— Я отменил сегодняшние съемки и даже встрял на двадцать тысяч. Одна из дамочек попалась жутко вредная.
— Так вот какие у тебя расценки? — ахнула я и вывернулась из его рук, поворачиваясь к нему лицом.
Богдан был сейчас похож на сытого довольного кота. Который лениво лежал на кровати и смотрел манящим взглядом, призывая почесать ему пушистый животик. Ну… То есть приласкать его. Например, поцеловать в кончик носа. Что я и сделала. Нежность переполняла меня. Она давно вышла за разумные пределы и не давала мне здраво рассуждать.
— Злая женщина, — улыбнулся он, зажмурившись и довольно принимая ласку. — Расскажи о себе.
И в этот момент по моему маленькому хрустальному мирку пробежала трещинка. Меня словно насильно, за волосы, пытались вытащить в реальность. А я не хотела. Не хотела. Так легко было представить, что девяти лет не было. Я не оплакивала на кладбище захоронение с его именем и изображением, оттесненными на черной могильной плите. А он… Он помнил меня и не уходил, не говорил, что перепутал по пьяни с другой.
— Что именно ты хочешь знать? Мужа нет. Уже давно. Есть дочь, которой скоро исполнится девять, — осторожно сказала я, внимательно вглядываясь в его глаза. Но ничего не изменилось. Ни на мгновение. Он внимательно меня слушал, впитывая информацию.
— Как зовут твою дочь?
— Аврора, — на выдохе произнесла я и увидела, как что-то непонятное проскользнуло в его взгляде. Всего на мгновение. Словно ему было больно, а потом опять ничего. Все тот же сытый, довольный взгляд, внимательно направленный меня.
— Красивое имя, — хрипло проговорил он.
— Живу в Москве, кручусь в ресторанном бизнесе, — обтекаемо произнесла и, пожав плечами, поспешила сменить тему: — А ты чем занимаешься, кроме соблазнения дамочек, отдыхающих на курортах?
— Ну-у-у, я бы не назвал тебя дамочкой, — лениво отозвался он и прижал меня к себе, проводя подушечками пальцев по моим выпирающим позвонкам. — Я бы и подумать не мог, что тебе больше двадцати пяти, а уже дочь девятилетняя…
— Я рано родила, — быстро ответила, вздрагивая от сладких ощущений. В этот момент его рука спустилась к ягодицам и уже оглаживала их, вызывая рой мурашек на моей коже.
Богдан прикоснулся губами к моему плечу, ловя те самые мурашки, а затем нежно мурлыкнул.
— Так интересно… на плечах у тебя столько веснушек. А на лице совсем нет?
Я закатила глаза от наслаждения и в который раз порадовалась качеству своей косметики. Другая тональная основа давно бы не выдержала такого напора. Ведь лицом я сегодня терлась и о мощную грудь Богдана, и о его едва проступившую щетину, и о постельное белье. А макияж все ещё на месте.
— Чуть-чуть есть, — хмыкнула я и поцеловала Богдана в скулу. — Ты давно занимаешься фотографией?
— Нет, как переехал в Сочи. Сначала наслаждался видами, а потом пытался их сохранить. Иногда бывают такие моменты, которые совсем не хочется терять, — Богдан произнес последнюю фразу слишком серьезно и вдумчиво, так, что у меня в груди что-то екнуло, словно за этими словами крылось нечто особенное.
Возможно, так оно и было, ведь из-за чего-то он выбрал эту профессию. Наконец-то нашел себя. Может, в этом ему помогла потеря памяти? Я прекрасно помнила его рассказы о попытках найти своё призвание во многих творческих сферах.
И через какое-то время я поняла, что так оно и было. Богдан начал рассказывать мне про искусство фотографии, про обучающие курсы, про небольшие выставки, которые проводил, и просто про то, насколько ему нравилось то, чем он занимался. Наш разговор затянулся на несколько часов, пока у меня громко не заурчало в животе.
— Черт, — резко прервал Богдан сам себя, — пойдем поедим. А потом погуляем. Хорошо?
Я прикусила губу, сдерживая дурацкую улыбку, и часто закивала.
— Десять минут, — выпалила и, подскочив с кровати, побежала в душ.
Наверное, еще никогда я не принимала душ с такой отчаянной скоростью. Уложилась в две минуты. И все оставшееся время замазывала ненавистные веснушки на плечах и по новой на лице. Оттенила брови и два раза махнула тушью по ресницам. Все.
