на его затылке, прижалась к нему бёдрами. Почувствовала его ещё сильнее и застонала, отвечая ему. Наощупь принялась расстёгивать пуговицы его рубашки. Они крутились под пальцами, выскальзывали, а я изнывала от желания избавиться от надетых на нас тряпок.
Яков опустился губами по моей шее, провёл языком до ключиц. Наплевав на пуговицы, я рывками вытащила рубашку из-под пояса его брюк и обеими ладонями пробралась под неё. Коснулась его живота и, сходя с ума от его запаха, от влажных касаний языка, взялась за ремень. Пряжка поддалась быстро, пуговица тоже. Расстегнула ширинку и сунула руку в разворот.
– Доиграешься, – прорычал Серебряков, кусая меня в шею.
– Уже доигралась, – обхватила твёрдый член. Закрыла глаза, чувствуя мощь под пальцами.
Провела от основания до головки, погладила самый кончик. Стёрла выступившую капельку.
Яков пошло и грязно выругался, схватил мою руку и мелкими укусами добрался от подушечки большого пальца до запястья. Остановился и поцеловал, посасывая кожу.
– Сними с меня его, – на выдохе попросила, когда он принялся задирать рукав свитера. – Сними его, чёрт возьми!
Не прошло и доли секунды, как я, уже почти нагая, повалилась обратно на диван. Ещё мгновение, и Яков принялся сдирать с меня джинсы.
– Дерьмо! – зарычал. – Подними задницу!
Я рвано засмеялась, когда он выматерился так, как не матерились даже грузчики в моём родном городке. И почти тут же всхлипнула – справившись с облепившим мои ноги подобно второй коже стрейчем, Серебряков дотронулся до меня сквозь трусики. Надавил и провёл по воспалённой жаждой чувствовать его плоти. Я сгребла его волосы, сжала с силой и, рванув вверх, нашла его губы. Целовала, как одуревшая, как не целовала никого и никогда. Только он, как всегда, взял право быть главным себе. Ворвался в мой рот языком, проник так глубоко, что я не могла дышать – только подчиняться ему. Гореть под ним.
– Хочу тебя, – шепнула, опять принимаясь за пуговицы на его рубашке. Не выдержала и, мысленно послав всё далеко и надолго, рванула полы в стороны.
Яков усмехнулся мне в самые губы, обжёг дыханием и опять принялся целовать голодным, пожирающим поцелуем.
Наконец я почувствовала под ладонями его грудь. Водила жадно, исступлённо. Коснулась плоских сосков, царапнула, обхватила крепкие плечи. Шире раздвинула ноги и, выдохнув имя мужчины, с которым теряла и обретала сама себя, посмотрела в его горящие чернотой глаза. Мы подались друг к другу в один момент, мой вскрик потонул в ласках. Взяв одним резким, быстрым движением, Яков стал быстро входить в меня, забирая себе не только моё тело, но и мою душу.
– Ненавижу тот день, когда тебя занесло в наше захолустье, – горячо шепнула я. Поцеловала его в шею и ощутила чуть солоноватый вкус кожи. Это было так потрясающе, что меня тряхнуло.
– Ещё недавно ты ненавидела меня, – сиплый смешок.
Он согнул мою ногу и закинул её себе на плечо. Вторую…
– М-м-м… – проникновения стали такими глубокими, что перед глазами всё потемнело. Совершенно потерявшаяся в этой гонке, я беспомощно хваталась за кожу дивана, за его плечи. Влажный звук соприкасающихся тел врывался в сознание вместе с его шумным дыханием, а я только и могла вскрикивать в такт его толчкам.
– Яков… – проскулила с новым проникновением. Схватила его за руку. – Яков…
– Так ненавидишь? – рычание в лицо. – Ну!
– М-м-м… – заметалась, захлёбываясь удовольствием. Мышцы ныли от напряжения. Он заполнил меня без остатка. Привыкший подчинять, привыкший к тому, что всё принадлежит ему…
С губ сорвался похожий на бред шёпот. Я сама не понимала, что говорю.
– Я… ненав… не… Яков… – он вышел и вошёл снова. Движение назад.
Кое-как я приоткрыла глаза. Нависая надо мной, он шумно дышал. Черты его лица стали резче, огонь в глазах превратился уже не в пламя – в пожарище, всё ещё объятое бурей, пряди волос прилипли ко лбу. Он спустил мои ноги с плеч, и я ощутила облегчение. Но только на мгновение: с нажимом он погладил меня по бедру, потом по боку. Обхватил грудь и потёр сосок. По ореолу и снова по соску. Головка его члена упиралась в моё лоно. Всего одно крохотное движение. Меня колотило от желания, чтобы он сделал это движение.
– Так что, ненавидишь? – сжал грудь. – Нет, Мира… – вкрадчиво у моих губ.
– Я… – дотронулась до его лица, до покрытой испариной шеи. – М-м-м… – он качнул бёдрами, вошёл совсем немного, и мысли, которых и так не было, совсем рассыпались. – Кажется… Но я уже не уверена.
– Не уверена? – ещё одно движение бёдрами, кривая усмешка.
Я отрицательно мотнула головой и подставила его губам шею. Сама подалась ему навстречу и обхватила бёдра ногами, чтобы вобрать в себя. Дрожь… Он вошёл до упора, и огненная спираль внутри живота вдруг взорвалась.
Я действительно ненавидела его. Ненавидела за то, что он делал со мной, за то, что знала – больше никто не сможет этого. Только он. Но признаться ему в этом означало бы верную смерть.
Он задержался внутри, подался назад и опять вошёл в меня, делая моё удовольствие бесконечным. Плечи его стали совсем твёрдыми, тело сковало напряжение вслед за которым я почувствовала, как он вздрогнул. Меня сотрясла ещё одна мощная волна оргазма.
Пальцами по взмокшей спине, по волосам… Его дыхание у меня на шее…
Последний тихий стон вырвался с выдохом. Прижав Якова к себе, я затуманенным взором посмотрела в потолок и закрыла глаза.
– Кажется уже нет, – то ли вслух, то ли в мыслях – не поняла сама.
– Что «нет»? – глухо переспросил, перекатываясь на бок. Прижал меня, и я, не размыкая век, уткнулась носом в его плечо.
– Кажется, уже не ненавижу.
– Нет? – усмешка.
– М-м… – потёрлась носом и прильнула ещё сильнее, вдыхая окутавший нас запах жара и страсти.
– А что же тогда? – погладил меня по ягодицам, по ложбинке между и провёл дальше – по спине вдоль позвоночника.
– Понятия не имею, – сказала совершенно честно. – Не имею ни малейшего понятия, Серебряков.
