И я сдерживала слезы потому, что, несмотря на то, что его рука небрежно скользила по моим плечам, прижимая к его телу, где я так любила быть, независимо от нашей физической близости, Тай исчез. Я видела это по его бесстрастному лицу, с которым он обращался не только ко мне. Он делал все через силу, и я не единственная, кто это заметил. Сначала Тейт, вскоре Кристал, затем Вуд.
Но они ничего не сказали. Наблюдали, но ни словом не обмолвились. Мы поужинали, выпили, разрезали торт, и как бы ни дразнили Тая, он наотрез отказался делать это традиционным способом, как на всех свадьбах. В конце концов, в попытке его прикрыть я разрезала торт сама, сморозив какую-то чушь и рассмешив всех, что супергерой Мистер Амбал выше разрезания тортов и не растрачивает лазерные лучи, которые выстреливают из его глаз, на такие мелочи.
Потом мы открыли подарки. Как и Тай, его друзья были щедры. Целый набор совершенно новой, стильной, дорогой керамической посуды, включая сервировочные тарелки, миски, молочник и сахарницу, — полный арсенал. Посуда была потрясающей: крышечки и внутренние стенки блестящие, темно-синие, ручки и поверхности — матовые, темно-серые. А также целый набор красивой стеклянной посуды, включая стаканы, бокалы для вина и даже для мартини. И целый набор необычных, но крутых столовых приборов. И, наконец, новая кофеварка KitchenAid.
— У Тая хорошие вещи, но он мужчина. Мужчины покупают дорогие телевизоры и матрасы. Они не думают о керамике, — объяснила мне Мэгги после того, как я все открыла (подарки Тай тоже не стал открывать), а потом с лукавой улыбкой обратилась к Таю: — Благотворительность, милый. Вот, где твои старые вещи. Поцелуй их на прощание.
Тай вздохнул. Я выдавила из себя смешок, который, как я надеялась, не прозвучал принужденно.
— И Тейт мне сказал, что, по словам Тая, ты любишь кофе, — прошептала Лори мне на ухо, удивив этой новостью. — Поэтому я послала Папу и Джим-Билли в магазин, чтобы они купили тебе хорошую кофеварку.
Вот оно, снова. Хорошие люди. Щедрость. Забота. Доброта.
Я улыбнулась ей, на этот раз непринужденно, но глаза вновь наполнились влагой.
Ее ответная улыбка лучилась теплом, и она сжала мне руку. Я знала, она разглядела слезы, но, к счастью, не стала заострять на них внимания.
Однако открытие подарков не предвещало конца вечеринки, наступила ночь, но никто не разошелся. Они мне нравились, они были веселыми, созданной ими приятной атмосферы была достаточно, чтобы пробиться сквозь мое беспокойство, но все же я хотела, чтобы они ушли, чтобы я могла поговорить с Таем.
В конечном итоге, так и произошло, но к тому времени я слегка охмелела и валилась с ног от усталости, тогда Тейт, Вуд, Бабба и Дик отправили своих дам вместе с остальными по домам, сами перешли на переднюю террасу, а Тай подошел ко мне и сказал:
— Поднимайся наверх. Я приду позже. — И, не дожидаясь ответа, последовал за мужчинами.
Настало время мужчинам уединиться. Я понимала, в такие моменты женщина не должна путаться под ногами. Тем более, она никогда не должна этого делать с такими мужчинами.
Поэтому я поднялась наверх и заснула еще до того, как пришел Тай.
Когда я проснулась, его уже не было, как и записки. Чуть позже тем же утром зазвонил мой сотовый, это был Тай, он сообщил, что взял «Чарджер» «глянуть, что за дерьмо творится в городе» и не знает, когда вернется. Я не успела вставить ни единого слова, как он отключился.
Я провела этот день, осматриваясь в его доме и обзванивая своих девочек в Далласе, чтобы узнать, как идут дела.
Элла сказала, что три коробки с вещами, обувью и одеждой уже на почте. С остальным она все еще разбиралась и свяжется со мной позже.
