говорила, что те для них порой как матери родные. Впрочем, она все равно пришла бы, вне зависимости от способа и желания.
Несмотря на изысканные блюда и интересную беседу, Лера мрачнела, явно предчувствуя беду. Ее явно выбивал из колеи пустой зал без посетителей. Птичка уже торопилась покинуть насиженное место, когда он произнес:
— А теперь, милая, поднимемся наверх, где тебе предстоит отработать свои деньги.
Он с удовольствием отметил, как она изменилась в лице. Да, Андрей, наверное, не так начинал отношения. Впрочем, ему не отношения нужны, а нечто другое, более простое. Эдуард уже представлял, как хорошенько отдерет эту девочку, как будет держать ее за волосы, контролируя каждое движение.
А глупая девочка решила сопротивляться, наивно думая, что он просто так ее отпустит. И дело не в деньгах, дело в принципах. Наивная пташка что-то пискнула, явно не сообразив, что это его ресторан и Эдуард может творить здесь все что пожелает. И сделать это прямо здесь было мыслью явно занятной. Но он предпочитал более комфортные условия, заодно и птичка должна стать более сговорчивой и как следует постараться, глядишь, ему понравится, и он не станет ее убивать. В ближайшее время не станет. Ибо плата за игру с такой дорогой куколкой не деньги, здесь совсем другая цена, жизнь. Ее жизнь. Каково Андрею будет без невесты? С легкостью найдет другую? Что ж, Эдуард ему обеспечит более интересное времяпрепровождение. Например, быть подозреваемым в ее смерти. Даже если он каким-то чудом сможет отмыться, репутация все равно пострадает.
Он смотрел на лежащую без сознания девушку, ее волосы разметались на полу, прическа вся растрепалась, но даже несмотря на это, она была красивой. Девушка с обложки.
«Что ж, скоро я с тобой поиграю», — подумал Эдуард, предвкушая этот момент. На какую-то секунду ему стало жаль, что ее придется убить, но всего лишь на секунду. В его мире нет места жалости. Да и к чему жалеть куклу?
Андрей
Почему-то каждый раз, когда я возвращался из больницы, то чувствовал себя плохо. Тяжело видеть детей, которые за свои короткую жизнь пережили столько, сколько не переживали многие взрослые. Тяжело смотреть на их матерей, которые прижимают их так, будто в состоянии защитить от смерти, их глаза светятся безумной надеждой, смешанной с пониманием, что чуда может не произойти.
Это тяжело, это выворачивает изнутри. Я не обязан был этого видеть. Не обязан был даже этим заниматься. Не обязан был оплачивать операции, не обязан помогать. Но я считал это правильным. Как и то, чтобы контролировать, куда идут деньги.
Чтобы убедиться, что они дойдут до адресата. Хотя, может, стоит подключить к этому помощника? Того, кто будет молчать. Не хотелось бы, чтобы кто-то узнал о подобной деятельности. В благородность моих намерений все равно никто не поверит. Скорее, еще и припишут отмывание денег или попытку уменьшить налоги. Да и не хочется никому открывать причин подобных поступков, слишком уж они личные. Роль мажора и сынка богатеньких родителей гораздо привычнее. Даже если это не так, даже если многого добился сам.
В носу все еще стоял запах, воздух, весь пропавший лекарствами и хлоркой. А перед глазами то, как молоденькая медсестра пытается попасть в вену на тонкой детской ручке, на которой и так не было живого места. Вся в синяках от уколов.
И самое обидное, ты мало чем можешь помочь. Ты покупаешь лекарства, оплачиваешь операции, но все равно не можешь облегчить то, как некоторым детям тяжело дается лечение. Увы, деньги решают не все. Иногда медицина просто бессильна, и попросту ничто не помогает.
Об этом лучше не думать. Лучше не видеть слез родителей, не чувствовать собственную беспомощность, от которой хочется взвыть.
Лучше думать о Лере, о том, как прижаться губами к ее коже, вдохнуть фиалковый запах волос. Зачем-то она сменила парфюм, впрочем, мне он нравился. Простой ненавязчивый запах, и такой естественный, как и она сама. Увидеть ее улыбку, услышать ее задорный смех. Сейчас я испытывал невыносимую тягу к ней, сейчас она была не просто девушкой, сейчас она была потребностью.
— Привет, любимая. Я приеду, — не спрашивал, просто утверждал, и, несмотря на это, она мне отказала.
— Не нужно. Слишком устала, хочу немного отдохнуть, — сказала Лера, но в ее голосе было нечто иное. Волнение, напряжение.
Это было странно. Я был знаком с ней давно. Достаточно, чтобы знать, как звучит ее действительно уставший голос.
— Тогда хорошо отдохнуть, милая. Целую.
— И я тебя, — сказала она с легким придыханием. Искренне и самозабвенно. И только через несколько долгих секунд положила трубку. Будто бы ей не хотелось завершать разговор.
И именно ее интонации заставили меня нервничать. Почему-то складывалось впечатление, будто она не дома, именно поэтому Лера и не хотела, чтобы я приехал к ней.
Это было странно и будило во мне вопросы. Впрочем, я легко мог удовлетворить свое любопытство и без согласия невесты. Ведь, скорее всего, я зря беспокоюсь, но интуиция отчаянно шептала, что лучше все-таки перепроверить.
Добравшись домой, открыл ноутбук и запустил программу, чтобы отследить местонахождение невесты. Небольшая разумная предосторожность с моей стороны. Особенно с учетом того, что Лера не всегда мне могла сказать адрес, откуда ее забирать, женщины, как правило, хуже ориентируются в пространстве.
Я решил эту проблему просто: легче всего поставить маячки, чтобы отследить передвижения собственной невесты. Симпатичный брелочек для ключей в квартиру да милый невзрачный кулон, который, как я шутливо сообщил Лере, приносит удачу. Брелок, правда, работал лучше, увы, украшения для такого не годятся, женщины слишком любят подобное менять.
Как я и думал, Леры дома не оказалось. Она находилась где-то за городом, но место было мне знакомо. С трудом я вспомнил, что это загородная резиденция Зачинского.
Что вообще могло ей там понадобиться? Не могла же она мне с ним изменять? Что ж, придется нам сегодня встретиться и хорошенечко поговорить. И, боюсь, разговор будет нелегким.
Я набрал ее номер, но телефон был выключен. Подобного за ней не водилось. Порой она говорила, что телефон ее жизнь, и даже отказывалась выключать его на ночь в опасении пропустить важный звонок. Что же такое происходит? Что-то мало это похоже на измену. Быть может, Зачинский сам увез туда мою невесту или заманил?
Только зачем? Из-за какой-то сделки? В памяти тут же всплыло то, как он смотрел на мою невесту, тогда еще просто девушку. Измена или похищение? Я могу сейчас выставить себя полным
