— Я знаю. Помню.
— Впрочем, спасибо за чувство вины, — говорит Питер, вставая и унося совок на кухню. Когда он возвращается, он садится на диван рядом со мной, лицом к унылой елке, которая еще перевязана бечевкой. Понятия не имею, когда мама ее купила и как долго она здесь стоит.
— Слушай, ты сделала все правильно, если правда думала, что Стефани могла умереть.
— Скажи это безумной женщине наверху, — говорю я.
— У мамы полный беспорядок в голове.
— По крайней мере, мы знаем, что она остается человеком, — отвечаю я. — Этот срыв стал первым случаем, когда она не вела себя как робот, с тех пор, как папа умер.
— Ты ее обвиняешь?
— Типа того. Она мозгоправ. Разве мозгоправы не знают, как справляться с такой фигней?
— Думаю, все по-другому, когда это твоя собственная семья, — говорит он. — Папа Аманды — мозгоправ, и у него долбаная дурацкая работа».
— Кто такая Аманда? — спрашиваю я без раздумий.
— Моя девушка, — удивленно говорит он. — Мама не сказала тебе, как ее зовут?
Качаю головой. Питер пару секунд обдумывает это, и я в какой-то степени наслаждаюсь, когда вижу, как он понимает, что он — не тема для постоянного обсуждения в этом доме. Конечно, реальность такова, что он мог бы стать темой для постоянного обсуждения, если бы у нас вообще была такая тема.
— Аманда крутая, Рози. Она тебе понравится.
Знаю, что Питер защищал меня сегодня и пытался решить проблему, но я все еще не готова простить его. И меня не волнует, какая «крутая» у него девушка. Насколько я могу судить, ее не существует, пока она не появится здесь и не объяснит, что могло быть настолько важным, чтобы ей пришлось оторвать моего брата от его семьи в наш первый День Благодарения без папы. Если она предложит мне удовлетворительное объяснение — только в этом случае — я подумаю над тем, что она мне понравится.
— Так что на самом деле сегодня случилось? — спрашивает Питер, словно чувствует, что нужно быстро сменить тему.
Несколько месяцев назад я могла рассказать Питеру о Джейми, даже не думая дважды. Но теперь все по-другому. Питер уже не узнает о моих делах автоматически. Кроме того, у меня, наконец, появился только мой «кусочек» Джейми — не Питера, не мамин — и я не хочу им делиться. Ни с кем.
— Все было точно так, как я сказала. О, кроме того, что врач скорой, который осматривал Стефани, оказался Бобби Пассео. Кстати, он до сих пор переживает из-за твоей руки.
Питер издает смешок — больше похожий на фырканье — которого я никогда раньше не слышала. Похоже, что он нарочно смеется по-другому, по-новому.
— Бобби Пассео — врач скорой? Я был уверен, что он будет пить пиво на школьной парковке, пока ему не исполнится пятьдесят.
— Ну, теперь он член общества, вносящий свой вклад, заботясь о школьниках, которых рвет на дискотеках старшеклассников.
— Кто бы мог подумать? — Питер зевает. — Я думал, его забрали в армию или что-то вроде того.
Пытаюсь представить Бобби Пассео в военной форме. Но вместо этого ко мне в голову приходит 21-летний сержант, которого я нашла в Интернете на мемориальном сайте.
— Ты когда-нибудь искал в Интернете папу? — вопрос слетает с моих губ, как будто он только и ждал возможности вырваться. Боковым зрением я вижу, как Питер быстро качает головой.
— Что ты нашла? — спрашивает он упавшим голосом, словно я собираюсь рассказать, как нашла в Google, что где-то у него была вторая семья, или он был русским шпионом из списка разыскиваемых ФБР.
— На самом деле, ничего, только… ты когда-нибудь думал о других людях, которые погибли вместе с ним?
— Поначалу, когда их имена стали известны. Но с тех пор — нет, совсем нет.
— Ну, папино имя есть на этих сайтах — думаю, они называются мемориальные сайты. Эти сайты создали члены семей и друзья погибших, и они выкладывают, мм, фотографии, письма и вещи, вроде этого. И те люди перечислили имена всех, кто погиб при взрыве, поэтому, если ты наберешь в Google папу, появятся сайты других людей.
Я так нервничаю, рассказывая Питеру об этом, что даже не могу смотреть на него — не представляю, почему. Я ощущаю его пристальный взгляд на мне, но мой взгляд прикован к верхушке ненаряженной елки, где должно быть наше старинное, изъеденное молью, украшение-ангел — «семейная реликвия».
— Ты собираешься создать сайт о папе? — спрашивает он.
Для меня странно, что он думает, будто я могу сама сделать что-то такое, и тут же я понимаю — странно то, что мне не пришло в голову сделать это самой. Я ждала чьего-то разрешения? Ненавижу, когда оказываюсь такой трусливой.
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. Возможно.
— Ну, если будешь делать, не размещай там мое имя, — он встает. — Пойду спать. Ты идешь наверх?
— Через минуту, — отвечаю я, пытаясь говорить настолько нормальным голосом, насколько возможно, когда меня ставит в тупик реакция Питера и злость, слышная за его словами. Знаю, что не должна удивляться тому, что сейчас выяснилось, но тем не менее.
— Не собираешься еще что-нибудь ломать, а?
— Например? Елочные украшения? — саркастично говорю я, глядя на ненаряженную елку. — Она даже не потрудилась нарядить эту штуку.
— Я только сегодня притащил елку домой, Рози, — говорит он. — Мама не должна делать все сама. Перестань быть чертовым ребенком.
Я хочу сказать ему, что не я одна веду себя как ребенок, но из-за Рождества я говорю, скрепя сердце:
— Вкусно пахнет.
— Может, завтра мы ее нарядим.
У меня нет желания завтра делать что-то вместе с мамой. Мой план, каким я вижу его сейчас — провести остаток выходных в своей комнате, первый раз, в жизни протестуя против наказания и обдумывая стратегию, как перенести оставшиеся два учебных дня до Рождества, чтобы мне не сломали ноги в качестве возмездия за испорченное веселье.
— Не ложись слишком поздно, — говорит он, и это звучит раздражающе по-родительски.
— Разве тебе не нужно идти писать твоей девушке или типа того? — спрашиваю я.
— Пожалуйста, Рози — рад, что смог помочь тебе этим вечером, — отвечает Питер, поднимаясь по лестнице.
Когда я уже не слышу, как Питер ходит по своей старой комнате, я сворачиваюсь клубочком в углу дивана и смотрю в окно гостиной на разноцветные огни, горящие на огромной елке у дома Парсонов на другой стороне улицы. Не могу смириться с мыслью о том, чтобы пойти в свою комнату, поэтому сижу здесь. Интересно, почему Джейми не появился в отеле, и почему Регина так на меня смотрела, когда я стояла на балконе. Интересно, сможет ли мама завтра образумиться и понять, что я сделала именно то, чего она от меня ожидала, когда набрала 911. А еще интересно, насколько ужасным будет день Рождества без папы, и пытается ли он сейчас, на небесах или в космосе или где угодно, узнать, почему никто из его семьи не потрудился создать сайт в память о нем.
