но не болезненно, а приятно, хочется потянуться и замурлыкать. Не как после удара башкой, а как после… секса.
Фа-а-ак. Только не это!
- Выспалась? - сухо интересуется он.
- Да, - отвечаю лаконично. - Ну что, идем?
- Идем. Только постель приберём. Лучше оставить все, как было.
- Да, точно, - бормочу сконфуженно, что сама не подумала об этом, и тороплюсь исправиться. - Я помогу.
А заодно посмотрю, нет ли на белье следов ну… от чересчур реального сна.
Суечусь, мешаю Сойеру, тяну на себя одеяла, чтобы открыть полностью простыни, а про себя думаю: "Просто спроси у него, было или нет".
Но тут же возражаю сама себе: "Как это "спроси"? Вот прям так и спросить - а не трахались ли мы с тобой вчера, любезный пасынок? А если он скажет "нет"?"
"Ответишь "как жаль", порыдаешь в подушку, но перестанешь, наконец, психовать".
Придумать, что сказать, если вдруг он ответит "да", я не успеваю - кровать заправлена.
И на постели, вроде, всё чисто, так что надобность в вопросе отпадает. Да я и не думала всерьез его задавать.
Мы выходим из домика, по-честному запираем за собой дверь. На замке, кстати, никаких следов взлома, но расспрашивать Волчека о его профессиональных уловках я не собираюсь. Себе дороже. Возьмет, да и расскажет, живи потом с этим. Хоть и очень любопытно, если честно.
- Ты точно можешь идти? - спрашивает Сойер на улице, когда я щурюсь, адаптируясь к нестерпимо яркому дневному свету.
Это не проявление заботы, его голос холоден и официален - еще один аргумент в пользу того, что ничего не было. Обычно после секса между двумя людьми намечается потепление. Мы же, похоже, там же, где и начали. И короткое перемирие, объявленное на время совместной попойки, закончилось.
Ну, тем лучше.
- А ты предлагаешь меня понести? - отвечаю с вызовом.
- Могу и понести, если надо. Но предпочту, чтобы ты ждала меня тут. Как видишь, бояться нечего. Ничего ночью с нами не случилось.
- А что должно было случиться? - сразу настораживаюсь я, вновь ощутив, как возвращается липкий страх.
Что-то он имел в виду, упомянув ночь. Что? Неужели все-таки это был не сон? О май гад, самое время провалиться под землю… Хотя где ты видишь землю? Ну ладно, согласна провалиться под чертов снег!
Температура тела резко подскакивает, кровь приливает к щекам и ушам.
- Нападение медведей, если я правильно помню твой вчерашний послеобморочный бред, - скалится Волчек.
Накатившее облегчение затмевает обиду на замечание о бреде.
Бред однозначно лучше секса.
Ну, не в том смысле… Ну вы поняли.
Сойеру я ничего не отвечаю, а просто шагаю вперед. Даю ответ не словом, а делом.
- Левее держись, - командует он, а когда я оборачиваюсь, демонстрирует компас.
- Это из домика? - ахаю я.
- Да, как и все, что в этом рюкзаке. Я верну, - обещает он с презрительной улыбочкой и обгоняет меня.
Мне остается лишь следовать за ним. Не похоже, что он будет меня ждать, а без него я и с компасом не найду дорогу.
Ну, дороги в общепринятом понимании тут никакой и нет. И даже тропинки нет или направления. Есть елки, сосны и снег. Бесконечный рыхлый снег. Сыпучая крупянистая каша, в которую по колено проваливаются ноги, и каждый шаг дается с трудом. Когда сил уже совсем нет, и я на каждый шаг начинаю спотыкаться, Волчек предлагает отдохнуть.
Я плюхаюсь там же, где стояла, не заботясь ни о чем. Я слишком устала.
Но он заставляет меня подняться и пересесть на расстеленный коврик для йоги, который достал из рюкзака. Сам садится позади, разведя ноги по обе стороны от меня, и придвигается вплотную. Я устала и замерзла, и голодна, и ужасно хочу пить, но когда он так близко, не могу не реагировать. Не могу думать ни о чем, кроме близости наших тел.
- Просто чтобы не терять тепло, - объясняет он безэмоционально, и я киваю.
Типа поняла.
Но я не поняла. Не способна понять. Не сейчас.
Сердце трепыхается, между ног пульсирует, а к сухому горлу подбирается комок.
Он сует мне в руки термокружку.
- Не обожгись.
От нее, правда, идет пар.
- Откуда? - не веря своим глазам, спрашиваю посиневшими губами.
- Оттуда. В доме был электрический чайник, но мало воды, поэтому пришлось скрыть от тебя ее наличие. До крайней необходимости.
- Уже крайняя? - с надеждой.
- Пей.
Я делаю глоток и чувствую, как горячая, но уже не обжигающая, жидкость стекает по гортани дальше, распространяя по телу приятное и такое нужное тепло. Живительное, потому что я сразу оживаю. Распускаюсь, как почки весной.
Как подснежники при наступлении апреля.
Возвращаю кружку Волчеку и почти улыбаюсь.
И неожиданно думаю, что вот он, подходящий момент, чтобы, все же, спросить его, было ли этой ночью между нами что-то или это тоже послеобморочный бред. Выяснить раз и навсегда.
Даже если придется еще раз увидеть его презрительную ухмылку.
Лучше знать наверняка, чем строить догадки и мучиться.
И я спрашиваю:
- Далеко еще?
Ну, пару слов перепутала, да. Признаюсь.
- Не знаю. В доме была карта, но без указания масштаба. Я понял направление, но не определил расстояние. Так что…
Я заставляю себя встать.
- Тогда хватит отдыхать. Мы должны дойти до наступления ночи.
Он поднимается и сворачивает коврик.
На удивление я иду даже бодрее, чем до привала. То ли эффект от пары глотков горячей воды настолько сильный, то ли мотивация не ночевать под открытым небом зимой в лесу так подстегивает, но я шагаю быстро и не ною.
И первой выхожу к подъемникам.
Сойер
Идиот!
Конченый придурок!
Павлик Морозов хренов…
О чем я думал, вообще? Как мог позволить себе распустить руки и… не только?..
Ночью это казалось так правильно, так естественно, так смертельно необходимо.
Причем смертельно в прямом смысле. С заходом солнца дом начал стремительно остывать, и никакое количество одеял не спасало ситуацию.
Я долго не мог уснуть из-за близости Хэвен, на которую безотказно реагировал мой юный друг… У меня много разных талантов, как унаследованных, так и удачно приобретенных, включая способность быстро засыпать в любых условиях, но в список любых, как оказалось, точно не входит наличие каменного стояка.
И я полночи развлекался тем, что пялился на нее,
