– Ох, Вера. У меня было столько планов! Даже не поужинали… Поедем. Но завтра... С тебя ужин.
Вера.
– Детка, может, ты передумаешь? – протягивает Макар тоном обиженного ребенка. – Обещаю, я буду нежным, я…
Его дрожащий голос царапает плотный, как будто заледеневший воздух. Он касается щек и взвивает распущенные пряди, несет ароматы костра и моря.
– Нет, Макар. Прости, что не оправдала твоих ожиданий. Завтра мы с удовольствием пойдем в парк. Хочу, чтобы ты познакомился с Настей.
«… и решил, сможешь ли полюбить чужого ребенка?», – добавляю мысленно.
Мы едем в абсолютном молчании. Чувствую, как волны мужского недовольства кусают кожу, словно крошечные электрические импульсы. Отбрасываю от себя неприятные ощущения, сосредоточившись на дороге. Я хочу домой… При мыслях о доме перед глазами всплывает не родной дом или маленькая комнатка Розы Петровны, а… квартира мажора – уютная, светлая и удобная. Может, мне сделать шаг навстречу? Я же ничего не предпринимала, чтобы понравиться Артему? Мысль кажется пугающе смелой, неправдоподобной, шокирующей. А в комплекте с неуверенностью вызывает лишь страх. Я боюсь быть отвергнутой… Боюсь вырваться из совсем не комфортной зоны комфорта. Нерешительная, трусливая Каланча – вот кто я!
Макар бурчит слова прощания, паркуясь на площадке перед подъездом. Выхожу из машины, облегченно вдыхая прохладный, ночной воздух. Кажется, вечер прошел без происшествий? А завтра будет новый день: новые сомнения, страхи. Новые чувства, возможно, более яркие и крепкие, чем сегодня. А, может, напротив, они исчезнут? Растворятся, как утренний туман, сменившись равнодушием или благодарностью?
Юркаю в подъезд и поднимаюсь в квартиру. Тихонько открываю дверь своим ключом и аккуратно ступаю в прихожую. Сбрасываю туфли, прислушиваясь к звукам из гостиной. Уютная тишина квартиры прерывается поверхностным дыханием. Похоже, они спят. На цыпочках прохожу в комнату и замираю у входа, невольно залюбовавшись зрелищем, открывшимся взору. Настя спит на плече Артема, а его рука крепко прижимает дочь к груди… Два одинаковых лица, два дорогих мне человека… Слезы невольно катятся по лицу, а сердце саднит, раненое собственной ложью… Я не могу вечно молчать о ребенке… Артём должен знать о Настеньке… Утираю слезы, не в силах отвести взгляда от душещипательной картинки: Настенька в розовой пижаме, горшок, почтительно выставленный в центр комнаты, крошка Сильвия, свернувшаяся клубочком в ногах Артема. На тумбочке поблескивает блюдце с той самой морковкой, про какую говорил мажор. Эх, Вера… Куда там чувства испарятся? Кого ты обманываешь? У меня нет сил даже на душ… Я спешно умываюсь и падаю на постель, тотчас засыпая…
Просыпаюсь от маленьких ладошек, поглаживающих меня по щеке. Настюшка все-таки вспомнила про маму и пришла… Блудная дочь, не иначе.
– Мамуя… Пласыпайся. Атём усол, а я кусать хосю.
– А я спать, – бурчу сонно. Я намеренно отключила будильник, чтобы не вести дочку в садик. Да и на работу в супермаркет мне не нужно: из декретного отпуска вышла Галка Белозерова, и теперь мой график существенно поменялся.
– Ну мам…
– Встаю.
Мы так и не увиделись с Артемом… Тихонько бреду по коридору, вдыхая аромат его духов, замечая оставленные второпях вещи: галстук, чистую рубашку, брошенную на кресло, светлый пиджак. Похоже, мажор искал наряды, выбирая лучший! Убираю его вещи в шкаф и сонно плетусь на кухню…
Макар заезжает за нами ровно в семь. Весь день я маюсь, предвкушая судьбоносное событие. Сегодня все изменится навсегда – мы станем ближе или… безвозвратно отдалимся. Ребенок, словно лакмусовая бумага проявит истинные чувства, уничтожив все наносное и неискреннее. Я воспринимаю этот безобидный поход в парк, как приговор суда. Только подсудимый – наше будущее… Чувства, отношения. Конечно, Макар не подумал об автокресле... Невольно вспоминаю, как об этом без напоминания позаботился Артем. И зачем я все время их сравниваю? Того, кто питает ко мне интерес и парня, для которого я "смешная долговязая Каланча"? Вынимаю автокресло из своей "ласточки" и устанавливаю на заднем ряду шикарной машины Уланова. Мы едем, слушая Настин лепет и напряженную, почти таинственную тишину... Без слов понимаю, что Макар откладывает момент знакомства до окончания маршрута...
