Эрик Юскади с бесшумной нечеловеческой грацией двигался по лондонским улицам. Он был голоден: в середине июня ночи до смешного коротки, а Эрик был очень привередлив в выборе жертв. Сейчас он ругал себя за это: семидневное голодание туманило разум. Три дня назад он выпил собаку — крупного крапчатого дога, пришедшего на мысленный призыв, — но это было не то. Конечно, глупо питаться собачьей кровью, когда вокруг столько людей, но Эрик не собирался пить что попало. Он совершенно не переносил кровь, насыщенную алкоголем или кокаином, с признаками сифилиса, гонореи, тропических болезней. Во времена Черной Смерти, когда во всей стране не нашлось бы и сотни человек, не носящих в крови чуму, он голодал до тех пор, пока жажда не пересиливала отвращение. А вот сильная лихорадка, жар и безумие, по мнению Эрика, придавали крови особенную притягательность. У несчастья тоже был приятный вкус, простой, чем-то напоминающий запах диких цветов. И этот вкус присутствовал в крови богатых так же часто, как и в крови бедных. Но богатые — это как сладкое, они требуют времени, сил, особых уловок, а бедного достаточно остановить на улице или зайти в лачужку, где пневмония или чахотка раскалили кровь. Только пить надо не из сонной артерии, а из бедренной или из запястий. Лучше из бедренной. А еще можно найти безумца, с его ароматом горького миндаля и желчи, подождать, пока буйный припадок вызовет розовую пену на потрескавшихся губах, увлечь туда, где ночь собрала самые черные тени и, коротким движением переломив шею, осушить, прокусив яремную вену.
Но сейчас было лето. Теплая сухая погода стояла уже две недели. Лондонцев оставил вечный насморк, к тому же обилие солнца и новолуние успокаивают даже обитателей сумасшедших домов. Богачи разъехались на курорты или в сельские поместья. Эрик, по понятным причинам, не принял ни одного приглашения. Конечно, он мог бы изыскать способы уехать из Лондона, но питаться в замкнутой общине, какую представляет английское поместье или излюбленный англичанами спокойный малолюдный курорт, где все всех знают — даже не авантюризм, а просто безумие. К тому же, когда тебя ежевечерне видят, пить кровь приходится чаще, чтобы бледная, как алебастр, кожа обрела хоть иллюзию жизни. Хотя нечеловеческие, похожие на голубой нефрит, глаза не изменить ничем.
Эрик поклялся, что выпьет первого же встречного. Как назло, в такое время — два часа пополуночи — одинокие прохожие, не источающие запаха алкоголя, не попадались, по центру города шатались только поглощенные собой загулявшие компании. Эрик бродил уже несколько часов, но — по-прежнему ничего. А через час рассветет. И надо еще успеть вернуться в убежище.
Мимо пронеслась компания хохочущей молодежи. Кто-то крикнул:
— В парк, за папоротником!
Эрик ругнулся. Он забыл, что сегодня ночь накануне Иванова дня, когда любой здравомыслящий вампир избегает охотиться. Но он был слишком голоден, чтобы вернуться домой. Если уснуть с этим сосущим огнем в костях, сны будут ужасны…
Свою жертву Эрик встретил, когда небо уже утратило прозрачную темную глубину. Вампир торопился, потеряв всякую осторожность, иначе он никогда не подошел бы к этому мужчине, стоящему на мирном кладбище перед могилой с памятником из черного мрамора. Мужчина был высок, с благородной осанкой, породистым горбатым носом, и пах эвкалиптом, анисом и мятой — чистый, беспримесный запах трав. Юскади подошел к нему, очарованному и неподвижному, нежно расстегнул запонку на горле, наклонил голову и припал к шее, прокусывая вену. Он жадно глотнул три или четыре раза, а потом рот обожгло, словно он пил не кровь, а чистый огонь. Эрик вскрикнул и отпрянул. Сильная рука придержала его за плечо, другая нежно провела по лицу, волосам. Ранки на горле мужчины затянулись мгновенно, в темных глазах полыхала улыбка.
— Бедный мальчик, — шепнул он.
Незнакомец, крепко держа Эрика за плечи, наклонился, поцеловал вампира в шею, а потом укусил. Его клыки были так остры, что Эрик не почувствовал боли. Вампир даже не вздрогнул — не успел. Перед его глазами завис огромный нетопырь, что-то рассмеялось — и нетопырь умчался, а вампир упал, сначала на колени, потом на бок. Он лежал, скорчившись, сотрясаемый конвульсиями, с пламенем в желудке, полыхающим ртом и горящими легкими. Высокая трава была в росе, небо светлело, бледный восток стал обретать краски. Очередной спазм заставил вампира вытянуться на траве, раскинув руки, на тонком лице читалась мука — кощунственный вариант распятия. Эрик Юскади не мог управлять своим телом и с ужасом ждал восхода. Он был старый вампир, но не настолько, чтобы не бояться солнца.
