Мари-Элен Лафон - Знакомство по объявлению

2 января позвонил Поль, и они договорились о новой встрече в Невере. К этому времени она уже знала, что сделает. Возьмет несколько небольших фотографий Эрика, которые и так всегда носила с собой, — старшая группа детсада, начальная школа, — шесть убранных в пластик снимков в коричневом бумажнике, доставшемся ей от отца. По ним было видно, как рос Эрик — аккуратно причесанный, тепло одетый, с пухлыми детскими щечками, украшенными робкими ямочками. Эти карточки помогут ей рассказать об Эрике, потому что в ноябре они о нем почти не говорили, как будто не хотели думать о том, что ребенок, который и был настоящей, хотя и тщательно скрываемой ими от самих себя причиной встречи, вдруг станет препятствием для ее продолжения, проблемой и камнем преткновения.

В тот день 2 января она опять достала альбомы и отобрала: фото возле их дома, где она стояла с матерью и отцом рядом с машиной, на которой они собирались ехать к побережью на пикник; это было в 1985 году, в конце апреля или начале мая, в соседнем дворе вовсю цвела сирень, и они уезжали, прихватив с собой складные стулья, зеленый пляжный зонтик и пачку кроссвордов. На второй отобранной ею фотографии было море. Поль сказал, что видел море всего раз в жизни, во время школьной поездки. Может, они наведаются к морю вдвоем, когда он приедет в Байоль, он же должен будет приехать, хотя бы раз, чтобы помочь перевозить вещи. Если. Анетте на фото было семнадцать — в кадре они были с матерью, а снимал отец. Он все возился с аппаратом и повторял, чтобы они не обращали на него внимания, а мама смеялась и грозила ему карандашом: что это он там затевает у них за спиной; вскоре отец окликнул их, и они одновременно обернулись, застигнутые врасплох. Такими он их и запечатлел: одинаковые улыбки, одинаково зачесанные назад волосы, завязанные на шее тесемки купальников и белые коленки на пляжном песке, а сзади — огромное, безграничное море, играющее тысячей бликов, за прошедшие годы успевших выцвести и побледнеть. Поль долго вертел фотографии в своих больших руках, а потом сказал, что они с матерью очень похожи, а мальчик, кажется, пошел в деда — тот же лоб, те же глаза.

Поль привез свое фото с первого причастия: невозмутимый вид, белый препоясанный балахон, из-под которого выглядывали его уже тогда крупные руки и крепкие ноги в сверкающих лакированных ботинках; еще и сегодня, тридцать пять лет спустя, он помнил, сколько мучений они ему доставили, потому что нещадно жали. Анетта улыбнулась, он тоже. Теперь они разглядывали другое фото: тощий двадцатилетний парень горделиво облокотился о бок новенького трактора; чтобы уговорить дядек на его покупку, ему не одну неделю пришлось вести бурные переговоры на грани ссоры.

Голый по пояс, с темной кудрявой шевелюрой, почти закрывающей лицо, он казался единым целым со сверкающей красной машиной — свидетельством его первой победы, знаменовавшей начало долгого периода, на протяжении которого он постепенно брал власть в свои руки. Все это он объяснил тогда Анетте, другими словами, но суть она поняла, тем более что под конец он выложил на стол кафе третью, и последнюю, фотографию.

На ней была снята Николь в день получения водительских прав. С круглым лицом, перерезанным хищной улыбкой, она торжествующе потрясала клочком розовой бумаги; на нее смотрели дядьки в приплюснутых кепках и высоких сапогах; стоя по бокам от входа в коровник, почти сливаясь с серым зернистым, даже на вид шершавым камнем стены, словно только что шагнули в мир прямо из нее, они были похожи на двух несгибаемых часовых, готовых нести свою бдительную вахту до скончания веков.

Во французской школе принят обратный отсчет классов: самый старший — первый, за которым следует «завершающий год». Начиная со второго класса каждый школьник выбирает профиль дальнейшего обучения: технический, гуманитарный, естественно-научный и т. д.

Во французских школах большая перемена длится с 12 до 13 часов дня, дети в это время обедают.