– Привет, я Макар, – наконец, улыбается он, присаживаясь на корточки. Протягивает Насте руку, а она боязливо прячется, обнимая мои коленки.
– Не расстраивайся, она тебе пока не доверяет, но скоро… Она привыкнет, – лепечу, не отрывая взгляда от насупленной дочери. Кого я обманываю? К Артему девчонка привязалась тотчас… Ему и слов-то подбирать не пришлось, чтобы завоевать детскую доверчивость.
– Настя, ты любишь сладкую вату? – терпеливо произносит Макар.
– Неть.
– А попкорн?
– Юбью, – отвечает с ноткой недоверия в голосе.
– Ну, идемте. Покатаемся сначала на колесе обозрения.
– Не хосю! – капризничает Настя. – Хосю на масинках, – она требовательно топает ножкой.
– Настюша, так нельзя себя вести, дочка, – пытаюсь ее успокоить. – Ну… Чего ты так испугалась? Все хорошо… Дядя Макар хороший. Ты же у меня…
– Ты девочка, – неожиданно вклинивается Макар. – От слез у девочек бывает некрасивое лицо. Ну-ка, прекрати плакать. Не то придет Бабай и тебя накажет.
Настя застывает на миг, а потом разражается еще большим плачем…
Глава 22.
Вера.
– Вер, по-моему, ты ее избаловала, – протягивает Макар, снисходительно взирая на меня с Настюшей. – Ребёнок должен уважать родителей. И старших, и…
– Спасибо за замечание, Макар, – пытаясь перекричать плачущую дочь, отвечаю я. – Да, я ее избаловала. Потому что я у нее одна. У тебя еще есть замечания? Или пожелания?
– Верочка, ну почему ты так все воспринимаешь? Я же стараюсь. Я…
– Пугая моего ребенка Бабаем? Ладно, Макар... Извини. Просто я остро воспринимаю все, что касается моей дочери. Идем на машинки?
– Она из тебя веревки вьет. А что дальше будет? Когда настанет подростковый период? – не унимается Макар.
– Когда начнется подростковый период, я буду с ней разговаривать. Долго и терпеливо. Но до этого момента я хочу сохранить доверие дочери. Ох, Макар… Давай закроем тему воспитания, ладно?
Душу заполняет липкая тревога… Страх, разочарование, грусть… Сердцем я понимаю, что мы друг другу не подходим. А разумом… Может, Макар прав? В конце концов, он имеет право на свое мнение. Что теперь – ставить на человеке крест, если он не разделяет моих взглядов на воспитание?
Настя не отлипает на меня, опасливо поглядывая на Макара. Расслабляется только после катания на пони. Макар покупает ей попкорн, мороженое в вафельном рожке, пытается взять за ручку, но… Настя никак не принимает его внимания. Насупливается и тянется ко мне. Не хочу думать о плохом и ставить точку в наших отношениях, да и на себе, как матери… Все-таки мажор был прав, когда говорил, что я экспериментирую над дочкой… Настя без особого энтузиазма соглашается прокатиться на колесе обозрения. Из закрытой кабинки не убежишь… Мы сидим, пытаясь прогнать неловкие напряжение и скованность. Макар показывает Насте простирающееся под нами море, покрытые густым мхом горы, разноцветные крыши частных гостиниц. Она теряет внимание после монотонного рассказа Макара о его первой машине. Отворачивается демонстративно и обнимает меня, всем видом показывая, что ей неинтересно.
– Я уже не знаю, что делать, Вер. Эта девочка… Она… Это просто треш какой-то, – всплескивает руками он.
– Она не девочка, Макар. А Настя.
– Ну да, Настя. Настюша, – вымученно протягивает он. – Сейчас это проклятое колесо остановится, и я отвезу вас домой.
– Пожалуй, ты прав, – хриплю я, мысленно ругая себя за глупую идею найти Насте папу. И себе… мужа…
Я хочу домой… Желаю закрыться в скорлупе одиночества и подумать о жизни. Ошибках, планах, днях, когда из нашей жизни все исчезнут – Макар, Артем и его папа. Все… Поплакать, наконец… Макар распахивает перед нами заднюю пассажирскую дверь и помогает пристегнуть ремни автокресла. Держится молодцом, отыгрывая финальные сцены роли настоящего джентльмена. Он трогается с места, а в сумочке вибрирует телефон. Погруженная в свои мысли, не сразу выуживаю его. Надо же, Роза Петровна…
