— И эта тактика себя оправдала? — мягко спросила Сэнди.
— Да. — Жак посмотрел на нее в упор. — Но не в последнем случае.
Он, конечно, намекает на Монику. Откровенность, с которой он поведал свою историю, горечь, оставшаяся в его душе, — все это породило у Сэнди желание подойти к нему, как-то его утешить, сказать: «Я вас понимаю». Но мысль о Монике парализовала ее язык и пригвоздила к месту.
Однако откровенность его, желание высказать то, что тяготило его много лет, объясняются очень просто. Он не хочет, чтобы стычки между ним и Сэнди дурно сказались на Энн, а потом и на будущем ребенке. Только и всего. Он вполне может держать под контролем свои вспышки страсти, для такого человека речь идет об одном — о чисто физическом удовольствии. Он только что довольно откровенно поведал о жизни, которую ведет.
Сэнди подумала: я должна ценить то, что он так доверился мне, рассказал о своем прошлом. И больше ничего не ждать. Сэнди гордо вскинула голову, хотя сердце ее стучало, как отбойный молоток, и все в ней кричало: «Какая несправедливость!» Ведь она его любит. Нет, она не удивилась этой мысли. Сэнди любила его с того момента, когда он у себя дома, стоя перед ней обнаженный, помогал ей совладать с истерикой, а потом еще пошутил, что его нагота прежде не доводила женщин до слез. Я уже тогда его любила, думала Сэнди, но боролась с собой изо всех сил.
— Спасибо за откровенность, Жак, — сказала она вслух, слабо улыбнувшись. Голос дрожал, но достоинство удалось сохранить. Сэнди встала из-за стола и продолжила:
— Я уверена, что этот ваш шаг поможет нашим отношениям в будущем, и для Энн так будет лучше.
— Для Энн? — Он уставился на нее, не понимая.
Сэнди отвернулась, словно не могла на него смотреть. Да так оно и было — не могла. Слишком тяжело это все: видеть его здесь, знать, что она его любит, — это для нее равносильно самоубийству! — да еще и ревновать его к Монике…
— Я на минутку, в ванную. Сейчас вернусь. Жак хотел ее остановить, но она убежала. Потому что лицо ее было залито слезами и, обернись она, Жак бы увидел… А это унизило бы ее окончательно. Я сама навлекла на себя эту муку, повторяла Сэнди, винить больше некого. Теперь — оставшуюся часть вечера — она будет сохранять достоинство и выдержку. Нет, это будет нелегко, но не труднее того, что выпало на ее долю за последние три года. Она выдержит.
— Сэнди, — раздался голос Эндрю над самым ее ухом, но дошел до сознания не сразу. Мысли ее были заняты событиями прошлого вечера. Точнее, их неудачным развитием…
Пробыв в ванной не меньше десяти минут, Сэнди вышла — когда убедилась, что уничтожила следы слез. Войдя в гостиную, она увидела Жака сидящим в кресле у окна. Жак созерцал ночное небо, на фоне которого высились громады небоскребов, светившихся тысячами квадратиков — окон.
Он не улыбнулся, когда она вошла, говоря точнее, он больше не улыбнулся ни разу. Он ушел почти тотчас, произнеся вежливые слова по поводу ужина, это была сухая, официальная речь. После ухода Жака Сэнди просидела несколько часов, проливая слезы. Она не замечала неубранной посуды, остатков еды и недопитого вина. Выплакав все слезы, Сэнди добрела до постели и рухнула на нее, после чего пролежала без сна до самого утра.
— Простите меня, Эндрю, — она заставила себя сосредоточиться, потому что молодой помощник озабоченно смотрел ей в лицо, — простите, я несколько забылась.
— Вы в порядке? — спросил Эндрю. Он никогда еще не видел начальницу в таком состоянии, она всегда была воплощением деловитости. А эта женщина, все утро пребывавшая то ли в летаргии, то ли на другой планете, была ему незнакома.
— Да, я в порядке. Так в чем проблема? — Сэнди была благодарна ему за внимание, но, с другой стороны, боялась, что даже слово сочувствия заставит ее отчаянно разреветься — как младенца.
— Да вот эти фото для журнала «Экстаз», — ответил Эндрю, — мне кажется, они не годятся…
Долгий рабочий день подходил к концу, голова у Сэнди раскалывалась, ей было жарко, она обливалась потом, несмотря на кондиционер. Она ощущала себя измотанной до предела. Последней каплей был звонок из проходной — как раз в ту минуту, когда служащие устремились к выходу. Дежурная сообщила Сэнди:
— К вам посетитель.
— Сегодня я больше никого не могу принять, — сказала Сэнди. — Белинда, перенесите встречу на завтра, кто бы он ни был.
— Ничего не получается, — смущенно ответила дежурная, имевшая репутацию неприступной крепости: она буквально каждый день отшивала десятки неугодных визитеров. — Он слишком настойчив.
— Меня это не касается. — Сэнди прикрыла глаза и вдруг почувствовала стыд: бедняжка подумает, что я стала совсем уж бабой-ягой. — Простите меня, Белинда. Если он настаивает, я вышлю вниз Эндрю с моей книжкой приема посетителей, и Эндрю найдет щель в завтрашнем расписании, о'кей?
— Хорошо, спасибо. — Судя по интонации, у Белинды гора свалилась с плеч, а Сэнди откинулась на спинку кресла и снова прикрыла глаза, стараясь утихомирить головную боль. Посетитель должен быть из ряда вон, если заставил дрогнуть такого цербера, как Белинда. Дьявол, спохватилась Сэнди, я же не спросила, кто это! И Белинда не сказала!
Сэнди заскрипела зубами от злости, когда увидела сквозь стеклянную перегородку, что Эндрю выходит из рабочей комнаты, занятый разговором с задержавшимися коллегами. Через секунду дверь за ними захлопнулась.
Та-а-ак, сказала себе Сэнди, отличный финал отличного дня. Теперь придется самой спускаться на проходную. А у меня еще работы часа на два. Но мозги отказываются работать, и на всякую ерунду уходит уйма времени.
Может, позвонить Белинде и попросить ее пропустить этого человека? Так она и сделает, решила Сэнди. Уделит ему десять минут, ведь она все равно просидит здесь до семи часов как минимум.
Сэнди была погружена в длинное деловое письмо из Японии — японцы предлагали безумно выгодный контракт ее фирме, — когда в дверь резко постучали и сразу же кто-то вошел. Сэнди вскинула голову.
— Неприступная Белинда наконец-то пропустила меня в святая святых, — иронически протянул Жак, глядя на ее удивленно открытые глаза и рот.
— Вы?! — Сэнди таращилась на него секунду-другую, потом сообразила, что выглядит как рыба, вынутая из воды. И поджала губы.
— Собственной персоной. — Он вошел внутрь с уверенным видом и уселся в кресло напротив.
— Но… — Сэнди не сводила с него глаз, — Белинда не сказала… вы не сказали…
— Хотите спросить, назвал ли я свое имя дежурной? Разумеется, нет, — произнес он без тени смущения. — Я сообщил, что я ваш друг, приехал в Штаты дня на два и хочу сделать вам сюрприз.
