Поэтому я даю задание своей Службе Безопасности провести аудит. Покопаться в счетах и отчетах. Не может быть чтобы Андрей ничего не украл. Да я в жизни не поверю!
И о чудо! Моя догадка оказывается верной. Деньги налипали на ладошки этого урода, причем неплохо так налипали. Мошенничество во всей красе. К этому добавляем подделку документов, и вот уже не условка, а вполне реальный срок.
Катя меня терпит. То есть когда я прихожу к ней в гости, она садится в уголок и молча наблюдает, как я общаюсь с ребенком. И молчит. А когда я на нее смотрю, отводит взгляд. Вид у нее уж очень печальный. А я и не знаю что делать. В случае с Катей цветы точно не помогут. Может отправка нерадивых родственников в места не столь отдаленные ее успокоят? Меня бы успокоили…
В один из дней я прихожу к Кате с корзиной роз. Несмотря на бесполезность этого действия. Однако вопреки ожиданиям, она заинтересованно уточняет:
— Как красиво, это мне?
— Конечно тебе, — мои губы растягивается в улыбке: — А я с новостями.
— Какими?
Мы заходим в комнату, и я ставлю корзину на пол. Потому что на столе она попросту не помещается.
— Две, и обе хорошие, — плюхаюсь на диван, — Во-первых, уже завтра состоится первое судебное заседание… Это касаемо моей матери.
Я не спуская глаз смотрю на Катю и вижу как меняется ее лицо. Оно становится каким-то испуганным что ли.
— Ты шутишь?
— Нет. Если хочешь, можешь прийти. Ты сама пострадавшая и мать пострадавшего, малолетнего к тому же. Так что…
— То есть… — она хмурится, затем вдруг садится рядом со мной, — Ты так и не простил свою маму?
— И не собираюсь. А ты хочешь чтобы я простил?
— Нет, — мотает головой, — просто я и не думала что у тебя хватит сил на это. Ты же любил ее. Разве нет?
— Любил. Только она меня не любила. Она не только пыталась сжить со свету собственного внука. Она еще травила меня, — когда я ехал к Кате, то не планировал рассказывать это… Но сейчас мне хочется выговориться. Ведь по сути у меня и близких людей не осталось.
— Как это, травила? — хмурится.
— Добавляла в крупы и муку какую-то дрянь, которая по факту действовала как химическая кастрация. Так что… Вряд ли у меня еще будут дети кроме Кости и Миши.
Катя кусает губы, затем вздыхает… Я вижу что ей неловко слушать все это. Наверно не стоило рассказывать. И, видя ее смущение, я поспешно добавляю:
— Извини, не хочу тебя грузить этим… Просто поделился.
— Нет, Герман, — она вдруг берет меня за руку, а после… Обнимает меня! Сама! Я чувствую ее хрупкое, горячее тело! И не верю что это все-таки происходит. Происходит со мной. — Мне очень жаль…
Я прижимаю Катю, потом аккуратно пересаживаю к себе на колени и, набравшись смелости, я целую ее в губы. Нежно, аккуратно, боясь что она меня оттолкнет в любую секунду! Но она этого не делает. Она отвечает, и мое сердце бьется как сумасшедшее! Я не верю что это правда! Что моя любимая женщина нашла в себе силы простить меня.
— Катя, моя хорошая, мой солнечный зайчик… — я покрываю ее лицо поцелуями, после замираю и вдыхаю ее самый приятный, самый лучший запах.
— Ты больше на меня не обижаешься?
— Обижаюсь. Но… — вздыхает, — Я ведь тоже не железная. И до сих пор не могу забыть тебя. Разлюбить не могу… Хотя ты тот еще…
— Знаю. Я исправлюсь. Просто один шанс. Один единственный и самый последний.
— Хорошо, — она касается пальчиками моей щеки и улыбается. — Ты еще какую-то новость хотел рассказать.
— Да, — киваю, — Я сегодня утром разговаривал с врачом… Мишу можно будет забрать через три дня.
— Правда? Слава богу!
— Да, — продолжаю, — Только лучше если тут же будет еще медсестра, плюсом к остальному персоналу…
— Конечно.
— Ну и вот. Теперь у тебя оба ребенка будут вместе, рядом. Миша большой молодец, он восстанавливается семимильными шагами. Так что через год он будет как и все дети. Только шрам останется. Но и его потом можно будет попытаться убрать… Ну и конечно надо будет регулярно проверяться… — Катя слушает, не спуская с меня глаз. Мы оба понимаем, что с тем финансовым уровнем, какой у меня сейчас, Миша будет всегда под присмотром и в безопасности.
— Ты не представляешь, как я счастлива. Мне кажется что мир наконец расцвел.
— Катя, — произношу совсем тихо.
— Что?
— А давай будем жить вместе? Хочешь — у меня, хочешь — я сюда перееду… — смотрю на Катю и тут, вдруг сообразив, что так предложения руки и сердца не делают, я опускаюсь на пол, на колено и целую ей руку, — Будь моей женой! А кольцо мы купим завтра, я почему-то забыл про него.
Не забыл. Просто не думал что Катя меня простит.
— Можно и без кольца, — улыбается, — я согласна.
____
Глава 40. Заключительная. Катя
Глава 40. Заключительная. Катя
Спустя полтора года
Я нашла в себе силы простить Германа. Хотя до последнего думала, что это невозможно, слишком велика была обида на него. Но… Я вдруг поняла что Герман, во-первых, и правда одинок, а, во-вторых, он между детьми и своей предыдущей семьей выбрал детей. Он их любит. И он готов о них забоится.
Любит ли он меня? Не уверена. В тот момент у меня не было никакого ответа на этот вопрос. Скорее я даже склонялась к тому, что он меня воспринимает исключительно как мать своих сыновей. Которая ему не противна.
Что ж, пусть так. Мне было важно чтобы у детей в будущем были возможности. Чтобы они не умерли с голоду, реализовались в профессии… Но главное, чтобы Миша имел доступ к самой лучшей медицине, потому что несмотря на то что операция прошла удачно, еще неизвестно, какие побочки вылезут в будущем. А даже если все будет хорошо… Исходя из его изначальных данных, такого же сильного сердца, как у брата, у него уже никогда не будет.
В принципе я оказалась права в своих опасениях. Через три месяца после выписки Мишу пришлось положить в клинику на пару недель. Потом мы это повторили еще через месяц. Сейчас слава богу все хорошо… Он почти догнал в росте и развитии Котю. И когда я вижу моих деток рядом, как они играют вместе, смеются, повизгивая, я ощущаю настоящее счастье.
В тот особняк возвращаться я не захотела. Более того, поставила условие, чтобы Герман уволил весь персонал и нанял совершенно новых людей. Потому что я понятия не имею кто из них мог работать на Елизавету Сергеевну…
Кстати о ней.
Она затягивала суды по максимуму, рассчитывая что Герман передумает и простит. До последнего надеялась что он не сможет выдержать характер. Андрей действовал по тому же принципу. Только более агрессивно. Он умудрялся еще и угрожать Герману…
