Острая резкая боль прервала вдруг чувственный полет и Лешка задвигался ритмично, вдавливая что-то большое и горячее в израненное Танино лоно. Таня вскрикнула, вознамерившись было вытолкнуть из себя чужеродное тело, причинившее боль, но Патыч не позволил этого сделать, сковав ее движения своим телом. Закрыл готовый вновь вскрикнуть от боли рот поцелуем, вложив в него всю любовь и нежность, на которые был способен. Не произнеся ни звука, одними только движениями сказал: "Потерпи, милая, сейчас боль пройдет". И Таня поняла, и поверила, и постаралась расслабиться — и, о чудо! — боль действительно почти ушла. По крайней мере, она перестала быть только болью. Откуда-то возникло удовольствие оттого, что нечто большое и горячее ходит в ней туда-сюда, иногда сбиваясь с ритма и ударяя немножко в сторону, и Таня сначала охала от боли, и ее вскрик тут же переходил в сладкий стон от наслаждения неожиданным ходом, дарящим, оказывается, восхитительную радость любви физической. Это длилось сказочно долго, и так чарующе приятно и вкусно было странное смешение боли и удовольствия, и уже не хотелось выталкивать из себя это удивительное "нечто", а хотелось, напротив, задержать его в себе подольше, и Таня старалась поймать, вернуть в себя ускользающего Лешку. Нега стала разливаться по ее телу. А Патыч вдруг ускорил ритм, вбиваясь в нее до предела, зачастил, вжался в нее, словно пытаясь срастись с любимой раз и навсегда, и горяче-ледяной шар в самом низу живота лопнул миллионом разноцветных брызг, и ярким светом озарилось все вокруг, и неожиданно запели птицы, словно за окном весна…
— Родная моя, родная, любимая, — Лешка все целовал и целовал свое неожиданное сокровище, все еще не веря свалившемуся на него счастью. — Девочка моя, солнышко мое… Спасибо, спасибо, маленькая!
Таня попыталась встать, но двигаться было довольно болезненно. Патыч взял ее на руки и отнес в ванную, хотел было помочь ей привести себя в порядок, но та вдруг засмущалась и выставила кавалера за дверь. Вернулась через несколько минут посвежевшая, завернутая в полотенце, уселась к Лешке на колени и поцеловала. Тот в ответ взорвался целой бурей нежности, сорвал полотенце и стал собирать губами многочисленные мелкие капельки воды с хрустального Таниного тела. До определенного момента она не сопротивлялась, но когда его рука скользнула меж ее ног и пальчики стали ненавязчиво прокладывать путь внутрь, Таня ласково, но настойчиво отклонила приглашение к игре:
— Нет, Лёша, на сегодня хватит. У меня и так все болит. Лучше пожалей меня.
И Лёшка жалел. Он жалел каждый пальчик, каждую веснушку на прекрасном ее теле, каждую родинку. И вновь Таня трепетала в его умелых руках, содрогаясь от желания, и Патыч снова готов был к бою, уверенный, что теперь-то уж она не устоит, теперь она обязательно позволит ему еще раз насладиться такой долгожданной победой, а может, и не раз еще, ведь ей явно понравилось все, что он вытворял с нею. Наконец-то, наконец! Не напрасны были его страдания, не зря он ждал, когда же она поверит в его любовь и отзовется на недвусмысленный призыв. Получилось! У него все получилось! Она испугалась, что может потерять его, а значит, она его любит!
— Девочка моя, девочка…
Отрезвление пришло быстро:
— Хватит, Леша, хватит. Перестань, — Таня почти ласково вырвалась из его объятий. — На сегодня достаточно. Это было здорово, но продолжения не будет, — и, подумав, после небольшой паузы добавила: — По крайней мере, сегодня.
Патыч опешил:
— Что значит "продолжения не будет"?
— Я еще сказала "сегодня".
— Нет, ты сказала: "по крайней мере сегодня". Что это значит?
Таня улыбнулась миролюбиво:
— А то и значит, что сегодня продолжения не будет. Мне для первого раза и этого достаточно. Это было довольно забавно, но к этому надо привыкнуть.
Патыч снова полез целоваться:
— Бедненькая моя, тебе было больно? Ласточка моя, девочка моя…
Таня уже не так ласково оторвала от себя его руки:
— Хватит, я сказала! Перестань!
Алексей с готовностью покорился:
— Хорошо, хорошо. Прости. Больше не буду. Сегодня. Ну а потом же можно будет? — с собачьей преданностью заглянул в глаза.
Таня загадочно улыбнулась:
— Ну, потом, когда-нибудь… наверное можно.
Лешка возразил:
— Ну нет, "когда-нибудь" — слишком растяжимое понятие. Я требую определенности. Например, меня устроило бы вот такое толкование этого слова — после подачи заявления в загс, а? Вообще-то я готов и раньше, но на официальной регистрации наших отношений настаиваю. Причем в ближайшее время. Ты у меня человечек крайне ненадежный, у тебя семь пятниц на неделе, поэтому будет лучше, если мы сделаем это немедленно, завтра же.
Танины бровки вновь птицей вспорхнули ввысь:
— Ты о чем это? Какой загс?
Теперь удивился Патыч:
— Что значит "о чем"? Я, между прочим, жениться на тебе пришел. А ты говоришь "какой загс". Мы жениться будем или как?
Таня сладенько улыбнулась. От этой улыбки Лешке стало плохо — слишком сладко, скорее, даже приторно — ничего хорошего такая улыбка не предвещала.
— Лешенька, насколько я помню, ты пришел не просить моей руки, а требовать. Даже угрожал, что на другой женишься. Значит, есть на ком. Так что совет да любовь. Не буду препятствовать твоему счастью.
Патыч подскочил от этих слов. Вновь кинулся с поцелуями:
— Что ты, родная моя, я пошутил. Что ты, девочка моя, о чем ты говоришь?! Как же я могу жениться на ком-то кроме тебя? Не балуйся, детка, перестань меня мучить…
Таня резко прервала его причитания, вырвавшись из цепких объятий и отойдя в другой конец комнаты:
— Хватит причитать. Ты пришел пугать меня женитьбой — вот и женись. Думал — испугал, потому и отдалась тебе? Не испугал. А отдалась, потому что захотела. Надоело носиться со своей девственностью, а тут ты под руку подвернулся. Это действительно было неплохо, со временем я бы, пожалуй, с удовольствием повторила сегодняшний опыт, но замуж за тебя я никогда не собиралась. И не зови больше, все равно не пойду. Если есть на ком жениться — женись. Обижаться не собираюсь. Больше того, не буду возражать против редких свиданий. Как ни крути, а ты мне действительно довольно дорог. И, чего уж там, мне хорошо с тобой. И раньше хорошо было, а сегодня ты открыл мне другой мир. Я благодарна, что ты все сделал красиво, ты был очень ласков. Ты знаешь, Лёш, я тебя наверное даже люблю. Только люблю не так, как ты хотел бы. И все-таки люблю. А потому не хочу, чтобы ты обижался…
Алексей сидел ни живой, ни мертвый. Одна мысль пульсировала во всем теле: "Она опять сорвалась с крючка! Она не выйдет за меня замуж!"
