Он сделал глоток своего напитка, прислонившись к стойке, наклонив голову на одну сторону, наблюдая, как она обрабатывает информацию.
— Ты занимаешься… секс-рабынями? — спросила она, колеблясь, надеясь, что это не так, но не понимая, что она почувствует, если это так. К ее огромному облегчению, он покачал головой.
— Это слишком грязно и слишком много командной работы. Я больше охотник-одиночка.
Она не удивилась, что он не стал комментировать мораль. Его чувство морали было искажено, и она это знала.
— Так когда ты их покинул? — спросила она, любопытствуя, как пятнадцатилетний подросток стал таким убийцей.
— Как только у меня появился доступ к их маленьким секретам. Примерно через четыре года после того, как я начал на них работать.
— Почему?
— Я решил их уничтожить.
Он сказал это так непринужденно, так просто, что Лайла покачала головой, не веря, что девятнадцатилетний парень мог даже подумать об этом.
— Ты решил их убрать с пути?
— Да, но это очень старая, очень могущественная и очень разветвленная организация. Нужно время, чтобы расставить все по местам.
Она изумилась этому.
— Подожди, разве они уже не знают твое имя и не следят за тобой? Как бы ты это провернул?
Он мрачно усмехнулся.
— У них никогда не было моего имени. Я работал на них как номер, и как только я закончил, я исчез на некоторое время. Все деньги ушли в Blackthorne Group. Это тоже не мое имя, но я взял его себе.
— А Даин? — спросила она.
— Это знаешь только ты, flamma, — мягко сказал он ей, и она воспользовалась моментом, лелея еще один маленький подарок, который он ей сделал.
Отпив глоток чая, она посмотрела на него из-под ресниц, увидев, как солнечный свет играет в его золотисто-зеленых глазах и сверкает в черных. Оба глаза представляли обоих мужчин — Блэкторна и Человека-Тень внутри него. Что напомнило ей…
— Почему Человек-Тень? И когда ты… стал им?
Он засунул одну руку в карман тренировочных штанов, держа кружку в другой, и, черт возьми, выглядел он хорошо. Она подавила в себе запоздалый порыв тепла.
— Я — Человек-Тень, — заявил он. Он должен был выйти, чтобы разобраться с Синдикатом. Он мог ходить, добывать информацию, делать то, что другие не могли. С ним все было просто. — У Blackthorn Group есть доступ к текущим данным, а у меня — к прошлым. Между всей информацией, которая у меня есть, все стало проще
— И почему ты хочешь. Уничтожить Синдикат?
Первый признак жесткости напряг его тело.
Его челюсть слегка напряглась, когда он уставился на нее, и она ждала, не зная, задела ли она нерв или он просто задумался. После долгой минуты он поставил кружку и направился к холодильнику.
— Тебе больно?
Моргнув от внезапной смены темы и поняв, что он не собирается отвечать, она вздохнула.
Маленькие шаги, напомнила она себе. Они достигли достаточного прогресса, чтобы она могла пока забыть об этом.
— Да, — ответила она ему. — Ты здорово меня измотал прошлой ночью.
Он порылся в холодильнике, и мышцы его спины сфокусировались и расслабились.
— Тебе нужно приложить лед.
— Нет, это…
Предложение замерло на ее губах, когда он повернулся, и она увидела, что он держит в руке. Дилдо. Ледяной дилдо, дилдо из льда, чуть меньше, чем он сам.
Что за чертовщина?
В ужасе и в то же время заинтригованная, она перевела взгляд на него, когда он подошел к раковине и подставил ее под воду, кристально чистый лед блестел в освещенной солнцем кухне. Выключив кран, он двинулся к ней, и она отшатнулась назад.
— О, нет. Нет. Это не войдет в меня, — твердо заявила она, глядя на капающий ледяной отросток в его руке. У нее никогда не было хорошего опыта общения с посторонними предметами, и она говорила ему об этом. Он знал, что ей вообще не нравится идея игрушек.
Не обращая внимания, подергивая губами, он положил его на стойку, затем спокойно взял ее и посадил на нее.
— Поставь ноги на плиту, — проинструктировал он, раздвигая ее колени. — Сними футболку.
Поколебавшись, она разделась, опираясь руками на прилавок и ожидая, что он будет делать.
