играми.
С лёгкой, убийственной улыбкой он смотрит на Ставроса.
— Разве не так?
Ставрос напряжённо сидит на своём стуле, выглядя так, словно хотел бы оказаться где-нибудь не здесь.
— Исключительно онлайн.
Когда Кейдж приподнимает брови, Ставрос прочищает горло и поправляет галстук.
— Я владею компанией по разработке программного обеспечения.
— А.
Когда он больше ничего не добавляет и только продолжает бросать на Ставроса испытующий взгляд, Ставрос опускает взгляд на стол.
При этом бормоча:
— Мы будем рады выплатить Максиму любую сумму, которую он сочтёт справедливой для беспрепятственного продолжения работы.
— Включая задолженность.
Мускул на челюсти Ставроса напрягается.
— Конечно.
— Замечательно. Рада, что мы всё это уладили. Пожалуйста, извините меня на минутку, — говорю я.
Я отодвигаю стул и иду к входу в ресторан, мои щёки пылают, а пульс учащается. Не знаю точно, куда направляюсь, знаю только, что мне нужно было уйти от этого стола.
Я так и знала.
Я знала, что он опасен, с того самого момента, как увидела его.
Вопрос в том, почему я не убежала?
У стойки администратора я резко поворачиваю направо в сторону уборных. Коридор помимо двух дверей уборных заканчивается ещё одной дверью, в которую я протискиваюсь.
Я оказываюсь в комнате отдыха для сотрудников. Посреди комнаты стоит квадратный стол, окружённый стульями. У одной стены вереница металлических шкафчиков. На другой висит телевизор. Кроме меня, здесь никого нет.
Прежде чем я успеваю рухнуть в ближайшее кресло, Кейдж врывается в дверь.
— Остановись, — твёрдо говорю я, грозя Кейджу пальцем, когда он приближается. — Стой на месте. Больше ни шагу. — Он игнорирует мой приказ и подходит ближе. — Я серьёзно, Кейдж! Или мне лучше звать тебя Казимир? Я не хочу сейчас с тобой разговаривать!
— Я тоже не хочу с тобой разговаривать, — рычит он и хватает меня.
Мой возглас удивления прерывается жёстким, требовательным поцелуем.
Кейдж оттягивает мою голову назад, запустив руку в мои волосы, и высасывает из меня весь воздух, пока я не начинаю задыхаться. Кейдж завёл одну мою руку за спину, крепко держа меня за запястье, но моя вторая рука упирается ему в грудь.
Это бесполезно. Он слишком силён.
Кейдж целует меня, пока я не издаю тихий, умоляющий горловой звук. Затем он отстраняется, дыша так же тяжело, как и я.
— Ты знала, что я не был мальчиком из церковного хора, — рычит он.
— Если ты думаешь, что это снимет тебя с крючка, подумай ещё раз.
— Я говорил тебе, что я не был хорошим парнем.
— Но и не сказал, что руководишь русской мафией.
— Я и не руковожу. — Кейдж делает паузу. — Тот, кто руководит, отбывает срок. Я второй по старшинству.
— Господи!
— Никто из нас не без греха.
Я издаю едкий смешок.
— Серьёзно? Это твой аргумент в пользу того, почему я должна продолжать встречаться с тобой?
Взгляд Кейджа горит огнём. Есть в его взгляде нечто опасное. Что-то животное.
Никогда не видела ничего более прекрасного.
— Нет. Это мой аргумент в пользу того, почему ты должна продолжать встречаться со мной, — рычит Кейдж.
Он снова целует меня, так жадно, что мои колени подгибаются.
Часть меня хочет вырваться. Хочется прикусить ему язык и сказать, чтобы он убирался обратно в ту адскую дыру, из которой он явился, и оставил меня в покое навсегда.
Большая часть меня – более глупая часть, по-видимому, – хочет всего, что он может мне дать, и ей наплевать на всё остальное.
Это и вправду ужасно, что у меня так долго не было секса. Я думаю, что моя грустная и одинокая вагина теперь захватила всё моё тело.
Кейдж прижимает меня к стене. Его поцелуй горячий и требовательный. Его большие ручищи блуждают по мне, сжимая и лаская, заявляя о своих правах.
Руками обнимаю Кейджа за широченные плечи. Я целую его в ответ, так же жадно, как он целует меня, отодвигая в сторону двойственность своей натуры. Чистое удовольствие от его вкуса и ощущения Кейджа рядом со мной внезапно становится важнее всего остального.
Я же могу возненавидеть его позже. Прямо сейчас я не в своём уме.
Вот почему люди принимают плохие решения, влюбляясь.
Всему виной чувство эйфории. Это пульсирующее, обжигающее кожу, обнажающее душу ощущение того, что ты жив. По-настоящему жив. Это удовольствие, которое начинается с боли и взрывается фейерверком от чего-то такого простого, как прикосновение.
Это грубое, пронизывающее до костей чувство, что независимо от того, насколько это неправильно, это всё равно в подавляющем большинстве правильно.
Кейдж засовывает руку мне под платье, разом оказываясь у меня между ног.
Прямо мне в ухо он хрипло говорит:
— Продолжай. Скажи мне, что ты меня не хочешь. Скажи, что больше не хочешь меня видеть. Скажи мне любую ложь, какую захочешь, но твоя сладкая киска скажет мне правду. Твои грёбаные трусики уже насквозь промокли.
Мне хочется кричать от отчаяния.
И только потому, что он прав.
Когда Кейдж снова касается моих губ, я издаю стон ему прямо в рот. Он издаёт ответный рык. Кейдж глубоко целует меня, потирая рукой мои трусики, пока моё тело не берет верх, и мои бёдра не начинают двигаться в такт движениям его пальцев.
Щеки горят, тело дрожит, я шире раздвигаю бёдра и покачиваюсь по мановению его руки.
Он сексуально произносит мне на ухо:
— Ты хочешь мои губы там, не так ли, красавица? Ты хочешь, чтобы я поедал эту мокрую маленькую киску, пока ты не кончишь мне на лицо.
Я бормочу нечто, похожее на отрицание. Это лишь заставляет его смеяться.
— Нет, хочешь. — Когда Кейдж щиплет мой набухший клитор через ткань трусиков, я дёргаюсь и стону. От этого он заводится ещё больше.
— Да, ты, блядь, этого хочешь. Ты хочешь мой язык, мои пальцы и мой член одновременно. Ты хочешь меня точно так же сильно, как я хочу тебя. Ты хочешь отдать мне всю себя, и это сводит меня с ума, потому что я знаю, что ты не дашь этого никому другому, — шепчет он.
Кейдж скользит пальцами под мои трусики, поглаживая мои влажные складки, дразня бутон моего клитора большим пальцем.
— Скажи только слово, и я встану на колени и заставлю тебя кончить. Я заставлю тебя кончить своим ртом, потом я трахну тебя у этой стены и заставлю кончить на мой член, пока я буду сосать