Богдан ждал меня уже на пороге душа, голый, но с одеждой в руках. Я честно старалась не смотреть вниз, но выходило с трудом. Бочком обогнула его и торопливо выкрикнула:
— Ты ополоснись, пока я оденусь.
Замерла в паре метров от него и не могла оторвать взгляд от накачанных ягодиц. Лишь в этот момент поняла, что до этого я и не видела Богдана с такого ракурса. Только в одежде. А ведь именно с его пятой точкой я и познакомилась раньше, чем с ним самим. Богдан хлопнул дверью, а я только тогда пришла в себя, прогоняя из памяти обрывки прошлых воспоминаний. Замотала головой и приложила ладонь ко рту, кусая себя за кожу, сдерживая новую порцию слез, которая уже вот-вот хотела сорваться с моих глаз.
Сегодня я не думаю ни о чем. Сегодня у меня рай. Мой маленький хрустальный мир. Все завтра. Завтра приедет Рус, завтра он хоть что-то мне объяснит. Например, чьи останки были упокоены на кладбище. Да, я не была на похоронах Богдана, но знала, что хоронили закрытый гроб, ведь от тела практически ничего не осталось после взрыва. Но что-то все-таки да было… ведь была и экспертиза, и… А впрочем, не думать. Не думать сегодня ни о чем. Легонько хлопнула ладонью себя по губам и побежала к шкафу — выискивать в нем подходящий наряд.
Богдан пробыл в душе совсем недолго, вышел полностью одетый, с влажными волосами и порочной улыбкой на губах.
— Готова?
Я лишь кивнула ему и, вытащив ключ-карту, пошла к двери.
— Веди меня, Сусанин, — рассмеялась я, а он повел. В его любимый ресторан, отдаленный от центра, тихий и безумно уютный.
Я ела, слушала его шутки, смотрела на беззаботную улыбку и пыталась понять, влюбилась ли я в него заново. Вот так просто. Так быстро. Или я так и не переставала его любить, все это время бережно храня дорогие сердцу моменты и воспоминания о моем первом мужчине?
После того как мы поели, Богдан настоял на вечерней прогулке, не желая сидеть в ресторане дольше нужного. Я была не против. Казалось, я была заведомо согласна на любое его предложение, боясь, что если я откажусь хоть от чего-либо, то Богдан просто растает, растворится, оставшись лишь туманным наваждением.
— Так странно, в Москве совсем ранняя весна, а здесь лето. Самый разгар. Несмотря на то, что сейчас всего лишь май, — задумчиво произнесла я, рассеянно глядя на темное море, которое на горизонте сливалось с таким же темным небом. Сумерки наступали здесь слишком рано.
— Поверь мне, это даже не близко самый разгар, — Богдан рассмеялся и крепче сжал мою ладонь, притянул ее к своим губам, не целуя, просто начал обжигать своим дыханием мои пальчики, вызывая ворох мурашек по всему телу.
— Ощущаю себя восемнадцатилетней девочкой, — улыбнулась я, но ладонь отбирать не стала, тихо млея от наслаждения.
Мы прошли по всей набережной до морского вокзала, а затем в обратную сторону, задержавшись у Фестивального. Там был какой-то концерт.
— Ничего себе здесь акустика, — удивилась я, понимая, что и билеты покупать не надо. И так все слышно.
— Ты рядом здесь живешь и ни разу замечала? Концертный зал хоть и крытый, но, скажем так, с дырками, — улыбнулся он, — Там изнутри небо голубое видно. Потому и слышимость такая.
— Нет, — я качнула головой, задумавшись, — я здесь всего пару дней, наверное, концертов еще не было.
— Хочешь, сходим? Завтра? — Богдан притянул меня к себе, крепко обнимая. — Кто там завтра должен выступать?
— Нет. Нет. Не надо. Ты представляешь, какой там шум внутри?
— Да почти такой же, — рассмеялся Залесский и осторожно приник к моим губам.
Вечер совершенно незаметно перетек в ночь, которую мы провели опять в моем номере, вернувшись туда уставшими, но до безумия счастливыми. Глаза Богдана горели, и я была уверена, что на дне моих отражался тот же самый восторг.
— Если ты не веришь в любовь с первого взгляда, то самое время тебе поверить и задержаться в Сочи, — хрипло прошептал Залесский и поцеловал меня в висок, перед тем как погрузиться в безмятежный сон. Я уснула следом, потому что до утра оставались считаные часы, а тело сладко подрагивало и ныло, помня многочасовой марафон, устроенный любимым мужчиной.