В ответ он только рассмеялся, но в смехе его было что-то хищное.
Бифштекс был удивительно сочным. Хосито подал к нему домашние булочки и салат из свежих овощей, а на десерт — персиковый торт. Мадлен ела с жадностью, будто последний раз в жизни, постоянно чувствуя на себе любопытный взгляд Джона.
— Это было так вкусно, — проговорила она в оправдание, слегка выпятив нижнюю губу.
— Я рад, что тебе понравилось. — Он встал, придержал ее стул и повел ее в гостиную. — Брэнди? — спросил он.
Она было согласилась, но тут же передумала, вспомнив, что алкоголь вреден для ребенка.
Он, по-прежнему улыбаясь, налил себе виски.
— Тогда виски? — с насмешкой в голосе предложил он и рассмеялся, когда она состроила недовольную гримасу.
Он прислонился к бару и стоял, рассматривая ее каким-то хозяйским взглядом.
Она вскинула подбородок.
— Ищешь прорехи? — вызывающе спросила она.
Он покачал головой, не переставая улыбаться.
— Тебе это вдет, дорогая. — Голос был глухой, низкий.
— Что идет?
— Полнота, разумеется, — ответил он. — Как ни странно, но я это заметил. — Он стал медленно, маленькими глотками отпивать из стакана. — А ты что подумала?
— Ничего. — Она покраснела и отвернулась. Он тихо рассмеялся и затем сел рядом с ней на роскошный мягкий диван. Она обеспокоенно поглядела на него, память еще хранила воспоминания о том, как они сидели на этом диване в последний раз и куда это их завело.
— Не смотри так испуганно, — сказал он тихо. — Я же обещал не трогать тебя, ты забыла?
— У тебя это прекрасно получается глазами, Джон Дуранго. — Он был совсем рядом, и она уже всем телом ощущала его близость — его тепло, чисто мужской запах одеколона. Она скрестила ноги и крепко сцепила руки, лежащие на коленях.
Он глубоко вздохнул, закрыл глаза и откинулся назад с таким видом, словно долгие месяцы провел в пустыне.
— Устал? — спросила она, в голосе невольно прозвучала обеспокоенность.
Он улыбнулся, пушистые усы дрогнули.
— Смертельно. У меня все это время был убийственный график работы. — Он приоткрыл один глаз, чтобы следить за ее реакцией. — Не говоря уже о том, что ты совершенно выбила меня из колеи.
Она вспыхнула.
— Не стоит во всем винить меня одну. Вся каша заварилась как раз из-за твоей непомерной подозрительности.
Он покачал головой.
— Нет, дорогая. Каша заварилась из-за того, что я затащил тебя в постель. — Он повернул голову и поймал ее взгляд. От выражения его глаз по всему ее телу прошел трепет. — Интересно, а тебе было трудно, пока между нами лежал меч?
Она кивнула.
— Мы были такими близкими друзьями все эти годы, и я даже не сознавала, как много времени мы проводим вместе, до тех пор, пока все не кончилось. — Она грустно улыбнулась. — И я… почувствовала себя одинокой.
— Как и я. — Он нежно взял ее пальцы в свою большую теплую руку. — Мадлен, а почему бы нам не проводить больше времени вместе?
— А как ты это себе представляешь? Он глубоко вздохнул и прямо поглядел ей в глаза, которые смотрели на него с любопытством.
— Я хочу сказать, почему бы нам не пожениться?
Его слова потрясли ее. Она застыла, глядя на него так, словно у нее отнялся язык.
Он досадливо поморщился.
— Черт возьми, мне не следовало так наскакивать на тебя. Я намеревался к этому прийти постепенно… Но теперь это уже не имеет значения, — сказал он, упрямо сжав челюсти. — Ну так ты согласна?
Она попыталась в ответ что-то сказать, но губы задрожали, и только после второй попытки она с трудом выговорила:
— Мы… ты сам сказал, что никогда снова не женишься.
— Значит, передумал, — отрезал он и, порывшись в кармане, достал сигарету и зажигалку, отделанную позолотой.
Она смотрела на него, все еще не оправившись от неожиданности его предложения. Он сказал, что хочет на ней жениться, но никогда не говорил ей о своей любви. А если он любит ее, то как мог обращаться с ней так, как он это делал в последние месяцы? Одно противоречило другому. И вот теперь еще и ребенок…
Если бы только она могла доверять ему и знать, что он не будет больше мучить ее. Но если он так неистовствовал при появлении Доналда в ее спальне, как он воспримет новость о ее беременности? Удастся ли ей убедить его, что это его ребенок, а не Доналда? Ей казалось, она больше не вынесет, если он еще раз отвернется от нее. Ей хотелось иметь хоть немного времени, чтобы поверить в его чувства, восстановить его доверие к ней. Но через месяц или чуть больше ее беременность станет явной… Господи, какая безвыходная ситуация!
— Я не могу выйти за тебя замуж, — произнесла она наконец.
Он молча смотрел на нее, с улыбкой читая в ее прелестном лице страх и неуверенность.
— И все-таки думаю, что выйдешь. Тебе только надо привыкнуть к этой мысли. Я всегда добиваюсь своего, дорогая, а тут еще и то, что я хочу тебя до сумасшествия. — Голос понизился до шепота. — Сейчас более, чем когда-либо.
Ее озадачил огонек, блеснувший в его глазах.
— Почему именно сейчас? — спросила она. Потемневшие глаза скользнули по ее телу в тесно облегающем платье.
— Мои доводы смутят тебя, — сказал он, лукаво ухмыльнувшись. — Иди сюда, и я тебе наглядно продемонстрирую некоторые.
Она схватила с кофейного столика сумочку и направилась к двери.
— Всего хорошего, Джон, — сказала она. — Спасибо за бифштекс.
— А как ты намерена добираться домой? — вежливо спросил он.
Рука ее уже была на дверной ручке. Она остановилась в раздумье.
— Я возьму такси. Он ухмыльнулся.
— Подожди минуту, Хосито отвезет тебя домой. На этот раз я не буду настаивать на том, чтобы спать с тобой. Это, я полагаю, скрасит тебе вечер.
— Думаю, что да, — ответила она с вызовом в голосе.
Он только улыбнулся и грациозно, точно большой кот, поднялся с дивана.
— Только запомни. Ласочка. Рано или поздно ты проникнешься моими доводами.
Дом становился все больше похож на цветочный магазин. Каждый день приносил новую дюжину роз — красных, розовых, белых, цвета абрикоса — от Джона.
Когда он не присылал роз, то звонил. Он знал, что она не станет готовить себе завтрак, и потому каждое утро отправлял ей с Хосито ветчины, яиц и домашнего печенья. В первый же день она поняла, что, если не съесть всего, он будет без конца гонять беднягу Хосито. И ради Хосито она подчищала тарелки.
Однако она все не соглашалась встретиться с ним, несмотря на то что он регулярно звонил ей по шесть раз в день. Она призналась себе, что боится разговора с ним. Джон, как бульдозер, своим упорством мог прошибить хоть кирпичную стену, но в данном случае решать должна была она. Ей необходимо было подумать, а Джон своей настойчивостью мог лишь помешать. Джон Дуранго должен усвоить, что не все в мире подвластно его воле.