Потом я поболтала с Бесси, пересказав ей ту же историю, что и ее маме, с теми же пробелами, избегая неудобных вопросов, потому что Бесси за милю чувствовала ложь, и, в конце концов, заставила ее говорить о себе, сообщив, что не желаю думать о всяком дерьме и хочу, чтобы мы просто поболтали. При этом я чувствовала себя хреново. Она была моей лучшей подругой, и я никогда ничего от нее не скрывала, но при том, как обстояли дела у нас с Таем, у меня не хватило духу полностью ей открыться. Бесси уступила, но я знала, что ей это не нравится, и она не купилась. Она беспокоилась обо мне. Это заставило меня почувствовать себя еще более виноватой, но я отложила это в сторону. На мою долю выпало много испытаний, и я чувствовала, что им еще не пришел конец, а Бесс прошла вместе со мной сквозь огонь и воду. И она готова была пройти и сквозь медные трубы.
Еще я позвонила Марго, и она рассказала, что разговаривала с директором по персоналу, женщиной, которая работала там с тех пор, как пять десятилетий назад открылись двери магазина (небольшое преувеличение), женщиной, которая наняла меня, четыре раза поддерживала мои продвижения по службе, которая уговорила генерального директора рискнуть, поставив меня главным покупателем, хотя я проработала на должности ассистента всего полтора года и не допускалась к покупкам (прежний главный покупатель была та еще стерва, что стало одной из причин, почему ее попросили, вежливо, но твердо, уйти), что сделало меня самым молодым главным покупателем в истории Левенштейна и, наконец, она понятия не имела ни о Ронни, ни о Шифте, пока Марго ей не рассказала. Поэтому она испугалась не того, что наняла меня, а того, что мне пришлось жить с этим. Ее также ошеломило (в хорошем смысле), что я никогда не позволяла влиять этому на работу. И когда Марго передала ей трубку, она сказала мне, что я храбрая, что восхищалась мной, желала всего счастья в мире, и в любое время счастлива предоставить мне блестящую рекомендацию.
— Только позвони, сладенькая. Я и Левенштейн сделаем для тебя все.
Отключившись, я поняла, что забыла, как техасские женщины любят сильных людей, более того, техасские женщины любят выживших, и техасские женщины держатся вместе.
Я должна была это помнить.
Вот так. Благодаря Марго, мост остался не сожженным, а благодаря Элле, у меня было что надеть. Две хорошие новости.
Слова Тая о том, что он не знает, когда вернется, означали, что он вернется, когда я буду спать.
Так он и сделал.
Когда я проснулась, его уже не было. Ни записки. Ни «Чарджера». Лишь очередной звонок поздним утром.
На мое приветствие он сказал следующее:
— Я в гараже, Вуд взял меня обратно. Начинаю сегодня. После с парнями идем к Баббе, буду поздно. Вуд в курсе, что сейчас у нас только «Чарджер», поэтому заберет меня завтра на работу, так что у тебя будут колеса. Пока.
Затем он отключился. Вот так. Взял и отключился.
Я сказала: «Привет, Тай», — и это все, что я успела.
И он действительно вернулся домой поздно. Я пыталась не заснуть, но не смогла. Хотела поговорить с ним или, может быть, в тот момент, накричать, и я хотела этого очень сильно. Достаточно, чтобы не спать так долго, как только смогла. Но мне не удалось бодрствовать достаточно, чтобы его дождаться.
И снова на следующий день я проснулась рано, но ни Тая, ни записки не обнаружила, и в то утро он мне не позвонил. Он не звонил ни днем. И никакого звонка вечером. Пять часов перетекли в шесть, шесть — в семь, а семь — в восемь.
И тут я разозлилась. Предполагалось, что он тоже новобрачный. Я не знала, что у него за дела, и чего ему высматривать в городе. Любой, кого выпустили из тюрьмы, хотел бы вновь жить своей жизнью, так что начать с работы было неплохо. Я это понимала. Но исчезнуть на целый день? Отправиться с приятелями выпить после работы, и пить до самого рассвета? Не возвращаться домой допоздна? Как все это можно отнести к новобрачному?
Что, черт возьми, с ним происходило?
Гнев мешал мне позвонить ему, потому что я боялась накричать на него по телефону, а я не хотела этого делать. Потому что, если бы я так поступила, он бы с легкостью бросил трубку. Когда я буду на него кричать, мне хотелось, чтобы ему было трудно уйти от того, что я стану говорить.
