— Ничего страшного, — с улыбкой сказал Джереми. — Мне даже лестно, что я настолько изменился. Представляю, каким балбесом я тебе казался раньше. Я и сам несказанно рад, что у меня хватило силы воли, чтобы изменить внешность.
Я не поверила своим ушам.
— Как, ты сделал пластическую операцию? — пропищала я.
— Нет, — со смехом ответил Джереми. — Но я месяцами не вылезал из тренажерных залов.
— Как, только и всего? — изумилась я. — И ты настолько изменился? Мне бы такую волю!
— Но и ты стала совсем другой, Эли, — промолвил Джереми, внимательно глядя на меня.
Душа моя ушла в пятки. Я почувствовала, что краска заливает щеки.
— В… каком смысле?
— Ты просто дьявольски похорошела, — с расстановкой произнес он. — Мог ли кто-нибудь ожидать, что тощенькая и мосластая девчонка-сорванец превратится в столь прекрасную женщину? Да еще с такими соблазнительными… формами, — добавил он, чуть помолчав. И изобразил руками подобие балалайки.
Я покраснела как вареный рак.
— Джереми… — только и выдавила я.
— Обожаю женщин с роскошными формами, — продолжил он, словно не замечая моего смятения. — В наши дни женщины так изводят себя диетами, что добровольно лишают свои фигуры тех прелестей, которые больше всего привлекают мужчин. Я рад, что ты не из их числа. Ты — само совершенство.
Я поблагодарила Бога, что в машине темно. Щеки и шея так пылали, что я начала обмахиваться ладонью.
— Джереми, — сказала я, натужно смеясь, — если бы я не знала тебя с детства, то могла бы подумать, что ты пытаешься меня соблазнить.
— Слава Богу! — с чувством воскликнул он. — А то я уже начал опасаться, что ты никогда этого не поймешь!
— Что ты несешь? — переспросила я, думая, что ослышалась.
— Я пытаюсь соблазнить тебя с той самой минуты, как увидел на пороге дома твоих родителей. И только молился, чтобы судьба снова свела нас до того, как мне придется уехать в Варшаву.
— Джереми… я…
— Только не говори ничего, Эли. Прежде чем ты начнешь читать мне мораль, я сам хочу сказать тебе кое-что. Я знаю, что ты порвала со своим женихом, и прекрасно понимаю: рана еще слишком свежа. Однако мне бы очень хотелось до отъезда встретиться с тобой еще хотя бы разок.
Я потеряла дар речи. В голову полезли дурацкие мысли. Кто мог напеть ему про Дэвида? Мамочка, конечно, сомнений не было. Вопрос лишь в том, выложила ли она ему все по своей инициативе или Джереми сам спросил.
— Давай хотя бы просто посидим где-нибудь, — настаивал Джереми. — Кофейку попьем.
Неужели он и в самом деле хотел пригласить меня на свидание? Или просто сочувствовал?
— Но ведь мы только что пили кофе, — напомнила я.
— Совсем чуть-чуть. Может, к себе меня пригласишь? Не бойся, я уйду по первому твоему требованию.
По моему требованию? Да будь на то моя воля, я бы его на шаг от себя не отпустила. Ни теперь, ни когда-либо. Чисто машинально я приподняла голову, проверяя, не горит ли свет в наших окнах. Нет, Эммы, судя по всему, дома не было. Вероятно, встреча моей подруги с доктором Мартином затянулась.
— Хорошо, — согласилась я. — Пойдем.
— Прелестная квартирка, — сказал Джереми, когда я провела его в гостиную, на мой взгляд, больше напоминавшую хлев.
— Не вешай мне лапшу на уши, — строго предупредила я. — В противном случае я подумаю, что все сказанное тобой до сих пор тоже вранье. Чай или кофе?
— Кофе. Чаи пусть старушки в богадельнях гоняют.
— А вот я буду чай. С ромашкой, между прочим.
— Почему? — Джереми даже не пытался скрыть удивления. — Меня от него в сон клонит.
— Вот именно. Родители завтра ждут меня к обеду.
— Если у тебя будет уважительная причина, они поймут.
— Что ты имеешь в виду? — с подозрением спросила я.
— Как что? Встречу с человеком, которого любила в детстве, конечно.
— Любила в детстве? — воскликнула я. — С каких это пор, Джереми Бакстер, ты вообразил, что я тебя любила?
— С семьдесят девятого года, Эли. Или ты забыла, как в День святого Валентина пообещала стать моей навеки? Тогда я имел глупость отклонить твое замечательное предложение, но с тех пор много воды утекло, и я успел передумать.
И тут я, хлопнув себя по лбу, вспомнила. Ведь и правда в День святого Валентина я просунула открытку под забор в том самом месте, где мы с Джереми обычно обменивались подушечками жевательной резинки. Это было задолго до того, как худшим из смертных грехов в глазах родителей стало мое тайное покуривание. А жвачку мне не дозволялось ни жевать, ни тем более надувать из опасения, что я проглочу ее и задохнусь. А вот беспечные родители Джереми не отказывали ребенку в этом удовольствии.
— Ты тогда разбил мое сердце, — сказала я с притворной укоризной. — Не знаю, право, стоит ли давать тебе возможность искупить свой грех.
— Но ведь я был еще совсем ребенок! — горячо запротестовал Джереми. — А потом, когда мы перешли в среднюю школу, ты сама со мной не водилась. Куда мне было тягаться с твоими ухажерами? Со Стейси Митчеллом, например. Или с Дарреном Эплфилдом. Как, кстати, сложились их судьбы?
— Даррен — завскладом «Сейфуэя», а Стейси женат. У них то ли двое, то ли трое детей и собака породы лабрадор.
Джереми рассмеялся.
— Интересно, ты по-прежнему считаешь, что мне далеко до Даррена? — спросил он.
— Твой вопрос не совсем корректен, — с напускной серьезностью ответила я. — Во-первых, я его сто лет не видела, а во-вторых, ты, как утверждают, компьютерный гений.
— Ты права, — кивнул Джереми, опрокидывая меня на софу. — Не трепыхайся, — строго сказал он. — Я требую обещанную награду. С четырнадцатого февраля семьдесят девятого года жду.
— Джереми!
Не успела я придумать подходящее возмущенное восклицание, как он впился в мои губы жадным поцелуем. Когда его язык змейкой проскользнул в мой рот, а рука прокралась за вырез отвратительной блузки горчичного цвета, одолженной у Эммы, я покорилась. Я окончательно забыла прыщавого подростка, который в свое время напугал меня, продемонстрировав банку живых пиявок и дождевых червей, и расслабилась в объятиях нового Джереми Бакстера.
Вскоре мы уже лежали на софе, моя юбка задралась до. самой талии, а трусики болтались где-то в районе коленей. Джереми расстегнул мой лифчик и поигрывал сосками моих грудей. При этом он ни на мгновение не отрывался от моих губ. Господи, до чего же он был хорош!
В конце концов не выдержала я. Оттолкнула его и принялась ловить ртом воздух.
— Ф-фу! Ну ты даешь, Джереми!
Но, заглянув в его глаза, никакого Джереми я не увидела. Джереми Бакстер растворился, и на его месте был настоящий компьютерный гений, одержимый, с горящим взглядом. И он всеми фибрами жаждал меня. Это было ясно без слов.
