Ким взглянула ему в лицо, которое показалось ей далеким и чужим. Слабый свет от приборной доски достигал только подбородка, а глаза оставались в тени.
– Я была в него влюблена, – ответила она, сама удивившись, как легко далось ей это слово «была».
– Вот как? – воскликнул Гидеон, повернувшись к ней. – А он, насколько я понимаю, был влюблен в вас?
– Мне так казалось, – неуверенно ответила Ким.
На лице Гидеона появилась неприятная улыбка.
– Думаю, вы не сомневались в этом. Он и сейчас любит вас, не так ли?
Она вновь почувствовала неуверенность.
– Не так ли? – настаивал он.
Ее голубые глаза неохотно встретились взглядом в темноте с серыми. – Он так говорит.
– И он хочет жениться на вас?
– Да.
– Отлично! – воскликнул Гидеон. – Это все, что я хотел знать. Теперь за ваше будущее можно не волноваться, потому что вы любите его, а он любит вас и вы собираетесь пожениться!
– Я не говорила ничего подобного! – взволнованно запротестовала Ким.
Но он не обратил внимания на эти возражения.
– Это важная для меня новость, потому что я уезжаю. Мне нужно на несколько недель уехать в Голландию и Бельгию, и я оставляю маму вашим заботам. Доктор Давенпорт будет навещать ее каждый день, да и Нерисса останется еще на какое-то время. Правда, очень ненадолго. Кроме того, миссис Флеминг собирается заглядывать довольно часто, и любую трудность можно будет обсудить с ней…
– Мистер Фейбер, – внезапно произнесла Ким, чувствуя, как в ней поднимается негодование, и желая в первый раз по-настоящему посчитаться с ним, – у вас не было абсолютно никакого права интересоваться моими личными делами, и я тоже не имею права спрашивать о ваших делах. Но раз вы упомянули миссис Флеминг, и раз я сегодня вечером по-глупому вторглась в библиотеку в довольно неподходящий момент…
– Ну так что? – холодно поинтересовался он, взяв ожесточенным движением сигарету и закурив, когда Ким в нерешительности замолкла. – Продолжайте! Вы хотите знать, каковы мои отношения с миссис Флеминг?
Сердце Ким забилось так быстро, что казалось, еще немного – и оно выскочит из груди. Ей хотелось крепко закрыть глаза и молить его не дать ей узнать ничего об отношениях с Моникой Флеминг, потому что это ее не касается, потому что она боится услышать правду… Потому что Земля перестанет на одну секунду вращаться вокруг оси, когда она узнает обо всем, она уже пережила нечто подобное и второй раз ей просто не вынести. Ким облизнула пересохшие губы.
– Я бы сказала, это совершенно очевидно, – ответила она.
Он улыбнулся. Это была улыбка, в которой проскальзывала жестокость.
– Что ж, тем проще, не правда ли? – пробормотал Гидеон. – Вы решили – так как сами влюблены! – что я жду не дождусь, когда смогу жениться на Монике, и, в самом деле, – трудно себе представить, что любой другой на моем месте терпеливо бы ждал этого момента! Она будет чудесной хозяйкой Мертон-Холла и прекрасной матерью для сына, который, я надеюсь, когда-нибудь займет мое место.
Ким поежилась. Холод, казалось, пронизывал до костей, еще немного, и ее зубы начнут стучать. Она сидела с потухшими глазами, вцепившись в накидку онемелыми холодными пальцами. Забеспокоившись, Гидеон выхватил накидку и обернул ей плечи. Он взял в ладони ее руки и начал с силой растирать их, стараясь вдохнуть в них тепло.
– Вы совсем замерзли! – воскликнул он обеспокоено. – Мне не следовало везти вас так далеко. Вы, наверное, даже как следует не пообедали.
Она слабо улыбнулась.
– Пообедала.
– В одиночестве, в своей комнате! Почему вы так поступили? Я же послал Флоренс сказать вам, что вы все-таки обедаете вместе с нами.
– Она передала мне.
– Почему вы так упрямы? Почему вы настояли на том, чтобы остаться наверху, а затем, после всего, начали флиртовать с Дунканом в холле? Почему вы так поступили?
– Ничего подобного!.. То есть я хочу сказать, что наткнулась на мистера Дункана случайно.
– Он держал вашу руку, когда вы вошли в библиотеку.
Ким недоуменно посмотрела на него. Встретившись с его немигающим взглядом, она почувствовала себя, как загипнотизированный кролик.
– Знаете, что я вам скажу? – произнес он чуть хрипло. – Я околдован мыслью о женитьбе на Монике и в то же время хочу поцеловать вас! Это желание гложет меня с тех пор, как вы приехали в Мертон-Холл! Вы на всех мужчин так действуете, мисс Ловатт?.. Или только на тех, кто принимает вас на работу?
Она покачала головой, словно от боли, но Гидеон ничего не видел, как слепой. Схватив Ким в объятия, он прижался к ее губам, и с этой секунды она перестала помнить о прошлом, она знала только настоящее…
Настойчивые, теплые, волнующие губы разожгли в ее жилах какое-то необузданно-сладкое пламя. Легкая шероховатость его щеки, запах его волос, учащенное дыхание – все это захлестнуло ее экстазом, который до сих пор ей был неведом; и хотя она с трудом дышала, потому что он вел себя с ней немного грубо, намереваясь до последней капли испить наслаждение от этой вырванной силой близости, она жаждала, чтобы это продолжалось вечно и чуть не вскрикнула от разочарования, когда наконец он поднял голову и отпрянул, чтобы взглянуть на нее.
– Вас когда-нибудь так целовали? – сухо поинтересовался он, а серые глаза при свете приборных лампочек сверкали, подсмеиваясь над ней. – Например, Малтраверз…
– Перестаньте, – сказала Ким и попыталась высвободиться, но он не собирался размыкать объятия. Прижался щекой к ее волосам, вдохнул их аромат и закрыл ее глаза, в которых стояла мука, безжалостным поцелуем, а затем снова поцеловал в губы, но уже совершенно по-другому. Положив руку на ее теплую белую шею, он прижал Ким к спинке кресла и прошептал:
– А это на память, чтобы не забывали меня!
И мягкий волшебный поцелуй лишил Ким последних сил протестовать, а когда, наконец, он ее отпустил, она так и осталась сидеть неподвижно, укутанная накидкой. Гидеон завел машину, и они поехали назад тем же путем. Минут через десять он заговорил с ней.
– Я могу надеяться, что вы не покинете маму до тех пор, пока ей не станет лучше?
Ким едва смогла заговорить.
– Если вы позволите мне уехать, как только она поправится.
– Разумеется, – небрежно согласился он, и тогда она выпалила почти с яростью:
– С самых первых дней в Мертон-Холле я считала, что вы жестоки по отношению к своей матери. Вы насмехались над ней и презирали ее… Вы и сейчас в глубине души презираете ее… В ней много женских слабостей, а для вас они равнозначны порокам. Вы жестокий человек, жестокий, несносный и самонадеянный! Миссис Флеминг составит вам отличную пару, потому что она такая же, как вы, жестокая. Я содрогаюсь, стоит мне подумать, какие у вас будут дети…
