— Знаешь, наверно, это прозвучит глупо, может быть, даже по-детски, но я заключил что-то вроде сделки. Не знаю, с чем или с кем. Но это помогало… — его голос становится глуше. — Брался за самые тяжелые случаи. Мне и так всегда хотелось помочь, но теперь я как будто лучше стал понимать этих обреченных людей. Имеющих один-единственный шанс или вовсе его лишенных. Когда жизнь висит на волоске. После того, как вытягивал кого-то, самому становилось легче. Я не знаю, как объяснить эту закономерность… Может, работало самовнушение, а может, и правда, судьба раз за разом продлевала мое время. Я поверил в то, что смогу выкарабкаться. Протяну до того момента, пока найдется подходящий орган. Да и отвлекался здорово на работе, не думал, что вру тебе, что рискую каждый день не встать с кровати и больше не увидеть, как ты смеешься. Не обнять тебя… Злился, как дурак, что не понимаешь… А как ты могла понять, если не знала ничего…
Его голос дрожит, и я боюсь поднять глаза. Неправда, что мужчины не плачут, они просто не хотят, чтобы кто-то видел их слезы. Мне и не нужно. За это время я осознала одну истину. Любовь оценивается не способностью людей доверять друг другу. Не общностью интересов, не стремлением помогать. Даже не страстью, от которой кружит голову. Любовь — это желание отдать. Возможно, — то, что дороже всего. Ради его счастья. Ради жизни.
И внезапно вспоминаю печальный финал, который записала в старенькой тетрадке незнакомая мне девушка Шура. Ее муж не пережил ту страшную зиму. Но крохи хлеба, которые сберег для жены, помогли ей выкарабкаться. Дождаться весны. И потом найти в себе силы жить дальше. Ради их любви. Ради памяти о нем. И даже постараться быть счастливой.
Мне повезло куда больше. Мой любимый человек рядом, со мной. Его сердце замирает от страха, что он может меня потерять. Но все плохое позади, нам больше ничего не угрожает. Теперь я знаю это совершенно точно.
Немного поворачиваюсь, чтобы найти губами его сухие, искусанные от волнения губы.
— Пообещай, пожалуйста, кое-что… — раньше бы не решилась сказать. Но сейчас это особенно важно.
— Все, что угодно, родная… — горячий шепот обжигает. Я снова хочу почувствовать, как Макс целует меня. Снова раствориться в его жаре. Снова остановить время, восполняя потерянные часы и минуты.
— Не надо все… Только одно, — у меня хватает сил улыбнуться. — Я пыталась поговорить с Артемом, но ни он, ни Мироненко не захотели мне ответить. Попроси их…
— Что попросить? — снова напрягается Максим, всматриваясь в мое лицо. Возможно, ему просьба не понравится. Но мы должны пройти… через это тоже.
— Я хочу знать, кто это был. У нас… Хочу, чтобы у него было имя. Уже не получится похоронить, но я сделаю это в своем сердце. Пожалуйста, Макс… Тебе они скажут.
Он молчит всего несколько секунд. Смотрит черным, опустошенным взглядом, а потом опускает ресницы, одновременно склоняясь к моим губам. И выдыхает за мгновенье до долгожданного поцелуя.
— Мы сделаем, Вера.
Эпилог
Внутри больше не жжет слепящей болью. Она не разъедает, мешая дышать. Я словно вернулась в прошлое, когда была совсем юной и беззаботной. Снова дурачусь и капризничаю, как тогда.
— Поцелуй меня, а? Макс… — опять хочу ощутить тепло и жадность его губ. Это намного важнее какого-то там завтрака.
Но муж хмурится и сует мне под нос тарелку.
— Вера! Как маленькая, честное слово. Сначала мы едим, потом целуемся. По-другому никак.
