— Насколько именно это сложно, дорогая?
Она задрала свой милый носик и пронеслась мимо него.
— Я ненавижу тебя.
— Ты это не всерьез, — сказал он, наступая ей на пятки. — Для кого этот второй кофе, потому что, черт возьми, он точно не для Слэйда. Он сейчас где-то далеко, пытается собрать свои яйца воедино, детка. Это было поэтично.
— Твоя эпитафия будет поэтичной, как только я тебя придушу.
— Твои руки на мне — идеально.
Она остановилась, бросила на него чопорный взгляд, от которого у него защемило ширинку, а затем она начала выливать одну из чашек кофе на землю.
— Ты почувствуешь себя по-настоящему виноватой, когда узнаешь, что я принес тебе брауни с розовой глазурью.
Она изогнула запястье, спасая пару дюймов кофе от выплескивания.
— Ты это сделал?
Уэс промычал подтверждение.
— В тон тем штанам, в которых твои ягодицы выглядят обтягивающе и сексуально.
Медленно покачав головой, она закончила выливать содержимое чашки на землю.
— Я не могу поверить, что позволила тебе поцеловать меня.
— Мы сделали больше, чем просто поцеловались, и ты хочешь сделать это снова.
Продолжая свой путь к задней части дома, она фыркнула ему через плечо.
— Печально, насколько ты бредишь.
— Я мог бы сказать тебе то же самое.
— Нет, если только ты не захочешь получить этот кофе себе на голову. — Она замедлила шаг и остановилась перед рамами, на создание которых он потратил все утро.
— Когда это произошло?
Уэс подошел к ней и позволил их плечам соприкоснуться. Позволил себе вдохнуть ее аромат магнолии.
— Я же говорил тебе, что наверстаю упущенное вчера время. Я держу свое слово.
— Так и есть. — Ее светлые брови сошлись на переносице. — Кто отвез Лауру в сад?
Ее забота о его племяннице и ее распорядке дня наполнили теплом его грудь.
— Чужеземец Рингтон — эта ранняя пташка. Она была в восторге от компании.
— О, хорошо. — Бетани расправила плечи, ее взгляд танцующе поднялся, чтобы встретиться с его и так же быстро ускользнул. Но не раньше, чем он увидел, что она помнит прошлую ночь, каждое ее мгновение. То, как он покусывал ее восхитительные сиськи, пока она не кончила, то, как их рты ощущались так, словно они воссоединились после долгого отсутствия. Она помнила и была в центре того, чтобы быть брошенной это пекло, так же, как и он.
— Ну, эм… оконщик здесь, чтобы снять мерки. Думаю, мне лучше приступить к работе.
Уэс кивнул, неохотно расставаясь с ней.
— Хорошо.
Она повернулась к дому, но не сделала ни малейшего движения, чтобы войти внутрь.
— Уэс? — Он проследил за ее взглядом туда, где оператор делал панорамную съемку заднего двора, включая их самих.
— Да?
— Все идет хорошо? — Она указала на дом. — Все?
Усилием воли он остановил себя, чтобы не потянуться к ней, что она уткнулась лицом в его шею, прогоняя свое беспокойство. Господи, он любил эту женщину, просившую у него утешения.
— Все идет просто отлично, Бетани.
Она повернулась к нему, закусив губу.
— Правда?
— Ремонт грязный вплоть до последнего мазка краски, детка. Так оно и происходит, — сказал он. — Это… тяжело для тебя?
Ее кивок был легким.
— Все должно быть идеально.
Расскажи мне все. Возложи это на меня.
— Почему?
— Что "почему"? — растерянно спросила она. — Почему это должно быть идеально? Потому что именно этого люди ожидают от меня. Это то, чего я ожидаю от себя.
— Что ж, не надо. Ожидание совершенства может привести только к разочарованию. Кроме того, именно недостатки придают человеку характер. Вот где скрывается красота.
Казалось, она пережевывает это и не обращает на это внимания.
— Мы говорим о доме, а не о человеке.
— Правильно. — Он поймал ее дрожащую руку и нахмурился. Приглядевшись к ней поближе, он заметил маленькое красное пятнышко кожи у нее на шее. Не задумываясь, он протянул руку и коснулся ее подушечками пальцев.
