— И в этот самый момент вас и щелкнули… — закончила за меня Елена Александровна.
— Получается так. — томно вздохнула я и вскочила на ноги, бросив. — Подождите здесь. Я должна Вам кое-что отдать.
Не знаю зачем, но я решила отдать матери Кирилла документы на машину. Пусть он все-таки её получит. Даже если её подарю не я, а кто-то другой. В груди закололо иголочками. Я ведь представляла, как вручу Кириллу ключи от машины его мечты. Я так этого ждала. Что ж, видно, не судьба нам это сделать.
Я достала папку с документами и вернулась в столовую. Тедди продолжал сидеть у меня на ручках, будто маленький защитник.
— Вот, отдайте это Кириллу. Соврите ему что-нибудь. Все-таки я списала крупную сумму с его счета на эту машину. Он обязан её получить. — тяжело вздохнула я и села на свою место, сглатывая комок из обиды и слез.
— Отдай ему их сама. — настойчиво проговорила Елена Александровна. — Ты так старалась.
— Я… — запнулась я и опустила глаза. — Прошу, отпустите меня. Нам обоим стоит подумать обо всем.
— Я не имею права держать тебя здесь. — глаза Елены Александровны увлажнились. — Только не разводись с ним вот так. Он же любит тебя. Они, Шведовы, все такие, что отец так себя вел при жизни, что сын. Кирилл поймет со временем…
— Кто знает… — мне больше нечего было сказать Елене Александровне. — Я не буду разводиться, если Кирилл сам не захочет.
— Он не захочет, Лерушка. — мама Кирилла осторожно утерла платочком слезы с глаз и тихо спросила. — Ты точно уезжаешь?
— Да, вопрос о моем переезде уже решен. Рейс сегодня. Пока буду в Лондоне, а дальше как пойдет. Возможно, еще где-нибудь. Работа дипломата — она такая суетная… — пооткровенничала я. — Вы, если что, звоните папе. Он обязательно Вам подскажет, как меня найти.
— Не теряйся, дорогая. — Елена Александровна встала и, подойдя ближе, крепко обняла меня. — Ты для меня за эти три года как родная доченька стала.
— А Вы для меня словно вторая мама. — призналась я.
Елена Александровна ушла. После разговора с ней мне стало легче. По крайней мере она не держит на меня зла. Мы прояснили ситуацию, даже если это был не Кирилл, а его мама. Недосказанности между нами больше нет. На сердце от этого стало легче. Я поблагодарила Елену Александровну за все, что она для меня сделала. Настояло время отпускать прошлое ради чего-то нового.
Мне пора собираться в дорогу, но под занавес я поняла, что осталось еще одно место, где нужно побывать. Не уверена, что я когда-нибудь вернусь. Будет очень жаль, если я не попаду туда до отъезда. Папа вошел в столовую и сел за свое место. Он вопросительно посмотрел на меня. Возможно, мои глаза были слегка увлажнились после разговора с Еленой Александровной, но я в порядке. Милена разговаривала по телефону. Она упомянула имя Олега пару раз. Значит, на другом конце провода говорил именно Олег. Я бы удивилась, будь это кто-то еще. Неожиданно Милена сорвалась с места и убежала, под одобрительный взгляд папы. Что ж, получается, волноваться не о чем.
— Пап, ты не занят сегодня? — решительно спросила я, как только мы остались вдвоем.
— Я свободен. Ты что-то хотела? — изогнул бровь папа.
— Да, давай навестим маму? — чуть улыбнулась я.
— Давно мы у нее не были. — кивнул папа и встал со своего места. — Через пятнадцать минут в прихожей?
— По рукам. — сказала я и побежала собираться.
Я помчалась в свою комнату и быстро нацепила на себе дежурные джинсы и худи. На улице в конце августа холодает. Папа стоял в своем необычном для меня виде. В чем же? В джинсах, кофте и куртке, на ногах носки с кроссовками. Я не помню, когда в последний раз видела его не в костюме. Кажется, это было очень давно. В детстве? Возможно, вместе мы сели в его «BMW» и поехали на Новодевичье кладбище. Одно время я одна навещала мамину могилу. Там можно было поплакать, и никто об этом не узнает. Только мама.
Мы ехали в тишине. Папа был сейчас слишком грустным для махрового оптимиста. С маминой смерти, если задуматься, он никогда не унывал. Всегда держался бодрячком, не то что я вечно сгущала краски. Наверное, все было не так плохо? А сейчас-то плохо, как мне кажется? Смотрите, я жива. Здорова. Меня ждут на новой работе в Лондоне. В конце концов отец меня не бросил. Наоборот, поддержали. Так что же в этом все плохого?
Я не успела додумать свои думы до конца. Машина остановилась. Пора идти. Мы с папой купили четыре лилии — мамины любые цветы — и вошли на территорию кладбища. Увидев белый мраморный памятник, мы ускорили шаг. Два плачущих белых ангелы держали огромную резную каменную плиту с маминой фотографией и золотыми буквами её имени. Мама была слишком молода и красива, чтобы умирать. Глядя на её фото, я подловила себя на мысли, что забыла. Забыла, как красиво она улыбалась. Как ярко горели её глаза, когда она смеялась. Каким нежным был её голос. И с какой теплотой и заботой она укладывала меня спать, напевая колыбельные. Несправедливо, что её так рано забрали у нас.
Мы с отцом молча стояли напротив памятника, и только ветер шелестел листьями деревьев неподалеку от нас. Мама спит в тихом и умиротворенном месте, это должно радовать, но все же лучше бы она была с нами. Я нагнулась и положила четыре лилии на каменную плету. Мысленно я еще раз прощалась с мамой, ведь не знаю, вернусь ли еще в России. Папа стоял рядом со мной. Сначала он был бледен, будто вспоминал день маминой смерти и похороны. Такое не забывается, нами лично проверено. Неожиданно, я заметила, как по папиной щеке бежит маленькая слезинка. Он быстро стер её и обратился ко мне:
— Она была слишком молода и талантлива.
— У нее должно было быть все еще впереди. — добавила я.
— Да, но она успела оставить после себя кое-что более ценное. — проговорил папа и тихо добавил. — Она успела оставить тебя.
На этом время Москвы для меня закончилось.