— Ты зануда, Максим, — хлопаю его по руке, делаю вид, что пытаюсь рассердиться. Вот нашел, о чем думать сейчас. Мы же столько времени потеряли, столько дней и ночей провели вдали друг от друга. Но разве кто-то другой так заботился бы обо мне? Заставлял бы соблюдать эту дурацкую диету? — Я люблю тебя…
Он сгребает меня в объятья, затягивая к себе на колени. Столько раз сокрушался уже, что не может взять на руки — врачи пока категорически не разрешают почти никаких нагрузок. Но достаточно и того, что он рядом. Каждую ночь, каждое утро. Целует до умопомрачения, сводит с ума своими ласками. А потом вот так нудит за завтраком. Даже не подозревала, что мой муж может быть таким настырным из-за какой-то каши! Но даже эта мелочь настолько приятна.
Иногда подобные вещи важнее откровенных признаний. Да, он говорит о своих чувствах, намного чаще, чем раньше, но я и так вижу любовь. Во всем. Каждую минуту, которую мы проводим рядом. И даже когда вдали друг от друга, чувствую, что он думает обо мне. И как бы горько это ни звучало, наверно, нужно было потерять, чтобы обрести…
— Мне же полагается много отдыхать, да? И тебе? — спрашиваю шепотом, сама себя отвлекая от грустных мыслей. Довольно уже о них! И когда Максим кивает, добавляю еще тише: — Тогда давай отдыхать. Весь день валяться в постели и ничего не делать.
Уголки его губ чуть дрожат, но глаза остаются серьезными. Он тянется ко мне, прижимаясь щекой к щеке. Колючий. Такой родной.
— Специально заводишь меня, чтобы ни о чем больше думать не мог? Я же жить без тебя не могу. Но поесть все равно надо.
Конечно, не стоило и пытаться с ним спорить! Я притворно вздыхаю и придвигаю тарелку с кашей. В конце концов, день только начался, мы все успеем. И позавтракать, и поваляться. И долго-долго любить друг друга, забывая обо всем на свете.
Уже вечером выбираемся на прогулку — это еще одна обязательная часть нашего нового распорядка. Макс заставляет гулять в любую погоду, уверяя, что мне нужно побольше двигаться и дышать свежим воздухом. Ему это нужно ничуть не меньше, но я не возражаю. И во время таких прогулок с радостью превращаюсь в маленькую девочку, которой очень нужна забота взрослого сознательного человека. Держусь за его руку и беззвучно благодарю небо за то, что он остался жив. Остался со мной.
Снега уже почти нет, но вокруг все серое и мрачное. Свистит колючий ветер. Укрываясь от его порывов, натягиваю капюшон. Скоро вернемся в нашу квартиру, и там можно будет отогреться. Даже знаю, каким именно способом хочу это сделать.
Сворачиваем на тропинку к дому, проходя по небольшому скверику, и мой взгляд неожиданно цепляется за ветку нависающего над дорогой дерева. Оно еще совсем голое, кажется совершенно сухим и черным. Пройдет не один месяц до того момента, как на нем распустятся листья. Но я замечаю в нескольких местах, под сморщенной корой набухшие бугорки. Еще даже не почки… Но они появятся здесь. Обязательно. Потому что жизнь продолжается, и за зимой, даже самой лютой, обязательно приходит весна.
— Вера? — муж останавливается рядом, вопросительно глядя на меня. А я вместо ответа протягиваю руку, осторожно проводя пальцем по только-только начавшему просыпаться от зимнего сна стволу.
Прежний Максим, скорее всего, просто пожал бы плечами в ответ на такую мою реакцию. Но сегодняшний Макс обвивает руками талию, сплетая ладони на животе. Крепко-крепко прижимается ко мне сзади. Опускает подбородок на плечо, так что я чувствую тепло его щеки рядом со своей. И вместе со мной смотрит на это крошечное чудо.
____________________
Эта история вышла непростой, но иначе она не писалась. Спасибо, что были рядом, спасибо за ваши комментарии и поддержку. Это очень ценно для меня
Желаю всем особенной чуткости и внимательности к тем, кто рядом. Любите и будьте любимы. И пусть, несмотря на время года, в ваших сердцах всегда будет весна.
Конец
