Ознакомительная версия.
– А мы только что пообедали. Спасибо! Я, наверное, пойду – мне пора уже, – сообщила Аня. И поспешно добавила: – Очень рада с вами познакомиться!
– И мне приятно было тебя увидеть, – сказала Мария Сергеевна. Сказала так, что Аня сразу перестала нервничать и поверила ей.
– Я провожу тебя, – Сергей снял с вешалки Анино пальто, помог одеться.
Уже на пороге Аня обернулась:
– До свидания!
Мария Сергеевна стояла в коридоре, прислонившись к стене, и взмахнула на прощанье рукой:
– До свиданья, Аня. Увидимся!
Конечно, увидимся. Мы не можем не увидеться, – думала Аня, пока они спускались вниз, садились в Сережину машину.
– Кстати, а машина чья? Ты ее угнал? – поинтересовалась просто так.
– Да, заработать на нее я никак не мог, – мрачно ответил Сергей. – У друга прошу периодически поездить, чтобы произвести на тебя впечатление.
Вдруг Сергей испугался: а что, если она попросит показать документы на машину? И увидит, что владелец автотранспортного средства – ее родной отец, Александр Петрович Ольховский? Что тогда?!
Аня документы не попросила. Но подумала: на скольких еще девушек производит впечатление Сергей с помощью машины своего друга?
– Ты меня довези до конечной станции метро, а там брат будет ждать, – попросила Аня и набрала номер водителя:
– Миша, это Аня. Забери меня через двадцать минут от «Октябрьской».
– Все хорошо? – спросил Сергей, медленно выруливая со двора.
– Все просто отлично, – устало ответила Аня.
И вот еще что он подумал: кто такой Миша? То, что он ей не брат – это точно. Но, может, и не просто шофер, служащий в семье Ольховского? Сергей удивился, обнаружив, что он ревнует. Это было странно, сладко и немного больно…
Издали лес казался серебристо-серым, сказочным. Ветра совсем не было, и снег опускался на поле ровно и торжественно. За поворотом показался перелесок. Аня попросила:
– Сережа, метров через пятьсот направо неприметная дорожка отходит – можешь на нее свернуть?
– Конечно! А что там? Избушка Бабы Яги?
– Почти, – засмеялась Аня. – Там дивная полянка. Можно просто постоять и посмотреть на зиму.
– Отчего ж не посмотреть? – согласился Серега. Нужную дорогу он чуть не проскочил, но резко вывернул руль и в поворот все-таки вписался.
– Да ты настоящий джигит! – засмеялась Аня.
– А то! Я еще на машинке вышивать умею, – гордо процитировал Сергей любимый мультик из детства, и Аня снова прыснула.
Машина проехала метров триста мимо покрытых снегом деревьев и кустов, и взору открылась небольшая полянка.
– Здесь?
– Да, останови, пожалуйста, – едва дождавшись, когда машина остановится, Аня открыла дверь и спрыгнула с подножки. Раскинула руки, словно для объятья:
– Здравствуй, лес!
Первый снег в этом году выпал аккуратно и красиво, никакой тебе слякоти, только легкий морозец. А он в этот день – с первой «подходящей девушкой», которая так красиво смеется, и в последнее время – все чаще!
Сергей слепил снежок и легонько бросил его – комочек снега упал рядом с Аней. Она обернулась:
– Ах, ты так!
И тоже слепила снежок, бросила в Сергея. Бой оказался недолгим – Серега быстро его прервал, не удержался – прислонившись к сосне, привлек Аню к себе, начал целовать и жарко дышать в шею.
– Сережа, как хорошо жить. Как хорошо жить, когда рядом есть ты. – Она посмотрела на него пристально и серьезно.
Он ответил слегка недоуменным взглядом, не зная, как реагировать – ведь она вкладывала в свои слова особый смысл, и он, на самом деле, его понимал; но не мог в этом признаться.
Все чаще возникали подобные моменты; все труднее ему было играть свою роль. И все больше его влекло к этой девушке, немного странной, очень хрупкой и такой сильной.
Они ехали на дачу к Серегиному другу Алексею. Наверное, лучшему и, пожалуй, единственному, которому можно было рассказать все. Ну, или почти все. Во всяком случае, в некоторые обстоятельства отношений с Аней Сергей не собирался посвящать никого.
С Алексеем они дружили с детства. Выросли в одном доме, вместе ходили в школу, гоняли в футбол и отбивались от хулиганов. Семья Алексея всегда считалась «благополучной», и даже в их профессорском доме была одной из самых образцовых и успешных. Сразу после школы Алексей поступил в медицинский. Теперь он заканчивал интернатуру в самом крупном кардиологическом центре страны, оперировал под началом светила мировой кардиохирургии Шляхова и подавал большие надежды.
Сергей этой дружбой дорожил и немного стеснялся того, что разница в положении с Алексеем все больше становилась похожей на пропасть. Но друга это, похоже, заботило мало; он по-прежнему мог завалиться к Сереге с бутылкой коньяка посреди ночи и рассказывать с горящими глазами, что вчера по скорой им привезли разрыв митрального клапана, и они стояли со Шляховым у операционного стола восемь часов без перерыва, и вышли из нее только в полночь, но – главное! – больной выжил! А Наташка с их маленьким сыном Санькой уже спят, но он должен, просто обязан рассказать кому-то близкому об операции.
Сергей радовался, что он – близкий, и слушал с восторгом, и кивал в нужных местах, и пил коньяк на кухне с Алексеем; а потом появлялась еле слышная, но такая навязчивая мысль – всегда одна и та же: а что ты, Серега, можешь рассказать о своих успехах? Что проездил три года без единой аварии? И что за эти три года никто не погиб и не покалечился из-за твоей небрежности? Но это не то, не то…
Сергей все порывался сказать, что тоже – совсем скоро! – он напишет суперпрограмму, которая сможет… Да много чего она сможет! Правда, чего именно, Сергей не мог толком и сам понять. Но ему казалось, что если он сам верит в свой грядущий успех, то и все остальные обязаны в него верить. Как говорил один их «друг семьи», вечно нищий, вечно «подающий надежды», но к своим пятидесяти семи годам так ничего и не достигший Тарас Кириллович: «Да, у меня сейчас нет денег. Но такое ощущение, что вот-вот будут». Такое ощущение у него было последние лет тридцать, и его любимым занятием было предаваться мечтам, лежа на видавшем виды диване с сигаретой в руке. Как рассказывала Сергею мать, ему в молодости верили; потом пытались помочь, как-то протолкнуть его идею (правда, совершенно «сырую») архитектурного проекта жилищного комплекса; потом просто жалели. А последнее время все знакомые стали его просто избегать. То, что кажется естественным для молодости, в зрелости часто выглядит жалким и нелепым.
Больше всего Сергей боялся превратиться в Тараса Кирилловича. Поэтому он говорил Алексею у себя на кухне, допивая коньяк: «Леха, ты мне веришь?» И друг его хлопал по плечу, и искренне почти кричал: «Да ты что, Серега? Как я могу в тебя не верить?! Я ж тебя знаю, ё-мое! Ты сможешь!» Единственное, оставалось понять – что именно он сможет. Но все же, расходились они, всегда довольные друг другом, совершенно умиротворенные, перед самым рассветом, чтобы поспать пару часов перед сменой – каждый перед своей.
Ознакомительная версия.