Он пристально смотрел на нее между ног, видя ее опухшие, поцарапанные нижние губы. Она всегда легко ставила метки, а ее киска выглядела так, будто побывала на поле боя.
— Ты держал это в морозилке, хотя я сказала, что не люблю посторонние предметы внутри себя? — догадалась она.
Ее не удивило бы, если бы он не обращал внимания на ее границы. Он никогда не делал этого и, вероятно, никогда не сделает.
— Ты уже знаешь ответ на этот вопрос.
Что ж, если он собирался расширить ее границы, она собиралась ответить тем же.
— Почему ты охотишься за Синдикатом? — продолжала она, зная, что в этот момент он отключился от разговора и начал отвлекать ее.
Холодный, лед закружился вокруг ее тяжелых грудей в бесконечной петле, заставив ее задохнуться. Ее вздох превратился в стон, когда его теплый язык последовал за ним, вылизывая ту же самую дорожку, а ее груди вздымались от внезапного натиска ощущений.
Он снова сделал ледяную петлю, на этот раз более тугую, ближе к ее ноющим соскам и в то же время так далеко, а затем прошелся по следу горячим языком, слизывая воду.
Она легла спиной на стойку, ее руки слабели, не в силах поддерживать тело, когда она легла на спину.
— Почему ты после…?
Предложение оборвалось на придушенном крике, когда он шлепнул ее по клитору льдом, от холода и ощущений маленький узелок запульсировал.
— Глаза.
От одного этого приказа ее глаза распахнулись, и она поняла, что закрыла их от прикосновения. Она смотрела полуприкрытыми глазами, как его рука — его большая, обожженная рука, которая убила столько людей во имя ее имени, что, вероятно, должна была испытывать угрызения совести по этому поводу — снова переместила лед к ее груди, на этот раз прямо к соску, обводя его снова и снова.
Наклонившись над ней, между ее ног, так что она могла чувствовать его твердость, пробивающуюся сквозь ткань брюк, его теплый рот сомкнулся вокруг соска, пока лед перешел к другому.
Мгновенное ощущение холода и тепла выстрелило огненной стрелой прямо между ее бедер, заставив ее застонать, когда она прикусила губу, запустив руки в его темные волосы. Его большой палец коснулся ее губ, обводя их, как он всегда делал.
— Скажи мое имя.
По тому, как ее голос повлиял на него, она знала, что он пытается почувствовать звук прямо у источника.
— Даин.
Его глаза вспыхнули, темные сверкнули, когда светлые потемнели. Он наклонился, пока его лицо не оказалось в нескольких дюймах от ее лица, уязвимость ее тела и тепло его взгляда заставили ее кровь закипеть.
— Ты единственная, кто знает мое имя, flamma, — проговорил он, касаясь губами ее губ. — Единственная, кто знает меня как дьявола, которым я действительно являюсь. И видя тебя здесь, желающую и доверяющую, только тогда я приближаюсь к тому, чтобы что-то почувствовать.
Лайла дышала через нос, его слова одновременно успокаивали и огорчали ее.
— Полюбишь ли ты меня когда-нибудь? — озвучила она самое сокровенное, самое грубое желание своего сердца.
Он просто смотрел на нее, любопытствуя, как ей показалось.
— Что для тебя любовь?
Вопрос заставил Лайлу задуматься.
Что такое любовь для нее? Чего она на самом деле хотела, когда хотела быть любимой? Она не знала любви, никогда не чувствовала ее, не испытывала, за исключением сына, которого она принесла в жертву, и эта любовь была другой. Или была? Не была ли вся любовь одинаковой, прорастающей из одного и того же источника?
— Я думаю, это чувство безопасности, — сказала она ему после долгого раздумья, когда он терпеливо ждал ответа. — Эмоционально, сексуально, физически, в безопасности во всех отношениях. Это знать, что с кем-то ты можешь быть самим собой, и он тебя не осудит. Это чувствовать себя равным, когда это необходимо, и быть в состоянии отдать контроль, если это необходимо. Это… чувство, что ты можешь доверить кому-то самые темные секреты и знать, что он их сохранит. Это способность доверять без раздумий. Это… — ее голос задрожал, когда его взгляд усилился, — способность отказаться от чего-то важного для себя, если это поможет тому, кого ты любишь. Это ставить их потребности выше своих собственных. Это безусловность. Это… это любовь для меня.
