угадывались очертания зданий и людей. Потом, часам к десяти, туман обычно рассеивался, и ненадолго выглядывало солнце. Иногда. Но похоже, что сегодня будет пасмурно.
Лара автоматически открыла холодильник, помедитировала на полупустые полки и закрыла его. Надо привыкать к тому, что ничего «вкусненького» в доме больше нет.
Зато есть красивая теплая куртка, классные удобные ботинки, а еще новые носки, трусы и три тысячи крон в сухом остатке, на которые надо как-то жить еще целый месяц. Обеды в столовой отменяются, шоколадки и йогурты, на которые раньше денег со скрипом, но хватало, тоже отменяются. По утрам будет каша или яйца, на обед макароны, на ужин, наверное, тоже макароны. Раз в два-три дня можно покупать курицу. Хорошим и дешевым вариантом было бы варить супы, но Лара их не очень любила, а давиться через силу целой кастрюлей супа — так себе идея.
Дома теперь было скучно и пусто. Холодильник не радовал, в соседней комнате было непривычно тихо, и в голову сразу лезли мысли о том, где сейчас Мирек, куда и к кому он ушел и что же делать, когда вернется.
Чтобы не думать о еде (особенно о вкусной еде!) и о своем соседе, Лара все свободное время гуляла. В удобных теплых ботинках и нормальной куртке это было действительно удовольствием. Она обошла практически все пражские парки, всласть пошуршала листьями и даже несколько раз плюхнулась с разбегу в кучу листвы, совершенно не задумываясь о том, как это выглядит со стороны. Основательно изучив исторический центр, она стала больше гулять в нетуристических жилых районах, где не было красивых церквей и старинных зданий, зато были школы, супермаркеты, жилые дома и офисные здания. И это помогало узнать Прагу совсем с другой стороны — не золотой и блестящей, а серой и будничной, где вместо туристов были спешащие по своим делам люди, умиротворенные мамы с детьми и патлатые подростки на самокатах и скейтах. Правда, при виде скейта Лара всегда вздрагивала, потому что перед глазами моментально рисовался один наглый скейтер с прищуренными зелеными глазами и ленивой усмешкой на красивых губах.
Кроме так некстати возникающих мыслей о Миреке, прогулки омрачали натыканные повсюду кафешки, из которых так соблазнительно пахло кофе и свежей выпечкой. И иногда Лара не сдерживалась и вместо обеда (и ужина) покупала себе вкуснейший капучино с нежной молочной пенкой. Или огромную булочку с заварным кремом. Или ароматный глинтвейн, от которого волшебно пахло апельсином, пряностями и Новым годом.
Это были маленькие радости, крохотный праздник, за который приходилось расплачиваться макаронами на ужин без всего или кашей на воде. Но чаще Лара просто не ела ничего, если лимит на еду в этот день был уже исчерпан. И, кстати, это оказалось вовсе не так страшно, как она вначале думала. Привыкла. Человек ко всему привыкает.
Она даже почти привыкла к тому, что в соседней комнате пусто, поэтому когда через полторы недели пришла с прогулки и увидела в коридоре знакомые кроссовки и куртку, сердце испуганно подскочило и бешено забилось где-то в горле.
Дверь комнаты открылась, Мирек стоял и молча смотрел на Лару. Повязки на руке не было, только более бледная кожа там, где был гипс, указывала на недавнюю травму.
— Уже срослась? — неловко спросила Лара.
— Да, — мотнул головой Мирек. И ей ужасно — до зуда в кончиках пальцах — захотелось провести ладонями по его руке, потрогать, какая на ощупь кожа после гипса, вспомнить линии татуировок. А потом взъерошить и без того встрепанные черные волосы и нежно-нежно коснуться четко очерченных губ.
Видимо, что-то такое мелькнуло в её взгляде, потому что Мирек вдруг шагнул вперед и хрипло спросил:
— Скучала?
— Вот еще, — максимально правдоподобно фыркнула Лара.
— Понял, — Мирек беззастенчиво скользил по ней взглядом. — Мне идти в университет и отчислять себя?
Лара помедлила.
— Нет, — выговорила она непослушными губами.
Мирек едва не задохнулся. Похоже, что он хоть и надеялся на такой ответ, но в целом на него не рассчитывал. Взгляд, вначале вспыхнувший недоверием, теперь обжигал дикой, первобытной радостью.
— Лара, — низко, хрипло проговорил он и, сделав шаг вперед, прижал её к себе. Обеими руками, как давно хотел. — Моя… моя…
«Что ты делаешь, дура?!» — орал здравый смысл в Лариной голове. — «Беги! Пусть делает, что хочет: хоть отчисляется, хоть с крыши прыгает! О себе лучше подумай, идиотка!»
Но этот голос становился все тише и тише, потому что рев крови в ушах заглушал все доводы разума. И Мирек с таким упоением целовал её, что именно это казалось сейчас самым важным. Важнее работы, важнее карьеры и блестящего будущего.
Важнее всего на свете.
Тем более, что никто ничего не узнает. Ведь не узнает, правда?
— Мир, — оторвалась она на мгновение от его губ, и он замер, удивленный непривычной формой своего имени. — Только… мы попробуем… если мне не понравится, на этом все закончится. Совсем все, хорошо?
— Тебе понравится, — самоуверенно ухмыльнулся он и потянул её в свою комнату.
Глава 15. Хотелось как лучше
— Я выброшу, — Мирек стянул презерватив и неловко кивнул в сторону кухни.
— Да, да, конечно, — Лара накинула на себя одеяло, как будто замерзла, но на самом деле ей просто было дико, ужасно, безумно некомфортно. Зачем? Зачем она снова на это согласилась? Надеялась, что с Миреком будет иначе, чем с теми странными мужиками, с которыми у нее был когда-то секс? Но ведь вначале и было все по-другому! Как в фильмах, как в любовных романах, когда все тело тянет от желания, во рту предательски пересыхает, а между ног мокнет. И так остро и сладко было с ним целоваться, и трогал он её тоже так, что внутри все замирало. Почему же ничего не вышло?
Сначала они как-то очень быстро разделись. Мирек смотрел на неё тяжелым темным взглядом, а Лара боялась поднять глаза, смущаясь от того, что в комнате слишком светло. Потом они стали целоваться, трогать друг друга, и возбуждение опять начало нарастать, она даже застонала, когда Мирек провел пальцами между её ног и умело приласкал чувствительный клитор. Так хотелось,
