соседней комнаты, Аля поняла о чем говорил ранее Никита. Почему, точнее, он не тронул ее… Ночью. А мог. И хотел. Последнее – сто процентов.
Как и сейчас…
Эрегированный член Никиты, прекрасно обозначившийся через боксеры, говорил сам за себя.
– Никит, черт бы тебя побрал, будь человеком, дай футболку или лучше рубашку, и я свалю от вас. А? – Аля жалостливо посмотрела на соседа, скрестив руки в молящем жесте на уровне груди.
Встречаться с его друзьями она не планировала. Стебаться будут, сто процентов. У нее сегодня по ходу очень везучий день.
Никита не сдвинулся с места. Что-то в его фигуре, в позе, в которой он застыл, было не то. Настораживающее.
Или у Али больная фантазия разыгралась?
– После обеда я к тебе загляну. И попробуй мне не открыть дверь, – наконец, сказал он, направляясь к шкафу.
Женскому любопытству нет предела – общеизвестный факт. Аля немного изогнулась, привстала на носочки, заглядывая за спину Никиты. Вещи разложены идеально, на вешалках и стопочками. Немного, правда.
Он достал чистую синюю рубашку и протянул ей.
***
– Ба, скажи-ка мне, дорогая и любимая родственница, ты когда собираешься возвращаться в родные пенаты?
– Алечка, что-то случилось? – сразу насторожилась Антонина Васильевна и быстро продолжила: – Ты еще не отдохнула!
– Ба!
– Не отдохнула, по голосу слышу. Он у тебя звенит от напряжения!
Она сама вся звенит, не только голос!
– Я серьезно, мне надо знать точную дату. У меня кафе и заказы, и…
– Слышать ничего не хочу ни про твое кафе, ни про заказы. Будешь говорить про работу, еще на недельку останусь.
– Тогда я устрою дезертирство.
– Я тебе устрою, – засмеялась бабушка.
Сошлись на трех днях. Хотя Антонина Васильевна начала торг с пяти.
Вроде и немного…
И много одновременно!
Аля нервничала.
Сильно.
Выпила несколько таблеток от головной боли. Кофе. Еще был чай…
Не помогало.
Нервозность только усиливалась.
С чего?
Чтобы отвлечь голову, Аля позвонила Рите. Девочкам. Каждому кондитеру! Всем, кому можно и нельзя.
Ритка перезвонила еще раз:
– С тобой все в порядке, женщина?
– В порядке. Угу… В самом что ни на есть порядническом!
– Аля…
– С похмелья я.
– О! С кем пила? Надеюсь, с соседом.
– Сначала с котом. Потом, кажется, и с соседом.
– Кажется… Аля…
– Ничего не говори, Рит. Вот просто молчи.
– Как я могу молчать, если знаю, что ты там бедокуришь?
– Прикольное слово. Бедо-куришь. Но нет, я не курю.
– Алька…
– Ну что, Рит? – Она провела рукой по лицу, смахивая невидимую пелену. – Запуталась я тут малость. Приеду – расскажу. Наверное…
– Твое «наверное» не принимается. Я от любопытства сгорю.
– Не положено тебе гореть. Ты у нас будущая мама, плюс как помощница мне пригодишься. Отправили меня в отпуск? Отправили. Вот и терпите.
Рита наигранно громко вздохнула:
– Как показывает практика, нельзя нам с тобой уезжать в пригород…
Аля облизала покусанные губы. Кто их покусал – тоже вопрос. Иногда она имела такую вредную привычку. Отучала себя постоянно. Ругала. Губы особенно страдали в холодное время года. Один раз стоит оторвать малюсенький кусочек кожи, и дальше пошло-поехало.
Что только Аля не перепробовала. И бальзамы, и скрабы. Ритка смеялась, говоря, что ей губы надо горчицей мазать.
Иногда Аля забивала. Бывали такие дни и даже недели, когда собственная внешность отходила на второй план. Но рано или поздно в ней просыпалась «девочка-девочка», которая едва не плакала, видя потрескавшиеся губы. Если на них наносилась помада, становилось еще хуже.
Сейчас иное…
Аля дотронулась пальцами до них. Кожу покалывало. Так всегда после поцелуев Никиты.
Именно его…
Про другие она не помнила. Значит, не было ничего подобного.
Она одергивала себя. Каждые пять минут. Чего она завелась?
Ну переспала с мужиком. Ну ляпнула ему там пару раз чего-то.
Что дальше?
Да ничего!
К чему зацикленность? Откуда она вообще возникла?
Аля не понимала. Пыталась отвлечься, чем-то себя занять, помимо того что обзвонила всех, кого можно и нельзя.
Сама постоянно поглядывала на время.
Нет уж!
Не ждет она Никиту? Понятно?
Проходя мимо кресла, она заметила, как Буся открыл один глаз, наблюдая за ней. Как бы невзначай свесил лапу… Вдруг до Али дотянется…
– Весело тебе, да? Нашел развлечение? Не стыдно тебе? По морде вижу, что не стыдно. Трогать я тебя не буду, конечно, но выводы сделаю. Понял?
Буся закрыл второй глаз.
Мавр свое дело сделал…
Она тоже хороша! Хотя нетушки! Не будет она себя ни в чем винить-обвинять! Позиция жертвы – это не ее позиция.
Да, накосячила. Если посмотреть с одной стороны. С другой – ничего подобного не было. Ей что велено? Отдыхать. А как известно, русский человек в отдыхе неудержим. Поэтому с нее взятки гладки.
Шум отъезжающего авто насторожил девушку.
Она заставила себя устоять на месте. Пусть… Ей абсолютно все равно, кто уехал – друзья Никиты или он с ними тоже.
Через две минуты Аля призналась себе, что соврала.
Если знать, что Никита уехал, можно выдохнуть. Или, наоборот? Оскорбиться?
Она в очередной раз обругала себя. Докатилась… Весь день провела в спорах с самой собой. Весело, чего уж.
Почти стемнело. Мысль о прогулке Аля откинула сразу. Хотя приверженцы здорового образа жизни и рекомендуют нахаживать десять тысяч шагов в день. У нее тоже на телефон установлен шагомер. И кстати! Если бы она додумалась его постоянно носить в руках в течение дня, то была вероятность, что пусть и не десять, то половину она бы точно увидела, столько раз за день она метнулась по дому туда-сюда-обратно.
На часы Аля все-таки поглядывала.
Семь сорок пять.
Пора идти огород поливать.
Что ж. Пошла.
Она как раз закрывала огурцы, когда поняла, что не одна.
– Дверь была не заперта.
Причем Никита входил в огород не со своей территории, а через двор Али. Вот она, провинциальная жизнь. Быстро к ней привыкаешь, как ни крути. К этой шальной вольности.
К шастанью по чужим огородам – так точно.
Аля не спешила выпрямляться, делая вид, что ужасно занята. Прямо катастрофически. У самой сердце все же предательски екнуло. Ну вот как так, а? И где ее самодостаточность и взрослость? Где выдержка руководителя и хватка дельца? Последние вообще вещи спорные, но сейчас речь не о них.
Никита
