забыть друг друга. В довершение всего оказалось, что у мамы рак, и мне пришлось стать опекуном ребенка, как и тебе. Такова история «наших» отношений – сплошные внешние обстоятельства. Как будто жизнь насильно сводит нас вместе.
Уважая ее просьбу, я не перебиваю ее, хотя уже готов кричать от бешенства. Не понимаю, к чему она клонит, но, по-моему, слишком напряженные размышления явно не пошли ей на пользу.
– А если бы этих внешних обстоятельств не было? – продолжает она. – Вот представь себе: твои родители живы, моя мама жива, Кел и Колдер не дружат, мы не являемся опекунами детей и не несем за них огромную ответственность, мы не обязаны помогать друг другу, ты никогда не был моим учителем, поэтому нескольких месяцев эмоциональной пытки как не бывало. Мы с тобой просто молодая пара, без особых обязательств и без какого-либо общего жизненного опыта. А теперь скажи мне: за что ты любишь меня? Почему ты хочешь быть со мной вместе?
