На Карен надели больничную рубашку с застежкой на спине, пушистые шерстяные носки и укутали одеялом. А еще на запястье прикрепили браслет с ее именем и фамилией. У стены поставили две специальных камеры-кувеза для новорожденных.
Некоторое время она наслаждалась относительным покоем, ощущая ритмичную пульсацию схваток и гадая, куда запропастился Майлз и как чувствует себя Дик.
То и дело заходили медсестры – измеряли сердечный ритм двойняшек, сочувственно расспрашивали роженицу, не хочет ли она встать и пройтись, а может быть, ей придется по душе теплый душ? Но Карен неизменно отвечала, что ей хорошо и удобно и ровным счетом ничего не нужно.
Затем пришла Фелис Торп. Она так и не дозвонилась до Майлза, но везде, где смогла, оставила для него сообщения.
– Зато мне удалось переговорить с Ирвином, – сказала она. – Новости хорошие: Дик отделался легким сотрясением. А у Линды и впрямь перелом, но не из самых серьезных.
– А Ирвин, случайно, не знает, куда запропастился Майлз? – спросила Карен.
– Он был с Крайгами, а потом позвонил домой. Когда никто не взял трубку, тотчас же выехал назад. Так что скоро появится здесь. Не тревожься, милая!
Но оказалось, что к решающему моменту любящий супруг все-таки не успел. Потому что едва миссис Торп договорила, как у Карен начались схватки такой силы, что молодая женщина едва не потеряла сознание от боли.
– Мама…
– Все в порядке, родная, сейчас позову врачей.
– Ого! – объявил акушер, осмотрев роженицу. – Двойняшки Диксон – ребята решительные, проволочек не терпят! Карен, милая, не бойтесь, мы с вами!
И в палате, словно по волшебству закипела бурная деятельность. Одна медсестра обтирала лоб Карен влажной салфеткой и готовила кислородную маску. Вторая сосредоточенно занималась датчиками. Айрин держала пациентку за руку и ласково разговаривала с ней.
Боль накатывала и отступала. И в паузах Карен отчаянно молилась, чтобы все, наконец, закончилось, но мучительные приступы повторялись снова и снова. А затем врачи возбужденно загомонили: дескать, все идет просто замечательно, только вот дышать надо чаще и тужиться надо изо всех сил… но только осторожно, потихоньку, полегоньку…
И это называется «полегоньку»? – мысленно возмущалась Карен, стискивая зубы. Они, верно, шутят! Но роженица послушно следовала указаниям врачей, а в промежутках между схватками жадно хватала ртом воздух, думая, что еще немного и она просто разорвется пополам.
– Ай да молодец! – радостно воскликнул акушер. – Вот и финиш. Мальчик! Ну, что я говорил насчет молоденьких худышек и здоровеньких младенцев?
– Ой! – только и смогла сказать Карен, потому что после недолгой передышки все началось сначала.
– Милая, у вас отлично получается! – похвалила ее медсестра, в то время как Айрин занялась младенцем. – А вот, кажется, и счастливый отец пожаловал!
– Майлз, – воскликнула Карен при виде мужа. – Слава Богу, ты здесь! Ну что ж, один раз получилось, значит, получится и второй!
Майлз обнял жену и принялся нашептывать ей слова, которых никогда не говорил прежде. И десять минут спустя на свет появилась девочка.
– Как они? В порядке? Ой, да посмотри же ты! – восклицала Карен, смахивая со щек слезы радости и облегчения. – Да скажите, наконец, что с ними все в порядке!
Новорожденных вручили матери.
– Здоровенькие детки, Карен, что и говорить. Не из самых крупных, зато какие красавчики! – похвалил акушер.
Час спустя Карен уже отдыхала в палате. Несмотря на то, что двойняшки родились недоношенными, акушер заверил счастливых родителей, что малышам ровным счетом ничего не угрожает.
Вскоре Карен и Майлз остались одни. Миссис Торп тактично уехала домой. Роженица так и лучилась счастьем.
– Что, улыбка до ушей? – смеясь, говорила она мужу. – Хочется всему миру рассказать о том, что я справилась, справилась!
– Справилась, – подтвердил Майлз. – Сама, своими силами!
– Вот тебе моя хваленая интуиция, – забавно наморщила нос Карен. – Прости, мы с мамой забыли наговорить сообщение на автоответчик. Просто в голову не пришло.
– Да я тебя и не виню, – улыбнулся Майлз. – Я сразу понял: что-то не так, как только никто не взял трубку.
– А теперь осталось придумать имена, – подмигнула Карен мужу. – Я так рада, что одна из них девочка! А то ужасно не хотелось остаться в меньшинстве.
– Я люблю тебя, – неожиданно сказал Майлз.
Карен уставилась на него, позабыв обо всем на свете.
– Ты уже сказал это. Ты говорил о любви, когда я…
– Да. – Майлз на мгновение прикрыл глаза руками, а когда отвел ладони от лица, во взгляде его читалась боль. – Знаешь, я никогда не прошу себе того, что не сказал этих слов раньше.
– Это из-за родов? – робко спросила Карен.
– Нет. Просто прежде я сомневался в твоих чувствах… пока не нашел вот это. – И он извлек из внутреннего кармана спортивной куртки белый квадратик.
Карен задохнулась от изумления:
– Это же мое письмо! Я собиралась порвать его.
– Слава Богу, что не успела!
– Где ты нашел его?
– Приехав, домой, я сразу бросился в спальню. И в первое мгновение подумал, что ты меня бросила: повсюду валялась одежда, беспорядок был жуткий. В одном из выдвинутых ящиков что-то белело – вот я и заглянул туда.
– Мы с мамой разбирали гардероб, хотели убрать все то, что мне в ближайшее время не понадобится, – объяснила Карен.
– Можно, я отвечу на заданный в твоем письме вопрос?
Минуту поколебавшись, она кивнула.
– Между мною и Линдой не осталось ровным счетом ничего недосказанного, но ты была права: она и впрямь оставила мне незавидное наследство: опасения, страхи, тягостные воспоминания… – Майлз посмотрел вдаль, затем снова перевел взгляд на жену. – Тяжело признавать, что я повел себя как последний дурак и купился на смазливое личико и эффектную фигуру, но так оно все и было. Линда словно околдовала меня. Все вокруг твердили, что я не смогу превратить эту сногсшибательную красавицу, привыкшую к светской жизни и угодничеству кавалеров, в жену скромного плантатора, да только я не верил.
Карен улеглась поудобнее и приготовилась слушать дальше.
– Но со временем я понял, как глубоко заблуждался на ее счет. Я уже говорил тебе, что при любом раскладе единственное, что имело значение для Линды, – это она сама. Вот тебе горькая правда, но и это было не самое худшее. Она бесстыдно пользовалась своей привлекательностью, чтобы заставить меня плясать под ее дудку. Играла на моих чувствах… И даже когда любовь стала мало-помалу угасать, торговала собой – иного слова и не подберешь, – так что мне до сих пор тошно вспоминать о некоторых ночах. В последний свой приезд она снова попыталась прибегнуть к старому трюку.