Восток окрасился алым и розовым. Оглушительно пели птицы. Каждую мышцу тела Эрика била дрожь, и каждую — на свой лад. Он стиснул зубы так, что начала крошиться эмаль, и поклялся себе, что не закричит, когда его тело вспыхнет.
Первые лучи упали на лицо вампира. Он посмотрел на низкое алое солнце, зажмурился от света и глубоко вздохнул. Что-то трепыхнулось в груди раз, другой — и ровно пошло, как внезапно ожившие старинные часы — забилось сердце. Солнечный свет ласково гладил Эрика, он слышал шум бегущей крови, стук пульса в висках. Боль в груди и в животе исчезла вместе с голодом и жаждой. Мышцы расслабились.
Через некоторое время ошеломленный Эрик поднялся. Как смог, отчистил перепачканную землей и травой одежду, снял безнадежно испорченный плащ, повесил на оградку и пошел к выходу с кладбища.
Он долго бродил по улицам, слишком ошарашенный и усталый, чтобы вернуться домой. Но в конце концов Эрик стал засыпать на ходу. И еще ему хотелось пить, но не крови. Он зашел в ресторанчик, спросил красного вина. Ресторан оказался итальянский: ему принесли «сангре кристи». Эрик усмехнулся названию, и впервые за триста семьдесят два года отпил вина. Оно было великолепно.
В полдень он добрался до дома — не до одного из девяти убежищ, где стоял его гроб, а того, где он держал документы, деньги, одежду. Там же жил молчаливый, вышколенный, содержащий в безупречном порядке немалый гардероб вампира и ничему не удивляющийся слуга-китаец. Он служил Эрику Юскади уже пять лет, и вампир часто с сожалением думал о том, что едва только человек станет служить как должно — и уже пора искать нового. Самый глупый слуга удивится тому, что его хозяин, такой юный, почти мальчик, совершенно не меняется с течением времени, а выдавать кому-либо из живых свои тайны Эрик считал слишком опасным.
Лю не удивился неурочному появлению господина. Эрик отпер дверь своим ключом и был приятно удивлен тем, что китаец не спит. Вампир велел слуге перестелить кровать в большой спальне, взял в кабинете «Поминки по Финнегану», чтобы почитать, привыкая к постели, где он не спал ни часа, хотя и проводил с книгой длинные зимние ночи.
Однако Эрик уснул сразу и спал до утра следующего дня. Проснувшись, послал слугу за галлоном томатного сока и принял ванну. Пузырьки пены вспыхивали в луче солнечного света радугами, солнечные зайчики метались по синей кафельной стене.
Эрик оделся, вышел на балкон и поднял лицо к солнцу, закрыв глаза и впитывая свет всем существом. Но Лондон, даже в зените лета — не лучшее место для принятия солнечных ванн, и вечером Эрик Юскади уехал в Грецию. Он так торопился, что полетел самолетом, хотя регулярные пассажирские рейсы от Лондона до Рима были новинкой. Из Таранто Эрик отплыл на Корфу. Он снял виллу в самой глухой части острова и с рассвета до заката лежал на пряже, изредка окунаясь в теплую синюю воду. Вечерами в деревенском кабачке он пил молодое вино и слушал истории про вампиров, вурдалаков и прочую нечисть.
Слуги считали, что молодой англичанин лечится солнцем от неизвестной болезни. Отчасти это было так: тело вампира требовало солнца, как розы в его саду — воды.
Как-то вечером, наскучив одиночеством, Эрик принял приглашение леди Джоанны Хоуп — чопорной английской дамы, вокруг которой, подобно облачку мошкары вокруг лампочки, клубилась вся английская община острова. Он веселился, читая намерения и желания гостей, определяя любовные связи — и давно сложившиеся, и те, которые только зарождались, прикидывая, кого из молодых девушек было бы легче всего «осушить», но не испытывая голода странное состояние для того, кто взял за правило раз в год, в день своего вампирского рождения, выпивать влюбленную в него молоденькую девушку, почти ребенка, из аристократической семьи. У этой традиции были причины, хотя Эрик и старался не вспоминать о них.
Эрик играл, зачаровывая гостей группами и по одному. Он обходил дом, расстраивая то разговор, то партию в бридж, то тайное свидание в саду. В конце концов, ему надоело и он уже собрался откланяться — визги джаза действовали на нервы — но тут его остановил чей-то неподвижный взгляд. Вампир повернул голову и в первый миг подумал о черном леопарде, но тут же назвал себя перебравшим солнца безумцем: на него смотрела гибкая черноволосая девушка в бледно-зеленом платье. Эрик огляделся, отыскивая леди Хоуп, чтобы она представила его, вспомнил, что современные нравы достаточно свободны в этом отношении, и подошел к незнакомке.
