Замена Таньке сыскалась по соседству. Обычная, совсем неяркая девушка, не лишенная, впрочем, некоторой миловидности. Оля жила в его же доме в соседнем подъезде и знал ее Лешка всю жизнь. В глубоком детстве даже в один садик ходили, позже учились в параллельных классах. Только он с трудом до восьмого дотянул, а Оля закончила кулинарное училище и работала теперь в заводской столовке. Звезд с неба, как говорят, не хватала, да ему-то именно такая и нужна, чтоб не особо образованная, зато мягкая, домашняя, уютная. Опять же — при такой жене с голоду никогда не умрешь… Со всех сторон вполне подходящая жена для Патыча. Но почему-то так ныло Лешкино сердце от этих мыслей…
Уже полгода Патыч встречался с Олей. Ходили в кино, иногда в ресторан, частенько она оставалась у Лешки на ночь. Ольга оказалась довольно удобной подружкой. Прежде всего, самый главный плюс — это то, что к ней не надо было тащиться через полгорода. В любой момент только свистни и она, как Сивка-Бурка, всегда рядом. Во-вторых, никогда не предъявляла к Лешке никаких претензий и требований. Зашел на огонек — спасибо, в кино сводил — это уж вообще счастье! Ну и в ласках никогда не отказывала, не заявляла: "Доступ к телу — только через загс". Это три. Правда, особо пылкой любовницей ее назвать было сложно, но, тем не менее, она в любой момент была к Лешиным услугам. А утром, пока он еще отсыпался от ночных безобразий, успевала и прибраться в квартире, и завтрак сообразить из нехитрых холостяцких припасов.
Все хорошо, всем она устраивала Карпова. Но почему-то, прикасаясь к ней, Лешка видел перед собой другую женщину. И кровь начинала быстрее бегать по венам от мыслей о Тане, а не от Ольгиных ласк… И Лешка решил использовать последний аргумент.
— О, пропажа! Заходи, дорогой, — Таня явно обрадовалась неожиданному визиту. — Ты куда исчез? Совсем забыл меня.
Патыч сунул ей дежурный букет и прошел в комнату. Сердце бешено колотилось. Вот сейчас все решится. Пан или пропал:
— А я ведь к тебе не просто так, я к тебе с ультиматумом.
Красивые Танины брови вспорхнули удивленно:
— Да ты что? Уже интересно. Ну-ка, ну-ка? Заинтриговал! И что ж за ультиматум такой? Чем заслужила?
У Лешки опять предательски перехватило горло. Да что ж это такое, ведь неделю настраивал себя на этот разговор, ведь так хорошо подготовился. Не хватало только сорваться, как в прошлый раз, и снова все испортить.
— Я еще раз делаю тебе предложение, — сказал почти спокойно, невероятным усилием воли подавив волнение.
Таня улыбнулась кокетливо:
— Еще раз отказываю. Это и есть твой ультиматум? А я-то думала, — протянула разочаровано.
Откровенное разочарование подтолкнуло Патыча к более решительным действиям:
— Учти, это мое последнее предложение!
— Лешка, милый, это угроза?! И какое же страшное наказание ты для меня придумал? Ой, только не говори, что на другой жениться собрался! — и, не давая ответить, вдруг залилась колокольчиком: — Я угадала? Ну скажи, я угадала, да?
Патыч покраснел, как интеллигентная девушка, застигнутая врасплох с указательным пальцем в носу. Как она угадала? Ну как?! Ведь он так хорошо все продумал, так тщательно подготовился… Ответить не смог, только еле заметно кивнул поникшей головой.
— Ой, как интересно, — совсем развеселилась Таня. — Расскажи!
А у Лешки пропало всякое желание делиться с ней планами на будущее. Рухнула последняя надежда заполучить Таньку в жены. Нет, совсем она не испугалась его угрозы, и веселье ее вполне искреннее, не похожее на актерскую игру.
Таня, наконец, заметила, как раздуваются в гневе ноздри гостя, поняла всю бестактность своего веселья. Подсела к Лешке, погладила по плечу:
— Я тебя обидела? Прости, Лёш, я не хотела. Прости, а?