— Что это такое?
Она быстро отступила за пределы его досягаемости.
— Ничего. Просто некоторое раздражение.
— Прошлой ночью его там не было. Я помню каждый дюйм, который ты мне показала
— Это ничего!
— Тогда дай мне посмотреть. — Она закатила глаза и дерзко дернула бедром, но застыла как статуя, когда он подошел ближе, приспуская воротник ее белой хлопковой футболки. Внешне он никак не отреагировал, но трактор пропахал его живот, переворачивая почву.
— Ты делаешь это с собой, дорогая?
— В этом нет ничего особенного. Это просто стресс.
— Когда дела идут не идеально.
— Да. Иногда. — Он услышал, как она сглотнула. — Все время.
Его убивало осознание того, что когда-то он верил, что у нее все в порядке, когда на самом деле ей нужно было кому-то довериться. Она не была холодной и невозмутимой, как предполагали люди. Ни в коем случае, черт возьми. — У меня в грузовике есть аптечка первой помощи. Позволь мне намазать его чем-нибудь, и тогда ты оставишь его в покое на весь день.
— Не командуй мной.
Честность сделала его голос грубым.
— Мне не нравится видеть на тебе эту отметину.
Ее губы приоткрылись на выдохе.
— Ты не сможешь увидеть это, пока не подойдешь очень близко, но люди смогут увидеть повязку, если ты ее наденешь мне. Она будет выглядывать наружу.
— Кого это волнует?
— Меня это волнует, — пробормотала она. — Я знаю об этом.
Здесь многое происходило. Уэс хотел знать о всех сомнениях и неуверенности в ее голове, но он подозревал, что если он будет настаивать еще немного, она закроется. На самом деле, он был благодарен ей за то, что она открылась ему сегодня утром. Он был готов поспорить, что она делала это не со многими людьми, если вообще с кем-то делала. Но она сделала это ради человека, которого, как она когда-то утверждала, ненавидела.
Это очень сложно, — действительно.
— Тогда просто немного мази, хорошо?
Она неохотно кивнула ему, и Уэс повел ее к своему грузовику, положив руку ей на поясницу. Он не спускал с нее глаз, пока забирал аптечку, на случай, если она попытается сбежать. Вместо этого она довольствовалась тем, что пила кофе и выглядела нетерпеливой, но он видел ее насквозь. Предоставить ему доступ к красному пятну, вероятно, было нелегко для нее, и он был уязвлен.
Очень похоже на то, каким он был прошлой ночью, когда Лаура сказала “ Я люблю тебя”.
Эти женщины разделывали его, как индейку на День благодарения.
Однако он хотел поцеловать эту женщину самым ужасным образом, и возникший в результате узел в животе заставил его пальцы дрожать, когда он наносил мазь на гладкое основание ее шеи. Но он никогда не был трусом. Ни единого дня в его жизни. К тому же она дала ему повод для гордости, позволив привести в порядок ее шею. Теперь настала его очередь.
— Рискуя еще больше все усложнить, Бетани, я хочу пригласить тебя куда-нибудь.
— Что?
— Не веди себя так, будто это какая-то безумная идея. Ты бы позволила мне отвести тебя в постель прошлой ночью, если бы я не отправил тебя домой.
Она уставилась на него, но Уэс мог видеть благодарность в ее глазах. Эта женщина предпочитала спарринг с ним, и он дал ей возможность переварить последнее.
— Я поехала домой добровольно, большое тебе спасибо. Но даже если бы я осталась, это огромный скачок, чтобы начать встречаться.
— Я не говорил "встречаться". Я сказал "свидание". Но если ты настаиваешь, что мы встречаемся, я не собираюсь тебе противоречить.
— Ты работал с полиуретаном сегодня утром? Ты его нюхал? — Уэс засмеялся.
— То есть ты хочешь сказать, что тебя нужно как-то убедить.
Бетани отодвинулась за пределы его досягаемости.
— Мне кажется это не очень хорошей идеей.
— Ты сказала, что это сложно, детка. Слышал это ясно, как божий день.
— Я имела в виду, что у меня от тебя несварение желудка.
Эта женщина. Она была таким гребаным произведением искусства, что было мучительно стоять так близко, не обнимая ее, не целуя, не шепча ей что-то.
