Понятное дело. В его плебейском кругу принято жить по законам джунглей.
– Я не сомневаюсь, что Говард знает, что говорит, – солгала я. – Это подходит для его мира. Но если тебе нужны рекомендации для вступления в Лигу, лучше послушай меня.
Она была в нерешительности, потом вздохнула:
– Ладно, хорошо. Я же говорю, Гови велел исполнять все, что ты скажешь.
Я едва удержалась от «Боже праведный, благослови Гови».
– Еще один совет на заметку: никогда не показывай свои чувства.
– Что ты имеешь в виду?
– Например, нельзя плакать в присутствии посторонних.
Она фыркнула. Я подумала о том, чтобы составить список Вещей, Подлежащих Исправлению. Вместо этого я вздохнула и хотела сделать ей замечание, но она опередила меня:
– Не фыркать. – Я была удивлена. Возможно, даже улыбнулась.
– Вот именно.
– Ладно, что еще?
Постепенно я добралась до «трех Не»:
а) не смотрись в зеркало на публике;
б) не касайся никаких частей своего тела на людях (и вообще никогда, согласно убеждениям моей матери);
в) ничего не ешь, если не сидишь за столом.
– А жевательная резинка – это еда?
– Неважно. Леди никогда не жует жвачку.
– Вообще никогда? – выдохнула она.
– Вообще.
– О, ма... – Она сконфуженно улыбнулась. – Ладно, давай посмотрим, правильно ли я все поняла. Есть четыре Никогда и три Не. Немного похоже на «Мотаун учит этикет».
На этот раз я моргнула.
Она вскочила и громко исполнила припев из «Я слышал это в виноградных лозах», пританцовывая и прищелкивая пальцами. Представив себе ее на следующем благотворительном балу, я готова была признать свое поражение.
– Прости, – произнесла Никки сквозь смех. – Я буду хорошо себя вести. Но прежде чем мы вернемся к делам, мне нужно в туалет. Сладкий чай очень, знаешь ли...
Я застонала.
– Что теперь не так?
Вообще говоря, все.
– Когда ты выходишь из-за стола, неважно по какой причине, просто скажи «прошу прощения». Не нужно объяснять, куда ты идешь.
Она снова рассмеялась:
– Да, думаю, окружающим необязательно знать, что я иду пи-пи.
Она удалилась, и я вздохнула с облегчением.
Мне не хочется в этом признаваться, но как только она вернулась, я галопом пронеслась через все остальное. Я пробубнила то, что касалось манер и осанки, и наконец добралась до «входить в комнату надо с самообладанием и сдержанным достоинством» и «при ходьбе осанка должна быть такой, будто несешь на голове книгу: спина прямая, живот втянут, ягодицы подобраны, плечи назад, голова высоко поднята».
Дело в том, что Никки Граут не удавалось ничего делать со сдержанным достоинством, и у нее была ужасная походка. Во всяком случае, для леди. Для девушки по вызову, быть может, и ничего. Но не для члена Лиги избранных Уиллоу-Крика.
Мы бегло прошлись по тому, как:
а) садиться и выходить из автомобиля (сначала сесть, колени вместе, затем перенести ноги внутрь; сначала высунуть ноги из автомобиля, колени вместе, потом встать);
б) жестикулировать (не делать резких движений);
в) спускаться по лестнице (рука мягко скользит по перилам, голова высоко поднята).
Упражняясь в последнем, Никки чуть не полетела кувырком. К счастью, все обошлось.
– Потренируйся дома, – предложила я. – А завтра, я думаю, можно будет сходить в «Сакс» на Пятой авеню в Сан-Антонио и купить тебе кое-какую новую одежду. Мы выберем тебе превосходное платье для предстоящего приема.
Она уставилась на меня:
– Но у меня уже есть кое-что для этого случая. Это просто сказка, все золотое и сверкающее... – Она осеклась, скривилась, а затем кивнула: – Хорошо, пойдем. Да, у меня же есть сюрприз!
Она залезла в свою зеленую сумку и достала книгу. Voila!
– Что это?
– Наш выпускной альбом! – Она подошла ко мне и раскрыла его. – Смотри! Вот тут ты расписалась!
Даже спустя столько лет я узнала свой почерк. Ровные, округлые буквы с завитушками. Моя подпись с тех пор не изменилась, разве что стала немного скромнее.
Я промолчала, и Никки начала цитировать надпись наизусть.
– Никки, не надо.
Но ее невозможно было остановить.
– Моей доброй подруге Никки. Фреди.
Даже тогда я не была склонна к восторженным преувеличениям.
Она мечтательно улыбнулась:
– Ой, а помнишь тот день в седьмом классе, когда мы...
– Посмотри на часы. – Я захлопнула альбом и вернула его. – Мы посмотрим завтра, после похода по магазинам.
Мне не пришлось повторять дважды. Может, она и была разочарована, что ей не дали предаться воспоминаниям, но явно была рада, что ее отпустили с «занятий». Правда, в итоге она прокричала «до свиданья!» Кике и со смехом вывалилась за дверь, помахав рукой на прощанье, как будто большую часть дня я не учила ее вести себя по-другому.
Услышав шум отъезжающей машины, я напомнила себе о будущей статье в «Уиллоу-Крик таймс».
Чувствуя себя опустошенной, я пошла было наверх, чтобы полежать в горячей ванне, но неожиданно для себя направилась в кабинет. Казалось, что мое тело не подчиняется рассудку. Я подошла к полке и сняла с нее выпускной альбом. Вот я, Самая Красивая. Я переворачивала страницы, пока не нашла фотографию Пилар, затем Никки, которая улыбалась так широко, что, казалось, состояла из одних зубов, смеха и кудряшек. Пилар ничего не написала мне на память, а Никки неразборчиво нацарапала: «Ты всегда будешь в моем сердце». Уже тогда она была склонна к мелодраме.
Это путешествие в прошлое было мне абсолютно ни к чему. Я сунула альбом на место, говоря себе, что Никки Граут и все ее мещанские штучки меня не проймут.
Чтобы быть великолепной, надо прилагать усилия. Быть Великолепной Фреди Уайер – своего рода искусство. Вот почему на следующее утро я чувствовала себя немного виноватой, после того как разом вывалила на Никки все сведения. Ерунда, женщина в состоянии воспринять очень многое.
По пути во дворец Граутов перед нашим грандиозным походом по магазинам я пообещала себе проявить ангельское терпение. Единственной сегодняшней задачей было убедить моего маленького гадкого утенка избегать ультрамодной, цветастой и отделанной побрякушками одежды.
Интересно, мне это удастся?
Горничная провела меня сквозь лабиринт изысканности и безвкусицы на веранду. Войдя, я резко остановилась. Горничная же, казалось, была абсолютно спокойна, хоть мы и увидели просто дикую картину – Никки и Говард занимались чем-то ужасно НС-ным.
Я попыталась тут же выйти за дверь, но от удивления, должно быть, произвела шум, и Грауты обернулись и увидели меня.
– Фреди! – воскликнула Никки.
Говард ухмыльнулся. Обернувшись, он уронил с головы книгу:
