— Я все думаю: злой вы или добрый...
— Сам не знаю.
— А почему она с вами порвала?
— Не она, а я с ней порвал. За две недели до свадьбы, которая должна была быть такой пышной, какой Бреддерфорд еще не видывал. Несколько месяцев я близко подойти к Дженни не мог: бесконечные подружки, приданое, меню для свадебного стола, фотографы, подарки... Ох уж эти подарки! И между нами начала вырастать стена, сквозь которую я не мог пробиться. А когда понял, что Дженни эта стена не мешает, что она просто не замечает ее... я никогда не был о себе чересчур высокого мнения, но кое-какими принципами поступаться не захотел.
— И вы ей сказали, что раздумали жениться?
— Да. Пошел к ним домой и сказал Дженни и ее родителям. В комнате, которая вся была завалена корзинами, коробками, оберточной бумагой, серебряными подсвечниками, хрустальными салатницами, чайными сервизами, тостерами... Это было чудовищно. Отвратительно. — При этом воспоминании Джорджа передернуло. — Я почувствовал себя убийцей.
Селина невольно подумала о новой квартире, о коврах и мебельном ситце, белом платье и венчании в церкви с мистером Артурстоуном в роли посаженного отца. И внезапно похолодела от ужаса, словно в дурном сне. Словно поняла, сколько ей предстоит потерять. Словно вдруг осознала, что вступила на опасный путь, и впереди крутой обрыв, и всякие несчастья, и безымянный страх. Ей нестерпимо захотелось вскочить и убежать, и больше не заставлять себя делать то, чего так не хотелось делать.
— И после... после этого вы уехали из Бреддерфорда?
— Чего ты так испугалась? Нет, сразу я не уехал: проторчал там еще два года. В качестве persona non grata среди всеобщего заговора молчания. Многие неожиданно от меня отвернулись. Даже интересно оказалось узнать, кто твои настоящие друзья... — Джордж подался вперед и уперся локтями в крышу каюты. — Довольно! Такие разговоры не способствуют овладению кастильским наречием. Попробуй-ка проспрягать в настоящем времени глагол hablar.
— Hablo. Я говорю. Usted habla — вы говорите. Вы ее любили?
Джордж бросил на Селину быстрый взгляд: в его темных глазах не было гнева — только боль. Потом он положил свою загорелую руку на испанскую грамматику и мягко сказал:
— Чур не подсматривать. Не пытайся меня обмануть.
«Ситроен» въехал в Кала Фуэрте в самую жаркую пору дня. На безоблачном небе сверкало солнце, тени были черные, а пыль и дома — ослепительно-белые. Нигде ни живой души; все ставни закрыты. Когда Франсис подкатила к гостинице «Кала Фуэрте» и выключила мотор своей мощной машины, воцарилась тишина, нарушаемая только шорохом ветвей, раскачиваемых почти неощутимым, таинственным бризом.
Франсис вышла из машины и, захлопнув дверцу, поднялась по ступенькам гостиничной террасы. Раздвинув занавеску, вошла в бар. После яркого света глаза не сразу привыкли к полумраку, но потом она разглядела Рудольфо, дремавшего в плетеном шезлонге; как только Франсис переступила через порог, он проснулся и вскочил, заспанный и недоумевающий.
— Привет, amigo[15], — сказала Франсис.
Рудольфо протер глаза.
— Франческа! Что вы здесь делаете?
— Минуту назад приехала из Сан-Антонио. Выпить дашь?
Рудольфо прошел за стойку бара.
— Что желаете?
— Есть холодное пиво?
Франсис взобралась на высокий табурет, вытащила сигарету; Рудольфо подтолкнул к ней спичечный коробок, и она закурила. Открыв банку, Рудольфо осторожно, чтобы не было пены, налил пиво в стакан.
— Не очень-то приятно на таком солнцепеке разъезжать в открытой машине, — сказал он.
— Пустяки.
— Рано в этом году началась жара.
— Сегодня кошмарный день. В Сан-Антонио чувствуешь себя, как сардинка в банке; одно удовольствие после этого очутиться в деревне.
— Вы только поэтому приехали?
— Не совсем. Мне нужно повидать Джорджа.
Рудольфо в ответ выразительно скривил губы; Франсис нахмурилась.
— Его что, нет?
— Здесь он, где же ему еще быть? — В глазах Рудольфо сверкнули злые огоньки. — Вы разве не знаете, что у него гости?
— Гости?
— Да. Дочка.
— Дочка! — Франсис от изумления потеряла дар речи, но через минуту расхохоталась. — Ты что, спятил?
— Ни чуточки. К нему приехала дочь.
— Да ведь... Джордж никогда не был женат.
— Мне об этом ничего не известно, — сказал Рудольфо.
— Сколько же ей, черт подери, лет?
— Лет семнадцать... — снова скривился Рудольфо.
— Не может этого быть...
— Франческа, я говорю, она там. — Рудольфо начал терять терпение.
— Я вчера видела Джорджа в Сан-Антонио. Он мне ничего не сказал...
— И даже не намекнул?
— Нет. Да и я ничего не заметила...
Это было не совсем так: Джордж вчера вел себя необычно, что показалось Франсис подозрительным. Внезапная необходимость срочно отправить куда-то телеграмму, хотя он только накануне был в городе, сверток в бело-розовой бумаге — из самого «женского» магазина Сан-Антонио, и оброненные на прощанье слова, что по возвращении в Кала Фуэрте у него найдутся дела поважнее, чем кормить кошку. Весь вечер и большую часть ночи Франсис ломала голову над этими загадками; она не сомневалась, что, разгадав их, узнает нечто очень важное, и утром, не в силах долее оставаться в неведении, решила отправиться в Кала Фуэрте и выяснить, в чем дело. Даже если выяснять окажется нечего, она повидает Джорджа. А вот то, что многолюдные раскаленные улицы Сан-Антонио действовали ей на нервы и пустынные голубые бухты и свежий смолистый запах Кала Фуэрте после этого пекла показались раем земным, было правдой.
Так вот оно что! Дочка... У Джорджа есть дочь. Франсис раздавила в пепельнице сигарету и заметила, что ее пальцы дрожат.
— Как ее зовут? — Она старалась говорить спокойно и равнодушно.
— Сеньориту? Селина.
— Селина. — Франсис произнесла это имя, точно выплюнула что-то невкусное.
— Очаровательная девушка.
Франсис допила пиво, поставила на стойку пустой стакан и сказала:
— Пожалуй, я поеду и сама во всем разберусь.
— Правильно.
Соскользнув с высокого табурета и взяв сумку, Франсис направилась к двери, однако на пороге остановилась и повернулась к Рудольфо, провожавшему ее удивленным взглядом своих лягушачьих глаз.
— Рудольфо, если мне понадобится здесь переночевать... у тебя найдется свободная комната?
— Ну конечно, Франческа. Я приготовлю номер.
Доехав в облаке пыли до Каса Барко, Франсис оставила «ситроен» на единственном клочке тени, который ей удалось отыскать, перешла узкую дорогу, открыла зеленую дверь и крикнула:
