безумно красивыми. А еще, было два мотоцикла.
– Уау. Мда, мопедами не назовешь. Очень красивые. Можно мы на белом прокатимся?
– Нравится?
Подошел сзади и приобнял меня.
– Очень.
Льну к нему, отвечая на ласку его рук, что поглаживают мой живот.
Быстро целует меня в щеку и отходит.
Берет со стеллажа шлем, с виду меньшего размера чем тот, что он держит во второй руке.
– И под меня нашелся?
– Я подготовился. Надевай, я застегну.
Примеряю это чудо и Марк помогает справиться с застежкой.
Выкатывает зверя и начинает инструктаж, как мне себя вести. А я вся в нетерпении.
Сажусь первая, и начинаю дрожать, толи от страха, толи от предвкушения поездки.
– Марк, мне немного не по себе.
Приближается ко мне и смотрит в глаза.
– Ты со мной. Все будет хорошо.
Киваю ему и верю. Полностью доверяю.
– Хорошо.
Садится впереди меня, надевает свой шлем. Обхватываю его руками, крепко прижимаясь к горячему мужскому телу.
Марк заводит зверя, и мы срываемся с места, под мой визг.
Зажмуриваю глаза и открываю их только через время. Когда мы проносимся по идеально ровному шоссе.
Это чувство быстрой гонки, словно полет.
Рядом с ним, все кажется иначе, прекрасней, непривычней, но так, загадочно и уютно.
Не хочу, чтобы эти мгновения заканчивались, не хочу возвращаться туда, где он, не он. А я, лишь я. Туда, где все вокруг фальшиво, глупо, наигранно. Не для нас.
Мы двигались видимо не с большой скоростью, я бы и не захотела на полной катить, немного побаиваюсь. Уехали довольно далеко, и на какой-то очередной большой развилке повернули обратно.
Назад доехали еще быстрей.
Когда возвращались обратно, охрана старалась смотреть с каменным лицом, но у них это выходило плохо. Видимо они в шоке, что я тут появляюсь второй раз, а хозяин ведет себя странно.
Заехали в гараж, и Марк встал со своего места, снимая шлем. Я осталась сидеть, наблюдая за мужчиной. Он подошел ко мне вплотную и склонился надо мной так, что мне пришлось облокотиться назад практически, ложась на зверя.
– Тебе понравилось? – спросил, приблизившись к моим губам.
– Очень.
– Мне тоже, – договаривает и впивается в меня горячим, настойчивым поцелуем.
Обнимаю его за шею и отвечаю.
Мы так быстро стали другими. Меня это волнует, в хорошем смысле и пугает. Я же хотела все сделать иначе. К чему сложности? Но Марк Державин, очень сильно меня задевает, как человек, как мужчина. Он заставляет меня быть слабой, желать самой этого, хотеть, но при этом сам закрыт на амбарный замок.
И его положительные смены настроения в мою сторону, могут быть лишь самообманом.
Мы задыхались, лаская друг друга языками, обнимая, исследуя желанные друг другом тела.
В какой-то момент, один из нас полез под одежду и это сорвало все тормоза.
– Встань и облокотись руками о мотоцикл.
Поднял меня и снял с него сам, развернулась и сделала, как он сказал.
Крупные и сильные мужские ладони заскользили по талии. Марк расстегнул мои джинсы и стал приспускать их вместе с трусиками, одновременно целуя мою шею.
Дошел до колен присев сзади. Стало немного стыдно, от того, что он так близко к моей заднице, но я стояла не шелохнувшись, только немного дрожали ноги.
А потом, когда я думала, что он сейчас встанет, я почувствовала влажное прикосновение к ягодице и сильный укус.
– Ааай, ты что творишь? – попыталась повернуться и получила новый укус.
– Я сказал стой, непослушная девчонка.
Встал, проведя рукой по попке. Услышала вжик молнии его штанов и больше не могла думать ни о чем, кроме, как об удовольствии.
Ощутила касание пальцев к промежности, движение… касание…
Словно огонь с ног до головы, волнами…
Новое ощущение, надавливает головкой и проникает в изнывающее лоно, медленно аккуратно, а потом резко до конца.
Новый толчок… шлепок по ягодице и бешеный темп.
Схватил за бедра, грубо, властно, до синяков, и продолжил атаковать.
Я думала мы завалим его железного «коня», но он стоял по приказу хозяина не шатаясь.
Онемевшие ноги больше не хотели меня держать и подкашивались с новым ударом его бедер о мои.
Поднимает мою ногу сгибая ее, укладывает на сидение грудью и туда же ложится мое колено.
Шаловливые мужские пальцы проникают к моему клитору и начинается невероятное.
Сильные толчки его члена и ладонь, атакующая меня новыми движениями.
Кончаю буквально за минуту и громко стону его имя мужчины, единственного способного меня волновать и кого я могу желать так сильно, насколько это вообще возможно.
Замираем, восстанавливая дыхание. Марк практически лежит на мне, а я просто не могу пошевелиться, потому что не хочу.
Надевает мои штаны с трусиками. И подхватывает на руки.
Принимаем вместе душ и уезжаем в реальность.
– Не волнуйся, – говорит мужчина, уже в машине на обратном пути, взяв мою руку с колена в свою ладонь, переплетая пальцы. Хватаюсь за него в ответ и выдыхаю.
"Как же мне помогает его поддержка".
– Не могу, но я постараюсь.
Прощаемся долгим и мучительно-сладким поцелуем с объятиями, и я поднимаюсь в квартиру.
– Мам?
Нахожу ее в своей комнате. Она смотрит на отца и не плачет.
– Красивый, да?
– Понимаю почему ты в него влюбилась. И в кого я такая красивая.
Смеемся за долгое время открыто и без какого-то мучающего и пугающего нас обеих страха.
– Я думала ты приедешь завтра.
Обнимаю ее.
– Нет мамуль, я хотела быть только здесь, с тобой.
Сегодня решила спать с ней, как это было очень давно, но сегодня мы должны быть рядом.
Утро было нервным, беспокойным, каким-то беспокойным.
– Нам нужно успокоиться мам, – говорю за завтраком, а не одной из нас не лезет и кусок в горло, даже чай проглотить не представляется возможным.
– Согласна. Но не получается.
– Он обещал, мамуль. Я ему верю.
Оделись, взяли все необходимое и поехали в суд. По дороге Кристина написала поддерживающее боевой настрой смс, чему я была рада. Последнее время нам мало удавалось пообщаться. Она улетала отдыхать с семьей, а я много времени либо в кафе, либо с Марком.
Изученная дорога, каждая улица, но каждый раз эта дорога вела нас в никуда. Проигрыш за проигрышем, но не в этот раз…
Вошли и замерли. В прошлый раз они практически смеялись и открыто демонстрировали свою силу и власть над женой и дочерью того, кого убили. А сегодня было волнение и именно их лица, и смятение на них нам подсказали, что все будет иначе.
Баграмов,
