— В это невозможно поверить, — пробормотал Вадим и осторожно притянул ее ближе.
Она покорно поддалась, не противясь этому, наоборот — сама прижалась всем телом, дав ему возможность ощутить его тепло и упругость. Но ровно через секунду легко освободилась из его рук и, как ни в чем не бывало, капризно заявила:
— Нет, не хочу больше танцевать, хочу вина!
Они вернулись к столу и, сев рядом, подняли бокалы за новое знакомство.
— Елена Андреевна, а может, на брудершафт? — Он сидел, подавшись к ней всем телом, не сводя азартно сверкающих, чуть влажных глаз.
— Может быть… Но не сейчас, Вадим… Юрьевич, — кивнула в ответ Елена Андреевна.
Они выпили. От вина или от возбуждения его щеки порозовели, он словно помолодел и вдруг до боли напомнил ей того, прежнего Вадима. Ей мучительно захотелось прикоснуться к нему, провести ладонью по этим горящим щекам. Видимо, он что-то заметил в ее лице и потому придвинулся ближе. Елена Андреевна почувствовала, как его рука легла ей на колено. Она, прямо глядя ему в глаза, накрыла ее своей рукой и, прежде чем убрать, медленно провела ею по своей ноге выше, бесстыдно и ясно давая ему понять — да, она желает того же!..
После этого он уже не отходил от нее ни на шаг. Она опять сделала вид, что не замечает его. Подходила то к одной компании, то к другой — он всюду следовал за ней, пожирая глазами. Сомнений не было — рыбка сидит на крючке надежно, теперь ее можно тащить.
Елена Андреевна повернулась к Вадиму и молча посмотрела на него долгим пристальным взглядом. Потом подошла к уже слегка пьяненькому шефу попрощаться.
— Сергей Петрович, мне пора. До свидания.
Тут же рядом раздался голос Вадима:
— Да-да! И правда, пора… Елена Андреевна, вы позволите вас проводить?
Она неопределенно качнула головой и, не оглядываясь, пошла к выходу. Вадим кинулся следом.
Они вышли на улицу. Елене Андреевне вдруг захотелось плюнуть на все и уехать домой. На мгновенье затея с местью показалась ей глупой и недостойной. Но тут Вадим спросил:
— Нам куда?
Она взглянула на него, игриво улыбающегося, и сразу прежняя решимость сполна расквитаться с этим человеком вернулась к ней. Нет, сделана только половина дела, рыбку еще предстояло поджарить!
— Елена Андреевна, куда прикажете? — снова спросил Вадим.
«Да уж прикажу, не сомневайся!» — подумала она и отстраненно-задумчиво поинтересовалась:
— Вы где остановились, Вадим?
Он назвал гостиницу, довольно известную.
«Ну что ж, неплохо», — одобрила про себя Елена Андреевна и недоуменно подняла брови:
— Так едемте же…
Едва они вошли в номер, как Вадим обнял ее и попытался поцеловать. Но она отвернула голову и выскользнула из его объятий, подумав: «Э, нет. Оставим лобзанья на потом…» Строго взглянула на него и сказала с легким упреком:
— Экий вы быстрый, Вадим…
Елена Андреевна отошла к окну и, глядя на ночную Москву, в последний раз задумалась — а стоит ли доводить до конца ее план, так ли уж ей это необходимо?
Вадим понял ее слова по-своему и принялся быстро накрывать импровизированный стол: бутылка вина, бокалы, сок, конфеты… При этом он непрерывно что-то говорил, но Елена Андреевна не слушала его, думая о своем.
Наконец она решилась и, не повернув головы, деланно равнодушным голосом перебила его:
— Вадим, вы пойдете в душ первым?
…Она вышла из ванной, закутанная в полотенце, и подошла к кровати. Уже лежа, он призывно откинул край одела и протянул ей руку.
«Надо же — рыбка покорно лежит на сковородке, да еще и сучит от нетерпения плавничками, — усмехнулась она про себя. — Ну-ну, поерзай, поерзай…» Ей нравилось это новое ощущение полной власти над ним, и она давала себе возможность вволю им насладиться. «Не торопись, — говорила она себе, — только не торопись, ты столько этого ждала!»
Она повернулась к зеркалу. Полотенце соскользнуло к ее ногам — она словно не заметила этого. Краем глаза она перехватила его восхищенный взгляд, пожирающий ее наготу и пылающий безудержной страстью. От этого его взгляда у нее сладко заныло в низу живота. Она уже с трудом сдерживала себя.
Он тянулся к ней, что-то хрипло и жарко шепча… нет, еще чуть-чуть… Она подняла руки, поправляя волосы. Он, кажется, застонал.
По ее телу разлилась горячая истома, стало трудно дышать… Что ж, пора! Сейчас она возьмет свое, получит с него сполна за все эти несчастные, проклятые годы…
Она шагнула к кровати, рывком сбросила с него одеяло…
…То трепетно-нежная, то неуемно-яростная, она шаг за шагом вела его тропой головокружительных наслаждений к вершинам невероятного блаженства. Она дарила ему себя со страстью и жаром души юной влюбленной девушки и с умением и сноровкой искушенной женщины. От нее словно исходили какие-то волшебные флюиды, и каждая ее ласка, каждое касание горячих мягких губ дарили ему немыслимые мучительно-сладостные ощущения. Упоение страстью становилось все острее и невыносимей. Он разрывался на части от наслаждения, мощнейшие разряды сладкой боли пронзали его тело. И, наконец, он не выдержал и, сорвавшись в пропасть блаженного небытия, забился в неистовых конвульсиях, содрогаясь каждой клеткой своего тела. Его яростный хрип слился с ее стоном…
…Он был потрясен, ошеломлен, раздавлен. В свои сорок он впервые понял, как много может дать женщина мужчине. Он никогда никого не допускал к своей душе, установив надежный барьер равнодушия и отчужденности. Но этой удивительной женщине удалось сломать его барьер. От нее каким-то чудесным образом проникло в душу нечто неведомо прекрасное, наполняя счастьем несоизмеримо большим, нежели обычная радость плотской любви. Он привык брать от женщин то — и только то! — что ему было нужно. И лишь сейчас осознал, какие жалкие крохи доставались ему до сих пор! Скольких таких волшебных мгновений он лишил себя сам! Мимо каких немыслимых наслаждений прошел по своей воле! И уже никогда не вернуть и не наверстать упущенного… Ему стало так обидно, так нестерпимо жаль себя, что он тихо, почти беззвучно заплакал…
Необъяснимым женским чутьем она поняла причину этих слез. Ей тоже стало жаль его, благополучного неудачника, вечного странника, всю жизнь стремившегося за тем, что всегда было у него под рукой, за тем, что он каждый раз с бездумной легкостью оставлял. Она, поглаживая его седеющую голову, стала его успокаивать, мягко и ласково шепча ему простые слова утешения.
И почему-то без всякой радости подумала, что месть ее удалась полностью, что он на самом деле уже не сможет ее забыть, ибо отныне любая женщина будет казаться ему пресной и пустой. Но почему же ей так грустно? Почему опять не хватает чего-то важного? И чего? И тут она поняла.
