Ознакомительная версия.
Они вышли на улицу. Хмурое октябрьское небо висело над городом, дул резкий порывистый ветер, срывая с деревьев пожелтевшие листья.
Машина Аркадия стояла прямо перед подъездом – новенькая черная иномарка. Кожаный салон, куча всяких прибамбасов – приборная доска напоминала панель космического корабля со множеством кнопок и рычажков. Не машина, а конфетка...
– Ну что ты? Залезай! – нетерпеливо произнес Аркадий.
Наташа села на заднее сиденье, про себя подумав: «Может, это и к лучшему? Я же все равно собиралась с ним поговорить... В самом деле, он же не имеет права распоряжаться мамиными вещами. Они не принадлежат ему!»
У перекрестка они попали в пробку. Аркадий насвистывал, постукивая пальцами по рулю, и казалось, ему не было никакого дела до Наташи, сидевшей за его спиной.
«Он назвал маму скопидомкой... – мысленно готовилась к разговору Наташа. – Скотина! Мама старалась для нас с Анной, а он только о себе думает!» Она закрыла глаза, и воспоминания о прошлом нахлынули на нее.
* * *
Мама...
Рыжеволосая кустодиевская красавица с громким смехом, которая никогда и ни из-за чего не унывала. У нее была куча друзей и знакомых, множество связей. Она работала в известном Доме моды, шила чудесные и эффектные наряды – она была нужна всем. «Ты – мне, я – тебе» – сложная цепочка взаимоотношений, в которой были задействованы люди из различных сфер жизни.
Мама была нужна мяснику из Елисеевского, чья жена мечтала хорошо выглядеть. Нужна администратору из Большого театра, который нуждался в консультациях хорошего гастроэнтеролога (а у гастроэнтеролога тоже была жена и ко всему прочему взрослая дочь нестандартных размеров, которая могла одеваться только в сшитую на заказ одежду). Нужна журналисту-международнику, который жить не мог без бифштекса с кровью и который через маму связывался с тем самым мясником. Журналист-международник был нужен маме, потому что вел семинар в МГИМО и был близким другом ректора, в помощи которого остро нуждалась заведующая турбазой на Домбае, чей сынок мечтал стать дипломатом, а мама через заведующую доставала путевки для директора ювелирного... Словом, всего не перечислишь.
В те достаточно голодные и скудные времена Анна с Наташей ни в чем не знали отказа. Даже после смерти отца, известного ученого. «Вы не пропадете, – не раз с азартом говорила мать дочерям, уже взрослой Анне и еще маленькой Наташе. – Я устрою вам будущее! Сделаю вам приданое!»
«Мам, какое приданое? – удивлялась тогда Наташа, которая слышала про приданое только в детских сказках и представляла его в виде сундуков, набитых непонятно чем. – Оно же сейчас никому не нужно!»
«Еще как нужно, деточка!» – смеялась мама.
Потом она умерла. Внезапно. Никто не ожидал, никто не мог предположить. Оторвался какой-то тромб в мозгу...
Все деньги, накопленные мамой, пропали во время инфляции начала девяностых – просто обесценились. Золотом мама не особенно увлекалась, валюту тоже не копила – боялась, что посадят.
Остались только огромная квартира и дача.
И еще куча того, что называлось, с одной стороны, старым барахлом, а с другой – антиквариатом. Мама, помимо всяких директоров, администраторов и заведующих, общалась и с богемной публикой – художниками, скульпторами, всякими непризнанными гениями. Она скупала у них все подряд – чистая благотворительность, как утверждали окружающие. Конечно, большая часть тех «шедевров» и теперь почти ничего не стоит, но кое-что представляло интерес. Взять хоть того художника-шестидесятника, чьи картины теперь висят в Метрополитен-музее...
От папы тоже осталось много всяких интересных, затейливых вещичек. Например, медная пепельница с нацарапанным на ней гвоздем автографом Маяковского, несколько икон, смешные тарелки послереволюционной поры, на которых изображены красноармейцы с винтовками. А еще – тяжелые каминные часы с нимфами, относящиеся вообще непонятно к какому веку, старинные монетки... Это все наверняка стоит денег, но насколько больших?
Что, если именно картины, пепельницы и тарелки мама и называла «приданым», а не «сгоревший» вклад в Сбербанке? Наташа никогда над этим не задумывалась. Почему? Наверное, ей было все равно... Часы и старинные монетки не могли вернуть родителей, не могли вернуть счастливое беззаботное детство. Анне было тоже все равно – она думала только об Аркадии. Аркадий же... Бог знает, что творилось в его голове!
«Имеют ценность вещи наших с Анной родителей или нет – не так уж важно, – заключила Наташа, глядя в затылок своему зятю, словно надеясь прочитать его мысли. – Я не хочу расставаться с ними, и я должна ему это сказать! Я взрослый человек, и он не имеет права решать за меня!»
* * *
– Аркадий, нам надо поговорить, – стряхнув с себя оцепенение, наконец произнесла Наташа.
– Мне тоже с тобой надо поговорить, – отозвался тот, не поворачивая головы. Пробка на перекрестке рассосалась, и Аркадий рванул вперед. – Ты меня просто поразила! Послушай, ты что, так меня ненавидишь, что тебе даже жизни своей не жалко?
– О чем ты? А, о последней нашей встрече... – она усмехнулась, вспомнив, как удирала тогда от него по водосточной трубе. – Нет, сейчас я хотела поговорить совсем о другом. Впрочем, можно и об этом. Расставим все точки над «и», так сказать...
– Ты не можешь меня ненавидеть, – быстро перебил ее Аркадий. – Вернее – не имеешь права.
– Да я вовсе не о том! – запротестовала Наташа, но Аркадий ее словно не слышал. Свернув за угол, он резко остановился перед ее домом и повернулся к ней лицом.
– Ты не имеешь права меня ненавидеть, – с каким-то тихим исступлением повторил он.
– Аркадий...
– Молчи, пожалуйста! Ты должна меня любить. Ты... ты должна по гроб жизни быть мне благодарной. Ты руки должна мне целовать – вот эти самые руки, которые воспитали тебя...
Наташа оттолкнула его руки от себя. Она надавила на специальный рычажок, открывающий дверцу, и выскочила из машины. Но убежать не смогла – Аркадий тоже выскочил из машины. И успел схватить ее перед самым подъездом. Он был бледен, тяжело дышал, и щеки у него дрожали. И этот ужасный, резкий запах его одеколона! Наташа невольно зажмурилась.
– Посмотри на меня! Открой глаза, ну... – он встряхнул ее, словно куклу.
– Аркаша, пожалуйста, отпусти меня...
– Нет! Я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не объяснишь мне!
– Что? Что я должна тебе объяснить?
– Почему ты меня ненавидишь?
Она посмотрела ему прямо в глаза – словно в бездну упала.
Аркадий отпустил ее, теперь они стояли друг напротив друга. Наташа заложила за ухо прядь выбившихся из прически волос. «Что же сказать ему? Как объяснить, что он не имеет права меня преследовать...»
Ознакомительная версия.
