Ознакомительная версия.
Дальше было проще. Вместе с почтой к Крыжовникову попал конверт с фото. С замиранием сердца Света ждала результата.
И вот все было позади. Он только ее и ничей больше!
Оправдать можно любую подлость. Света была уверена, что помогает торжеству справедливости: рядом с таким роскошным мужчиной должна быть молодая эффектная женщина, а не молодящаяся буренка второй свежести. То, что торжество справедливости удивительным образом совпадает с ее личными целями, ничуть не смущало, а, наоборот, лишний раз доказывало, что Светочка поступила абсолютно правильно. Семен мог не поверить, начать выяснять, в конце концов обнаружить, что это коллаж. А он сразу и безоговорочно поверил. Вывод напрашивался один: Крыжовников давным-давно созрел для расставания.
– Эй, Дюймовочка, ты там не заблудилась? – ласково позвал Семен.
– Заблудилась. В твоем дворце – немудрено. Какой ты молодец! Я никогда в таких квартирах не была!
– А в каких была?
– В своей, – улыбнулась Светлана и упала на кровать, стеснительно натягивая на подбородок одеяло.
– Еще чего! – Семен дернул одеяло на себя. – Я уже все видел, поздно. Что за манера прятать все самое красивое!
Крыжовников подул ей в ухо, и Светочка засмеялась тихим счастливым смехом.
– Как так получилось, что, сидела в приемной таким пугалом, солнце мое?
– Мне казалось, что если одеться как обычно, меня не примут. Я ж слишком молодая и неопытная, – прокурлыкала Света, упиваясь своей проницательностью. Как легко лепить свою судьбу из податливого подручного материала!
«Материал» смотрел на нее покровительственно и одобрительно. В его взгляде было столько собственнического чувства, что Светлане хотелось прыгать до потолка. Наивный кит выбросился на берег прямо к ее ногам, и теперь он ни за что не сможет от нее удрать. Поздно.
– Не реви, – сурово хмурилась Ведеркина и слабовольно шмыгала в такт Татьяниным всхлипам.
– Я не реву.
– Вот и не реви! На нем свет клином не сошелся!
– Сошелся. В том-то и дело, что сошелся!
– Аникеева, глянь на улицу: там шастают толпы мужиков, часть из них – одинокие, и почти про каждого кто-то думает, что на нем все сошлось и никто другой не нужен! Да ты посмотри на их рожи: разве не смешно вон того, например, на остановке, у которого зеленая куртка и зад, как у меня, считать центром вселенной? Или вон того хлыща в плаще с портфелем. Ой, нет, ты глянь! Вылитый гусь, и шея длинная, и клюв, как у пеликана.
– Тогда он не гусь, а пеликан, – мрачно пробормотала Таня.
– Какая разница: гусь, пеликан, прошлогодний хряк? – обозлилась Ведеркина. – Ясно одно – ни на одном из них свет клином сойтись не может. Они все взаимозаменяемы. И твой Крыжовников не исключение. Его тоже легко можно заменить.
– Нельзя.
– Хватит капризничать! Он поверил в твою измену с такой легкостью, что не стоит сожаления. Пусть с ним теперь мучается его новая пассия. Или он с ней мучается. Нас это не касается и не волнует. – Наталья для верности бабахнула кулаком по столешнице так, что расплескала теплый чай. Некоторое время назад он был горячим, но подруги так к нему и не притронулись. Неожиданно тактичная Ведеркина предпочла не оскорблять Татьянино горе прихлебыванием и чавканьем.
– Наташка, нет, ты мне объясни – откуда это могло взяться? И что это за мужик со мной в постели? Это не я!
– Не ты? – Ведеркина отвела глаза и посопела. – Тань, чего ты мне-то врешь? Это ты! Что я, голой тебя не видела?! А мужика не знаю. Молодой какой-то. Я бы даже сказала – сопливый.
Она расстроенно покряхтела и наконец отважилась спросить:
– Таньк, может, ты это…
– Что?
– Ну… это… не помнишь чего-то?
– Чего я не помню?
– Ну, пьяная, например, была, – робея, предположила Наталья.
– Ты издеваешься? – разозлилась Таня.
– Нет. Я ищу разумное объяснение. Ведь откуда-то они появились.
– Ниоткуда. Если тебя интересует, я не напиваюсь до бесчувствия и не сплю с кем попало. Тем более с такими… зелеными. Нет, это невозможно! Ему же лет двадцать от силы!
– М-да, – поскучнела Наташка. – Такой рельефный юноша. Наверное, ты права.
– В чем?
– Не было его. Иначе ты бы не забыла. Во всяком случае, лично я бы точно не забыла!
– Ведеркина, от тебя можно с ума сойти, – неожиданно улыбнулась Таня. – У тебя, дурищи, живот скоро на нос полезет, а ты все про мужиков.
– И вовсе не скоро. Сначала свадьба, потом живот. И, кстати, хотела тебя попросить: не вздумай припереться на мою свадьбу в своем красном платье!
– Будет свадьба?! – ахнула Татьяна. – А что ты молчишь-то?
– Так куда я со своими частушками да на ваши похороны.
– Ладно, не прибедняйся. С кем свадьба? С Егором?
– Слушай, Аникеева. Списываю хамство на твое горестное состояние. Естественно – с Егором. Свидетель ты. Еще вопросы будут?
– Море. Давай обсудим твою свадьбу, мне надо отвлечься как-то, пока я не свихнулась окончательно. Такое чувство, как будто мне сообщили, что осталось жить неделю и ничего нельзя исправить.
– Татьяна! Ты очень правильно мыслишь! – Наташка даже встала и вытянула руку, как Ильич на броневике. – Представь, что тебе сначала сказали это, ты поползла за белыми тапками, роняя сопли, и вдруг тебе говорят, что все фигня, жить будешь, но тебя всего лишь навсего бросит мужик. Ты бы обрадовалась?! Обрадовалась. Вот и радуйся. Что тебе еще жить и жить, но без этого самовлюбленного самца. Короче, я хочу синее платье.
– Почему синее? – опешила Татьяна.
– Включи мозг. Я почти центнер вешу. Хороша я буду в белом? Да там весь загс поляжет в истерике. Тем более что Егор не особо крупный.
– Как это «не особо крупный»? Мелкий, что ли? – заинтересовалась Таня, до сих пор не имевшая чести быть представленной ведеркинскому кавалеру.
– Сама ты мелкая. Некрупный, русским языком говорю. Это разные вещи.
– Разве?
– Абсолютно точно. – Наташка вдруг углубилась в себя, и лицо ее приобрело совершенно отсутствующее выражение. Ведеркина явно грезила своим «некрупным» Егором и потеряла связь с реальностью.
– Ладно, – вывела ее из транса Таня. – Пусть синее. Хотя больше всего стройнит черное.
– Танька, ты это от зависти или от глупости? Это ж свадьба, а не похороны.
– А ты представляешь, какая я была в этом красном платье! Да все мужики смотрели только на меня, и он наверняка тоже пялился! Вот ведь дикость!
– Дикость – это твой поток сознания. Мы же договорились обсуждать мое платье, а не твою трагедию.
– Все. Забыли.
Как это легко сказать «забыли». А разве можно забыть такое унижение, позор, когда кажется, что из-за каждого угла на тебя смотрят и шушукаются. Брошенная. Даже толстая смешная Ведеркина выходит замуж, а она, Татьяна, – брошенная. Как мешок с мусором – размахнулся и бросил. И никто не подберет, потому что мусор…
Ознакомительная версия.