Лешка вдруг дернулся, сгреб ее в охапку, и принялся осыпать поцелуями. Таня не сопротивлялась. Напротив, она стала вдруг такая податливая, так горячо отвечала на его ласки. Да и как можно было остаться холодной рядом с Патычем? Ведь только он мог распалить ее чувства, заставить дрожать все тело… После неумелых, почти царапающих ласк Дрибницы Лешкины прикосновения казались подарком небес, были нежны и приятны, словно дуновение морского бриза в невыносимо жаркий полдень. Никто никогда не ласкал Таню так, как ласкал ее Патыч. И никогда еще Патыч не был с нею так нежен, как сегодня…
Таня, пресыщенная платонической любовью и грубыми, неумелыми нежностями Дрибницы, изголодавшаяся по чему-то неведомому, но такому желанному, под ловкими Лёшкиными прикосновениями забыла обо всем на свете. Теплая волна окутала ее тело, постепенно концентрируясь горячим шаром внизу живота. В то же время этот горячий шар стал похож на леденящее мятное мороженое. Чувства смешались, уже нельзя было понять — где горячо, где холодно, и отчего ее била крупная дрожь Таня тоже не понимала. Она удивлялась, почему не убирает по привычке Лёшкины шаловливые ручки из прорехи между пуговицами домашнего халатика, почему вдруг так выгнулось ее уже обнаженное тело навстречу его рукам. Теряя остатки самоконтроля, прошептала лишь:
— Не здесь, идем в мою комнату…
Не помня себя от уже не чаянного счастья, Алексей подхватил на руки почти бессознательную ношу и перенес в маленькую комнатку, бережно уложил на кровать. Таня по-прежнему не сопротивлялась, отдав себя в руки победителя. Она дрожала, с готовностью выгибалась навстречу движениям опытных Лешкиных рук, тихо постанывала, наслаждаясь умелыми, легкими, почти воздушными, но почему-то так глубоко проникающими ласками. Ей было так хорошо сейчас, что она не могла даже сравнивать прелесть Лешкиных прикосновений с омерзительными поцелуями Дрибницы. Душа ее была сейчас далеко. Может быть, она спала, а может, унеслась за тридевять земель, наслаждаясь где-нибудь в раю местными красотами. Зато тело получало удовольствие совершенно иного рода. Конечно, Таня давно привыкла к Лешкиным ласкам, но никогда еще она не позволяла зайти им так далеко. Самое странное, что сейчас ей совсем не хотелось остановить его, прекратить его победный поход по ее телу. Нет. Пусть делает все, что захочет. Пусть преступит ту черту, за которую она намерена была не пускать кого бы то ни было до свадьбы. Ах, какие глупости! Кому это надо в наше время? Зачем лишать себя удовольствия? Ведь это так приятно! Не останавливайся, Лёшик, ласкай меня еще, еще, еще!
Острая резкая боль прервала вдруг чувственный полет и Лешка задвигался ритмично, вдавливая что-то большое и горячее в израненное Танино лоно. Таня вскрикнула, вознамерившись было вытолкнуть из себя чужеродное тело, причинившее боль, но Патыч не позволил этого сделать, сковав ее движения своим телом. Закрыл готовый вновь вскрикнуть от боли рот поцелуем, вложив в него всю любовь и нежность, на которые был способен. Не произнеся ни звука, одними только движениями сказал: "Потерпи, милая, сейчас боль пройдет". И Таня поняла, и поверила, и постаралась расслабиться — и, о чудо! — боль действительно почти ушла. По крайней мере, она перестала быть только болью. Откуда-то возникло удовольствие оттого, что нечто большое и горячее ходит в ней туда-сюда, иногда сбиваясь с ритма и ударяя немножко в сторону, и Таня сначала охала от боли, и ее вскрик тут же переходил в сладкий стон от наслаждения неожиданным ходом, дарящим, оказывается, восхитительную радость любви физической. Это длилось сказочно долго, и так чарующе приятно и вкусно было странное смешение боли и удовольствия, и уже не хотелось выталкивать из себя это удивительное "нечто", а хотелось, напротив, задержать его в себе подольше, и Таня старалась поймать, вернуть в себя ускользающего Лешку. Нега стала разливаться по ее телу. А Патыч вдруг ускорил ритм, вбиваясь в нее до предела, зачастил, вжался в нее, словно пытаясь срастись с любимой раз и навсегда, и горяче-ледяной шар в самом низу живота лопнул миллионом разноцветных брызг, и ярким светом озарилось все вокруг, и неожиданно запели птицы, словно за окном весна…
